Он видел такие в комнатах Гоминика Халвора, доктора магии, под руководством которого изучал темные искусства в Триггойне: фалангарии и двойные колбы, гексафоры и амматепиласы, армиллярные сферы и астролябии, перегонные кубы и тому подобное.

Но здесь ничего такого не было. Престимион увидел лишь несколько невзрачных на вид приспособлений, лежащих в непонятном порядке на верхних полках простого, некрашеного книжного шкафа, в кот тором не было больше ничего. Он понятия не имел о их предназначении — они легко могли оказаться счетными машинками или другими вполне прозаическими предметами, вроде того прибора, который Престимион якобы продавал в Сти. Или простыми геомагнитными приборчиками, которые он видел на полуночном базаре в Бомбифэйле, в ту ночь, когда впервые встретил Мондиганд-Климда, и которые су-сухирис с презрением отверг как бесполезные подделки. Маловероятно, чтобы Мондигад-Климд держал у себя подобные предметы, решил Престимион. Но его поразило, что их так мало.

Мондиганд-Климд обставил свои полупустые помещения только самой необходимой мебелью. В главной комнате Престимион увидел приспособление для сна, которое используют су-сухирисы, пару стульев для посетителей-людей и маленький столик, с небрежно разбросанными на нем малоинтересными на вид несколькими книгами и брошюрами. В других комнатах было вещей еще меньше, или они вовсе оставались пустыми, а древние каменные стены ничто не украшало.

Вся обстановка производила устрашающее впечатление стерильности.

— Кажется, это было беспокойное для вас путешествие, — сразу же произнес маг.

— Ты это видишь, не так ли?

— Не нужно даже владеть искусством магии, чтобы это заметить, ваша светлость.

Престимион мрачно улыбнулся:

— Это так очевидно? Да, наверное. И наяву, и во сне я видел очень многое, что предпочел бы не видеть. Все именно так, как мне сообщали: в мире царит безумие, Мондиганд-Климд. И в гораздо большем масштабе, чем я полагал.

Мондиганд-Климд ответил двойным кивком, но ничего не сказал.

— Некоторые бродят по улицам, как во сне, смеются сами с собой, плачут или кричат, — рассказывал Престимион. — Родственник графа Файзиоло в Сти называет себя лордом Престимионом и ради собственного удовольствия топит суда, которые ему попадаются на реке. В Гоикмаре… — Он вспомнил о тех трех монетах, которые сунул ему в руку нищий и которые были у него с собой, достал их из кармана и выложил перед Мондиганд-Климдом. — Это я получил от бедного старого сумасшедшего, который подошел к нам и хотел продать ржавый ящик, набитый серебряными реалами, за пригоршню крон. Посмотри, Мондиганд-Климд, этим монетам тысячи лет. Это лорд Сиррут, и лорд Гуаделум, а вот…

Су-сухирис выложил все три монеты в аккуратный ряд на своей худой, белой ладони. Левая голова бросила на Престимиона загадочный взгляд.

— Вы купили весь ящик, милорд?

— Как я мог? Но я дал ему немного денег в качестве милостыни, и он в ответ насильно навязал нам эти три монеты, а потом повернулся и убежал.

— Мне кажется, он не так безумен, как вы полагаете.

И вы правильно поступили, что отказались. Эти монеты фальшивые.

— Фальшивые?

Мондиганд-Климд накрыл монеты ладонью другой руки и некоторое время оставался неподвижным.

— Я чувствую колебания их атомов, — сказал он. — У этих монет сердцевина из бронзы и всего лишь тонкий слой серебра сверху. Я мог бы легко соскоблить верхний слой ногтем. Разве могли десятиреаловые монеты лорда Сиррута в основе своей быть бронзовыми? — Су-сухирис отдал обратно монеты. — Множество безумцев бродит по планете, милорд, но ваш бедный старик из Гоикмара не принадлежит к их числу. Он просто мошенник, вот и все.

— Это меня даже утешает, — ответил Престимион самым легкомысленным тоном, на который был способен в тот момент. — По крайней мере, хоть у одного еще сохранился здравый рассудок! Но откуда исходит все это безумие, как тебе кажется? Септах Мелайн говорит что оно может быть связано с уничтожением памяти: якобы в мозгу людей образовался вакуум — там, где прежде находились воспоминания о войне, — и этот вакуум заполнили разного рода странные мысли и идеи.

