Как и при изложении прочих авторов, мы отказываемся от полной передачи всех выводов исследования, а ограничиваемся только областью психологии мысли и, кроме того, из этой последней выбираем то, что является наиболее характерным для Вюрцбургской школы.
Типичной для вюрцбургской психологии является уже трактовка зрительных представлений.
Относительно способа вхождения зрительных представлений констатируется отсутствие каких–нибудь особенных наблюдений: представление просто налично. Реже замечается какая–нибудь особенная деятельность субъекта при этом [386]. Зрительные представления могут, далее, характеризоваться различной степенью своего развития, «распускания» (Entfaltung) в сознании, начиная от простой «интенции» и пространственного «направления на что–нибудь» и кончая такими представлениями, которые достигают почти ясности галлюцинаций. Вот пример для низшей стадии развития представлений, для «пространственной направленности».
Vp. I (задача: назвать «координированный предмет»). «Церковь» — «башня» (Время: 809 σ): «Сомнение, не принадлежит ли башня к церкви; потом мысль об итальянских церквах, в которых башня иногда самостоятельна. Здесь, без сомнения, рудименты оптических образов, которые можно видеть при более ясной конкретизации (Veranschaulichung); больше—сознание направления» [387].
Мессер отмечает несколько степеней ясности зрительных представлений [388]. С этим он соединяет различение представлений по их определенности и степени, общности [389]. Различаются представления и по их самостоятельности и полноте, смотря по тому, относятся ли они к частям предмета или к свойствам его [390]. Все эти точки зрения на представления как на несамостоятельный и текучий материал вполне в духе Вюрцбургской школы. Сюда же относится и несколько замечаний о моторных составных частях переживаний при реакциях [391], равно как и все учение об ассоциации и репродукции [392].
Непосредственный интерес представляет для нас учение о понимании слов и о воспроизведении значений.
Обыкновенно понимание слова создается одновременно с прочитыванием его. Но надо строго отличать переживание слова как слова и слова как носителя известного значения. При некоторых условиях в особенности заметно это разделение. Так, неизвестность слова, ошибка при чтении раздражителя, многозначность слова, недостаточное знание языка, усталость и т. д. — все это бывает причиной того, что можно понимать звуки слова, но некоторое время не понимать его значения [393]· Это, однако, еще не значит, что процесс понимания значения может быть тем самым проанализирован [394].
Наиболее содержательным (в смысле возможности уловить) является то понимание слова, которое можно назвать «сознанием сферы» (Spharenbewusstsein), куда относится слово, или, как любит выражаться Vp. II, «своеобразное состояние, в котором точно знаешь, к какой области мысли принадлежит это слово». Более точно «сознание сферы» рисуется или как переживание подчиняемого понятия, или как целая область, к которой чтонибудь принадлежит, или как переживание, что нужно назвать координированное понятие или вообще нечто соотносящееся [395]. С этим «сознанием сферы» родственны некоторые другие факты, напр. сознание синонимичных слов (с данным словом) [396].
Вообще переживания значения слов можно делить на две группы. Одни переживания недоступны дальнейшему анализу[—это] общее, так сказать, понимание; другие представляют собою более сознательное и определенное понимание значения, где наблюдается спецификация (Prazisierung) значения, ограничение смысла [397].
Мессер различает простое вербальное понимание и конкретизацию значения через какое–нибудь воззрение. Это Anschauung может быть как в зрительных ощущениях, так и во вкусе персика или в чувстве трагического [398]. В показаниях испытуемых Мессер не встретил того, что заставило бы говорить о воззрении как о необходимом спутнике понимания. Оно только специфицирует и уясняет смысл [399]. Обращая внимание на роль «конкретных», т. е. воззрительных, элементов в последующем ходе эксперимента, Мессер констатирует обратное временное соотношение слова и значения. Если при понимании раздражителя сначала понимается само слово, а уже потом его смысл, то в реакции наоборот [400]. Здесь наблюдаются те же две основные формы понимания значения, с прибавлением несколько усложненных случаев изучения при сложных раздражителях [401].
Психологии суждения отведен специальный отдел исследования. — Между испытуемыми и руководителем было условлено понимать под суждением «тот процесс мысли, который находит в предложении высказывания (конечно, в «осмысленном») свое полное словесное выражение» [402]. Первый вопрос, интересовавший Мессера в области психологии суждения, был след.: «Отличается ли суждение как переживание, т. е. как процесс сознания, от «репродукции на ассоциативной основе», или, короче говоря, от ассоциаций?» [403]Показания испытуемых дали Мессеру eine erfreuliche IJbereinstimmung [404]в том, что они считали существенным признаком переживания суждения: отношение между представлениями раздражителя и реакцией, которое ближе характеризуется как предикативное отношение, или отношение высказывания (Aussagebeziehung), должно быть предварено намерением (должно «иметься в виду») или по крайней мере должно быть воспринято (muss gewollt («gemeint») oder wenigstens anerkannt werden) [405]. Мессер ссылается здесь на Aufgabe Уотта и Кюльпе, Absicht Марбе, determinierenden Tendenzen [406]Аха, считая это подкреплением своих выводов [407]. Он хочет оправдать в особенности термин «задание». Обыкновенно эти «задачи» понимаются как школьные задачи или уроки. Но этот термин применим и ко всякому вопросу, который нам кем–нибудь задается. Так, заданием будет и тональность в музыке, напр. d, dis или des, потому что она некоторым образом определяет последовательность тонов [408]. Часто задания настолько обычны и постоянны, что они «сами собой разумеются» и делаются бессознательными. Только специальная рефлексия проливает на них яркий свет [409]. Отличие заданий от простой ассоциативной последовательности представлений имеет большое методическое значение. Как изучение качества, интенсивности, пространственных и временных свойств и т. д. все это не имеет значения для психологии суждения [410]и для мышления, где есть своя «трансцендентнЪсть», своё «интенциональное» отношение к предмету, отсутствующему в простых образах и ощущениях. Тот, кто захотел бы восприятие и мышление характеризовать исключительно при помощи понятий представления и ощущения, был бы подобен человеку, определяющему достоинство денег на основании изучения материала, из которого они состоят [411]. Нужно, далее, помнить, что понятие интенциональности еще не вводит нас в пределы логики и гносеологии; оно характеризует собой только самое переживание [412].
