С вагонов, которые скрывали тяжёлые танки, феи ловко и быстро сорвали стены с крышей, оставив одну платформу.

— Ого, экий сарай! — присвистнул Прохор, когда перед нашими глазами предстала первая бронированная машина. Угловатая форма, как у всех немецких танков, внушительная башня с длинноствольной пушкой, увенчанная массивным дульным тормозом.

— Угу, вызывает уважение, — кивнул я.

— Зачем они тебе, Киррлис? — поинтересовался он.

— Не знаю, — пожал я плечами. — Правда, не знаю. Просто появилась возможность заполучить в свои руки эти штуки. Тем более, эту парочку смотрел сам немецкий правитель, этот фюрер Гитлер. И я пока не знаю как, но как-то использую этот момент.

— Москве продашь?

— Может быть.

Между тем мои подчинённые закрепили несколько стальных тросов на танках. За тросы ухватились феи и подняли многотонные машины в воздух.

В этот момент ко мне подошёл немецкий капитан, завербованный в Германии моим вассалом интендантом. Командир отряда охраны танков, выдаваемых за груз особых боеприпасов, отправленных на Восточный фронт.

— Господин, — резко кивнул он и вытянулся в струнку.

— Вольно, — на рефлексах ответил я, привыкнув к похожему поведению у своих подчинённых их числа бывших красноармейцев.

— Разрешите вопрос, — получив утвердительный кивок, он продолжил. — Моя часть договора выполнена?

— Да.

— Договорённости насчёт моей семьи в силе? — продолжил он задавать вопросы. Его аура кипела и светилась мрачными оттенками обречённости, отчаянной надежды и решительности. И, кажется, я догадываюсь, откуда всё это взялось. Что ж, если я не ошибаюсь, то…

— Разумеется. В ближайшие дни они получат финансовую поддержку и лечение, — подтвердил я.

— Благодарю, — он вновь вытянулся и резко кивнул, после чего быстрым шагом направился к поезду, к вагонам, рядом с которыми лежали немногочисленные мёртвые тела тех солдат, которые погибли самыми последними уже после остановки состава.

— Чегось это он задумал? — пробормотал Прохор.

— Увидишь. Нам это не навредит, не волнуйся.

Подойдя к вагону, немецкий капитан достал из кобуры пистолет, поднёс его к виску и спустил курок. На хлёсткий звук пистолетного выстрела оглянулись все, оценили картину, кто-то пожал плечами, кто-то что-то казал товарищу рядом, после чего работа вновь закипела.

— Хоть и враг, но солдат, — только и сказал Прохор.

Вскоре все работы были завершены. Снятые гусеницы и катки были закреплены на броне танков. На них же активированы дополнительные облегчающие амулеты, чтобы феям было проще с транспортировкой.

— Уходим! Отряд зачистки, здесь всё спалить дотла! — громко крикнул я.

Дело происходило поздним вечером. К тому моменту, когда немцы подняли тревогу, окончательно стемнело и найти нас в лесу сало невозможно. Хотя гитлеровцы очень старались, отправив несколько воздушных разведчиков. Наездникам на грифонах, которые кружили над нашей колонной, очень хотелось спустить этих гадов с небес на землю. Но я запретил.

Больше всего проблем доставила переноска танков в лесу. Деревья слишком тесно росли друг к другу, а трофеи оказались слишком внушительными. Очень часто приходилось останавливаться и рубить стволы, а затем их оттаскивать в сторону. Феи вымотались так, что по прилёту в лагерь они упали на землю, как листва с осенних деревьев, и замерли там без движений. Другим летающим малявкам, которые несли дежурство в Цитадели, пришлось на руках разносить своих соплеменниц по их домам-деревьям.

Захваченные танки я поставил недалеко от озера. Там им соорудили навесы из жердей и досок и оставили в покое. Их время наступит позже.

Наверное, стоит рассказать про обстановку на фронте, который с недавних пор проходил совсем рядом с моим лесом. Немцы создали очень плотную линию укреплений вдоль дороги от Лепеля до Полоцка. Оба города были превращены в мощные оборонительные очаги за короткий срок. Еврейское гетто и два лагеря с пленными красноармейцами и местными жителями были расформированы и отправлены далеко на северо-запад в местечко Шарковщина. Там по данным моих разведчиков уже имелись два гетто на окраине посёлка. За прошлую осень и минувшую зиму гитлеровцы в них уморили не одну тысячу мужчин, женщин и детей.