— Я вижу определенную мудрость в этой догадке, милорд. В определенный день несколько месяцев назад я почувствовал, как в меня входит какая-то пустота, хоть и не представлял себе ее причины. Но у меня хватило сил устоять перед натиском этой пустоты. Другим, очевидно, не так повезло.

Чувство вины и стыда охватило Престимиона после слов су-сухириса. Могло ли это быть правдой? Неужели из-за его решения, принятого спонтанно на поле боя у Тегомарского гребня, всю планету охватило безумие?

Нет, подумал он. Нет, и еще раз нет. Теория Септаха Мелайна неверна. Эти события не связаны друг с другом. Среди многомиллиардного населения планеты всегда найдется немалое число сумасшедших. И то, что мы столкнулись с таким количеством случаев именно сейчас, всего лишь простое совпадение.

— Как бы то ни было, — сказал Престимион, прогоняя от себя грустные мысли, — когда-нибудь потом мы выясним, правда ли это. А пока вот что: скоро мы снова покинем Замок на несколько недель или даже месяцев, чтобы нанести официальные визиты в некоторые города Горы. До моего отъезда следует закончить дело Дантирии Самбайла.

— И что бы вы хотели предпринять, милорд?

Ты говорил не так давно о том, чтобы вернуть ему воспоминания о гражданской войне. Действительно ли это возможно?

— Любое заклятие может снять тот, кто его наложил.

— Это сделали Хезмон Горе из Триггойна и его отец Гоминик Халвор. Но они уехали на север, домой, и если я их сейчас призову, они смогут вернуться лишь через много недель. Да и в любом случае они сами уже не имеют ни малейшего представления о том, что именно я попросил их сделать.

На лицах Мондиганд-Климда промелькнуло изумление.

— Неужели, милорд?

— Забвение было полным, Мондиганд-Климд. Исключением стали лишь Септах Мелайн, Гиялорис и я.

И с того дня ты — единственный, кто узнал о случившемся.

— Вот как?!

— Я вовсе не жажду, чтобы об этом узнал кто-то еще, даже Гоминик Халвор и его сын. Но Дантирия Самбайл был тогда главным организатором и вдохновителем захвата власти, и за это должен быть наказан, а карать человека за то, о чем он не знает, нехорошо.

Я хочу увидеть в нем хотя бы каплю раскаяния, перед тем как вынесу приговор. Или по меньшей мере хоть какое-то сознание заслуженное™ того наказания, к которому я намерен его приговорить. Скажи мне, Мондиганд-Климд, ты смог бы снять с него заклятие забвения?

Су-сухирис несколько мгновений не отвечал.

— Весьма вероятно, смог бы, милорд.

— Ты заколебался. Почему?

— Я обдумывал последствия такого поступка и увидел… ну, некоторые сомнительные моменты.

Престимион бросил на него озадаченный взгляд и нахмурился.

— Вырази свою мысль как можно яснее, Мондиганд-Климд.

Еще одна короткая пауза.

— Вы знаете, как я вижу будущее, милорд?

— Откуда мне это знать?

— Тогда позвольте мне объяснить. — Су-сухирис прикоснулся правой рукой к правому лбу, а потом к левому — Среди всех разумных существ известной вселенной, милорд, только представители моей расы обладают двойным мозгом. Не с двойной личностью, несмотря на наш обычай носить два отдельных имени, а просто с двойным мозгом. Одна личность разделена на две черепные коробки. Я могу говорить тем ртом или этим, как пожелаю; могу повернуть ту голову или эту, чтобы что-то увидеть; но все равно личность моя остается единой. Каждый мозг обладает способностью размышлять отдельно и независимо от другого. Но они также могут объединяться в общем усилии.

— Понимаю, — произнес Престимион, который почти ничего не понял и гадал, к чему клонит его собеседник.

— Вы думаете, милорд, что наше предвидение будущего достигается курением благовоний и бормотанием заклинаний, вызовом демонов и темных сил и тому подобным? Нет, милорд. Мы действуем не так. Такие колдуны, как чародеи из Тидиаса, могут пользоваться подобными методами, да еще своими бронзовыми треногами и разноцветными порошками, песнопениями и заклинаниями. Но не мы. — Он провел ладонью с растопыренными пальцами перед обоими лицами. — Мы устанавливаем связь между одним мозгом и другим.