— Или Авидану? — добавил Сол.

— Теперь вот приехали вы и спрашиваете, почему я так подозрительна. Кто этот Авидан? Почему он интересует вас и остальных?

— О священнике я ничего не могу сказать, — ответил Сол. — Для меня он такая же загадка, как и для вас. Но те два израильтянина наверняка агенты разведки Моссад. Авидан раньше работал на них. Если кто-то из этой организации — даже тот, кто вышел в отставку, — исчезает, они хотят знать почему, особенно если это связано с другим исчезновением их бывшего сотрудника. С исчезновением отца моей жены.

Женщина набрала побольше воздуху:

— Политика? Я не хочу иметь дел с политикой.

— Мы не уверены в том, что это политика. Это может быть личное дело, связанное с чем-то в прошлом. Если честно, мы не знаем. Но для нас — это личное дело.

— Вы из Моссада? Эрика колебалась:

— Раньше я работала на них.

— Политика.

— Я сказала “раньше”. Пожалуйста, поймите, мы сказали вам больше, чем должны бы были. Как мы можем заставить вас поверить нам?

— Как? Скажите мне, как сделать так, чтобы избавиться от приезжающих сюда, которых интересует Авидан?

— Если вы нам поможете, может, нам удастся выяснить, что с ним случилось, и тогда сюда перестанут приезжать интересующиеся Авиданом.

Женщина изучающе посмотрела на Сола и Эрику.

— Мы можем осмотреть домик Авидана? — спросил Сол. Женщина не шелохнулась. Сол затаил дыхание. Она кивнула.

Жилище Авидана было за домом и сараем, выше по пастбищу. За ним на крутых, каменистых склонах густо росли деревья. Воздух Альп был чистым, сладким, с легким ароматом хвойных.

Маленький одноэтажный домик был сложен из бревен. На крыше торчала давно нуждающаяся в чистке ржавая труба. Сол огляделся вокруг: внизу — зеленая долина, вдалеке — озера, справа, в километре от этого места, частично скрытые деревьями, виднелись деревенские дома.

Почему Авидан выбрал такой примитивный, заброшенный дом, подумал Сол.

— Как долго он здесь прожил? — спросил Сол женщину.

— Он пришел сюда осенью в октябре.

— Планировал провести здесь зиму?

— Он представился писателем. Сказал, что ему нужны покой и уединение, чтобы закончить роман.

Отставник Моссада — писатель? — подумал Сол. Возможно. Возможно все, что угодно. Но вероятно ли? Когда начинают дуть зимние ветра… Покой и одиночество? Авидан, безусловно, добился этих условий в самой крайней форме. Что заставило его выбрать именно это место?

Они вошли в домик. Он был разделен на комнату и кухню. Камина не было, для отопления дома, как и для приготовления пищи, служила большая, черная плита, которую топили дровами. В обеих частях дома царила спартанская обстановка. Стены обшиты досками из сосны. Сколоченные доски на козлах заменяли кухонный стол, рядом стояла лавка. Кроме того, там были: простой сервант, кресло-качалка и еще одна лавка вдоль стены. Вместо кровати — койка с набитыми соломой матрацами. Над облупленным бюро висело треснутое зеркало, ящики трюмо были выложены пожелтевшими газетами за 1975 год, там лежала кое-какая одежда. Полки на стене рядом с бюро были заставлены книгами, в основном об истории Израиля. То тут, то там по стенам висели фотографии с видами израильской пустыни, людных улиц Тель-Авива… В кухне Эрика осмотрела сервант — там были лишь пластиковая посуда и консервы. Под раковиной стояла тумбочка с туалетными принадлежностями.

Проведя здесь зиму, можно сойти с ума, подумал Сол.

Он повернулся к хозяйке фермы:

— По вашим словам, ничего здесь не трогали, поскольку думали, что он в любой день может вернуться. Не похоже, что ему пришлось бы многое упаковывать.

— Если он писал роман, — сказала Эрика, — то, наверное, взял его с собой. Пишущей машинки я не заметила, рукописи тоже.

Хозяйка стояла в открытых дверях, из-за солнечного света был различим только ее силуэт.