С южной стороны моих лесов немцы не стали делать сплошной линии. Вместо этого создали крупные опорные очаги в самых удобных местах и пустили частые патрули между ними.

Красная армия прочно закрепилась в Витебске. Немалую роль в этом сыграл я, фактически закрыв город почти с двух сторон и забрав на себя огромные силы врагов. Немцы наседают на Витебск с юга, севера и частично с северо-запада. Там, где ещё сравнительно недавно был партизанский край, сейчас всё кишело солдатами в фельдграу.

Под моим контролем оказался лесисто-болотный край в виде треугольника с вершинами Витебск, Лепель и Полоцк. Этот треугольник почти пополам рассекала Западная Двина. Наибольшая концентрация моей дружины находилась в районе Цитадели, от дороги Лепель-Полоцк до Двины, от Горян до Бочейково. В зоне треугольника находилось несколько деревень и хуторов. На текущий момент население там сильно уменьшилось. Но уже с конца апреля люди стали прибывать в них. Многие из новых жителей были те, кого согнали немцы с родной земли во время создания новой линии фронта. Разумеется, там были все — гражданские, дезертиры ещё с сорок первого года, еврейские беглецы из тех, кто до сир пор избежал ловчих сетей гитлеровцев, немецкие агенты. В каждой деревне и хуторе уже побывали мои подчинённые и разъяснили что к чему. Ничего конкретного не сказали, кроме того, что любой немецкий пособник будет казнён на месте. То же относилось и к преступникам. Чуть позже, например, летом стоит покрепче взять эти поселения в свои руки.

Зачем мне это? Всё просто: я хочу стать, если не правителем небольшого баронства, так хотя бы наместником треугольника. Немного подумал и решил, что даже согласен принять над собой власть Москвы в некоторой степени за такую возможность. Вроде как Сталин очень умный человек и вполне дойдёт до мысли, что не стоит приказывать то, что я не выполню. В свою очередь я могу обещать, что не буду часто делать то, что не понравится властям страны. Увы, совсем уж без таких экзерсисов не обойдётся из-за специфики моих занятий и разницы менталитетов.

«Но лучше отделить это кусок земли, как независимую территорию. У СССР земли полно, не обеднеют», — помечтал я. Но тут, опять же, всё упиралось в характер Сталина. Не тот он человек, чтобы отдавать кому-то просто так свои земли. К тому же я совершил лёгкую ошибку, когда делал больше необходимого для пользы СССР. Русские поимели с меня на порядки больше, чем я с них. И это дало им ложную мысль, что на моей шее можно и дальше кататься. Отсюда и растут ноги наглости Шелехова, приведшей к нашей с ним конфронтации.

Впрочем, об этом пока рано говорить.

— Здравствуйте, товарищ Киррлис.

— Здравствуйте, Аристарх Ильич, — ответил я на приветствие гостя.

Аристарх Ильич Швиц оказался новым послом из Москвы ко мне. Невысокий сильно пожилой мужчина с морщинистым лицом, седыми волосами и крупными залысинами. Но аура у него была очень хорошая. Не без чёрных пятен, конечно, но у кого их не бывает на седьмом десятке лет? Швица с его сопровождающими встретили мои патрульные на другом берегу Двины. Пять бойцов НКВД, вооружённых до зубов, и сам посол, который пришёл в галифе и гимнастёрке без знаков различия. Только на серой фуражке краснела маленькая рубиновая звёздочка с серпом и молотом. Оружия у него не было, даже ножа на поясе или за голенищем сапог. Возможно, что-то имелось в чемодане и большом вещевом мешке, с которыми он прибыл ко мне.

— Я от руководства страны с просьбой восстановить прежние отношения.

— С просьбой?

— С просьбой, — подтвердил он. — Конечно, когда меня готовили, то подразумевалась иная суть. Но я смею считать себя не настолько глупым, чтобы передавать слова тех людей. Их не иначе как требованиями можно назвать.