Итак, Пуллен узнал о помолвке поздно вечером в субботу, полиция уже установи­ла, что вечером он был в Королевском те­атре, в Стрэтфорде, с компанией со сво­ей работы, на празднике не был.

Далглишу с трудом удалось выпроводить говорливую миссис Пуллен на кухню и за­дать ее сыну несколько вопросов. Дерек тоже сердито выговаривал матери, чтобы она их одних оставила. Он явно ждал прихода Дал­глиша. Когда мать сказала, что пришли Далглиш с Мартином, он вскочил со сту­ла с решительным и вместе с тем жалост­ным видом человека, потратившего все свои скудные душевные запасы на ожидание этой минуты. Далглиш беседовал с ним очень мягко. Словно с собственным сыном гово­рил, Мартин уже знал эту его манеру. На­дежный способ, когда имеешь дело с не­врастениками, людьми эмоциональными, особенно если их тяготит чувство вины. Чувство вины, думал Мартин, – забавная вещь. Парнишка этот небось и виноват-то только в том, что пару раз обнял ее да по­целовал, но покоя ведь себе не найдет, пока не выложит все кому-нибудь. С другой сто­роны, он может быть убийцей. Если так, страх заставит его молчать подольше. Но в конце концов он расколется. Скоро он пой­мет, что Далглиш – терпеливый, нестрогий, всемогущий заступник, духовный отец, перед которым он жаждет открыться. А по­том – другая беда; попробуй застенографируй его бред – начнет себя обвинять, виноватиться. Сам себя выдаст, Далглиш это от­лично знал. Сержант Мартин, не отличав­шийся сентиментальностью, не раз думал, до чего же у сыщика паршивая работенка.

Но пока что Пуллен вел себя на допро­се нормально. Признался, что проходил мимо Мартингейла в субботу поздно вечером. За­нимался, готовился к экзаменам и решил перед сном прогуляться. Он часто гуляет поздно вечером. Мать может подтвердить. Он взял конверт из Венесуэлы, найденный в комнате Салли, нацепил погнутые очки и, близоруко щурясь, стал рассматривать нацарапанные даты. Потом тихо сказал, что это он писал. Конверт – от его друга из Южной Америки. Он записал на нем вре­мя, когда сможет повстречаться с Салли Джапп. Не помнит, когда отдал его ей, но даты – дни их свиданий в прошлом месяце.

– Она обычно запирала дверь и спуска­лась к вам по водосточной трубе? – спро­сил Далглиш. – Не бойтесь выдать ее сек­рета. Мы нашли отпечатки ее рук на тру­бе. Что вы делали во время ваших свида­ний?

– Пару раз гуляли по саду. А чаще си­дели в старой конюшне, что напротив ее комнаты, и разговаривали. – Ему вид­но, показалось, что на лице Далглиша не­доверие, он вспыхнул и сказал, оправды­ваясь: – Мы не занимались любовью, если вы об этом. Мне кажется, все полицей­ские подозревают в людях только грязные намерения, но она была не такой.

– А какой? – мягко спросил Далг­лиш. – о чем вы говорили?

– Да о чем угодно. Обо всем. Ей не хватало приятеля-сверстника. Ей, конечно, несладко жилось в приюте, но там можно было с дев­чонками пошутить. У нее была поразитель­ная мимика. Я буквально видел и слышал как лопочет мисс Лидделл. Она и о своем доме рассказывала. Ее родители погибли в воину. У нее все по-другому бы сложилось если бы они были живы. Отец у нее пре­подавал в университете, они совсем не так жили, как ее тетка. Культурно жили., по-другому, в общем.

Далглиш подумал, что Салли Джапп очень любила давать волю воображению, а в Де­реке Пуллене она нашла доверчивого слу­шателя. Но в этих свиданиях было еще что-то, о чем Пуллен предпочел не рассказы­вать. Девчонка использовала его в каких-то целях. Но в каких?

– Вы приглядывали за ее малышом, когда она ездила во вторник в Лондон накануне смерти?

Это был выстрел в темноте, но Пуллен вроде бы и не удивился, что Далглиш зна­ет об этом.

– Да. Я работаю в муниципалитете и могу, когда надо, взять отгул. Салли ска­зала, что ей надо поехать в город. Почему бы ей не съездить, подумал я. Может, в кино хочет сходить или по магазинам пройтись Другие же матери могут…

– Странно, что Салли не оставила ма­лыша в Мартингейле, раз ей надо было ехать в Лондон. Миссис Балтитафт, верно, иногда оставалась с ним. Эта конспирация, прав­да, какая-то неестественная.