— С октября по февраль я его почти не видела. Иногда так валил снег, что из моего дома невозможно было разглядеть этот домик. Временами мне казалось, что его занесло снегом. Но в ясные дни я видела, как из трубы валит дым, и переставала волноваться. В первый день каждого месяца Авидан пробирался сюда по заснеженному пастбищу и платил ренту.

Сол вспомнил, как женщина говорила, что ее оставил муж. Ежемесячная плата от Авидана была для нее слишком существенным подспорьем, чтобы ее волновала экстравагантность жильца.

— Что-то было не так — я чувствовала это. И когда он исчез, я решила ничего не трогать, на случай, если полиция возобновит дело.

— Но, как я понимаю, вы не думаете, что священнику и израильтянам удалось что-нибудь выяснить, — сказал Сол. — Мы можем просмотреть все книги, проверить все продукты, простучать пол. Догадываюсь, что мы только зря потеряем время. Авидан был профессионалом.

— Священник и израильтяне считали, что могут переиграть меня, попросту обмануть, — раздраженно сказала женщина, — никто из них не предложил денег.

Сол напрягся.

— А если мы предложим вам деньги?

— Тяжело справляться с хозяйством одной.

— Конечно, — сказала Эрика. — Мы хотим помочь вам. Но ограничены в средствах. Ведь мы недавно покинули свой дом в Израиле. Но мы с удовольствием поможем вам.

Женщина задумалась, посмотрела по сторонам и назвала цифру. Сумма была приличная, почти половина того, что дал Эрике и Солу Миша. Но расстаться с деньгами имело смысл — судя по лицу хозяйки фермы, у нее была ценная информация.

— Договорились, — сказал Сол. — Конечно, если вы не собираетесь показать нам какую-нибудь старую книжку с адресами или…

— Дневник, — сказала женщина. — Начало датировано октябрем прошлого года, он вел его, пока не исчез. Там написано об этом домике. Об этом самом. Есть фотографии. Мне от них дурно стало.

Эрика шагнула вперед:

— Как они у вас оказались?

— Я нашла место, где все это было спрятано.

— Да, но как?

— После того как священник обыскал домик Авидана, мне стало интересно, что же он искал. Когда я поняла, что он действительно ушел, я поднялась сюда и тоже все обыскала. Я простучала пол. Стены. Потолок. Я даже сдвинула плиту и подняла кирпичи.

— И?

— Ничего не нашла. Но священник не все осмотрел, — сказала женщина. — Он не знал повседневную жизнь Авидана. Он не поставил себя на его место. Есть еще одно строение.

— Сортир, — понял Сол.

— Там под доской я и нашла дневник и фотографии. Каждый день он ходил туда по тропинке, прорытой в снегу, и брал дневник с собой.

— Дневник стоит той суммы, которую вы назвали?

— Об этом вам судить. Сумму вы знаете. Эрика потянулась к карману:

— Деньги австрийские.

— Мне все равно, хоть японские. Это Швейцария — здесь принимают любую валюту, — женщина пересчитала деньги.

— И где же то, за что мы заплатили?

— Идемте в дом.

Они сидели за столом на кухне. Пока хозяйка готовила кофе, Сол открыл завернутый в полиэтилен пакет. Он содрогнулся, увидев фотографии. Эрика трясущимися руками перебирала снимки.

Немецкие концентрационные лагеря. Солдаты SS направили автоматы на выпрыгивающих из грузовиков и товарных вагонов беженцев. Изможденные пленники с голодными глазами смотрят из-за колючей проволоки. Бесконечные рвы, полные трупов, присыпанных негашеной известью, рядом бульдозеры приготовились засыпать их землей. Газовые камеры, голые люди — в основном дети, старики, женщины, — они так прижаты друг к другу, что умирали стоя. Открытые двери массивных печей. Невообразимое количество пепла и костей.

Сол просмотрел их все, каждую из них, и, когда уже отложил их в сторону, он опять понял то, что знал и до этого, — человеческая изощренность в изобретении жестокости не имеет границ.

Он сложил фотографии вместе и положил их на стол изображением вниз.

— Такая жизнь не стоит того, чтобы жить, — сказал он срывающимся голосом. — Бог знает, что еще в этом дневнике…