– Салли всегда так. Любила секреты. Я думаю, когда она убегала по ночам из Мартингейла, она получала удовольствие от самого этого факта. Иногда мне казалось, что не так-то уж она и радуется нашим сви­даниям. Беспокоилась за малыша, ко сну ее клонило. Но ей нужны были эти свида­ния. Сама мысль, что она убегает из дома, доставляла ей на следующее утро удоволь­ствие.

– А вы не говорили ей, что если о ва­ших свиданиях прознают, то всыпят вам обоим?

– Мне-то с какой стати? – ответил Пуллен мрачно.

– Вы, по-моему, только прикидывае­тесь простачком. Готов поверить, что вы с мисс Джапп не были любовниками, по­тому как думаю, что умею разбираться, когда мне лгут, а когда правду говорят, да и слова ваши совпадают с тем, что я знаю о вас. Но ведь вы вряд ли можете рассчитывать, что другие окажутся столь же понятливы­ми. Факты истолковываются с точки зре­ния общепринятых взглядов так, как боль­шинство видит их, особенно в конкретных обстоятельствах.

– Это верно. Раз у девушки незаконный ребенок, она должна быть нимфоманкой.

Парнишка произнес последнее слово не­уверенно, будто он только что узнал его и в первый раз применил.

– Видите ли, я сомневаюсь, знают ли они, что это слово обозначает. Может, у людей действительно мерзкие мозги, но просто удивляет, как часто эта мерзость торжествует. Не думаю, что Салли Джапп была до кон­ца откровенна с вами, когда убегала из Мартингейла в конюшни. Наверняка вы тоже об этом задумывались.

– Да, согласен.

Парень убито глядел в сторону, а Далг­лиш ждал. Он чувствовал, что тот еще что-то хочет ему объяснить, но мучается от своего косноязычия, от того, что не сообразит, как объяснить двум полицейским офицерам, которые и знать-то ее не знали, какая она, Салли, – живая, веселая, бесшабашная. Да это и понятно. Он не сомневался в том, как рассказ Пуллена будет воспринят при­сяжными заседателями, и радовался, что это уж не его забота – втолковывать дю­жине мужиков, что молоденькая, хорошень­кая и уже попавшая к судьбе в немилость женщина по ночам выскальзывала из спальни, бросала малыша, хоть и ненадолго, исклю­чительно из любви к задушевным беседам с Дереком Пулленом.

– Мисс Джапп никогда не говорила вам, что боится кого-нибудь, что у нее есть враг? – спросил он.

– Нет. Не больно важная птица, чтоб у нее враги были.

«До субботнего вечера их не было», – подумал Далглиш.

– Она никогда не была с вами откро­венна насчет ребенка? Насчет того, кто его отец?

– Нет. – Парнишка в какой-то мере преодолел свой страх, голос его звучал хмуро.

– Она не говорила вам, зачем ей нуж­но было поехать в Лондон в прошлый чет­верг?

– Нет. Попросила приглядеть за Джимми, потому что надоело таскать коляску по лесу и хотелось сбежать из деревни. Мы дого­ворились, что она отдаст мне его на стан­ции Ливерпул-стрит. Прихватила с собой складную коляску, и я пошел с ним в парк святого Иакова, а вечером вернул ей ма­лыша, домой мы возвращались порознь. Не хотел давать повод нашим сплетницам языками чесать.

– Вы никогда не допускали мысли, что она влюблена в вас?

– Да я точно знаю, что нет. – Он метнул на Далглиша взгляд и сказал, словно сам этот доверительный вопрос поразил его: – Она даже не разрешала мне дотрагиваться до нее.

Далглиш переждал, а потом спокойно сказал:

– Это не ваши обычные очки? А что с вашими?

Парень сдернул очки и прикрыл стекла руками жалким в своей бессмысленности же­стом. Потом, осознав значение этого ин­стинктивного жеста, полез в карман за но­совым платком и сделал вид, будто проти­рает их.

Дрожащими руками он водрузил очки сно­ва себе на нос, косо, кое-как, и сказал еле слышным со страху голосом:

– Потерял я свои. Вернее, разбил. Чинить отдал.

– Разбил тогда же, когда синяк схва­тил?

– Да. На дерево налетел.

– Да что вы! На удивление в этих мес­тах деревья опасные. Доктор Макси сказал мне, что поцарапал палец о дерево. Мо­жет, это одно и то же дерево?