На высеченном из камня лице не дёргается ни один мускул. Сложив руки на груди — от чего кожа куртки едва не трещит по швам — амбал переводит на меня свои буравчики и долго изучает из-под лениво полуприкрытых век. Ничего не говоря, кивает за спину на вход и сторонится.

Это он мне, что ли?

Оглядываюсь — позади кучка отсеянных поддатых подростков, больше никого. Разглаживаю ладонями на строгой офисной юбке складки и, под шипение из забракованной толпы «сучка», гордо миную фейс-контроль.

Как и в прошлый раз помещение содрогается от басов, голова тут же начинает гудеть от какофонии звуков и удушающего аромата разгорячённых тел и алкогольных паро́в.

Что я здесь делаю? Да я даже в период студенчества подобные злачные места избегала. Не то чтобы я всё свободное время коротала только в филармонии, я так же как и все тусовалась, посещала вечеринки, но этот клуб… это же адский притон! Вокруг снуют патлатые рокеры в кожаных косухах, девицы в мини и обтягивающих донельзя скинни, и я — в приталенном пиджаке и со стильной сумочкой Прадо.

Прийти сюда было полным безумием, чем я только думала? Да Олега удар хватит, если он узнает, где именно я штудировала отчёт для Артура.

Я начала врать своему мужчине — очень и очень плохо. И всё ради чего?

«Кого!» — пищит мысленная подсказчица, поправляя. — «Ты же сюда ради Ганса притащилась».

Терпеть не могу эту въедливую зануду!

Прижав к груди сумку, миную забитую до отказа лаунж-зону и двигаюсь к беснующейся толпе.

Если я не ослышалась, то Курт сказал, что он здесь работает. Судя по его развязному прикиду — рваным джинсам и футболке с изображением известного на весь мир кубинского революционера, по тряпкам он явно не загоняется. Так что да, эта атмосфера вполне в его духе. Но только вот кем он здесь трудится? Официант? Бармен??

Уборщик?..

И, допустим, я его сейчас увижу, и что скажу? Что передумала, и явилась-таки на концерт потрясти хаером вместе с неформалами из вип-ложа?

Встаю на цыпочки и пытаюсь рассмотреть, кто же там топчет сцену. Судя по звукам, там однозначно кого-то пытают под гитарный запил. Или же пытают самим запилом, что страшнее…

— "Я вытрясу из тябя ду-у-шу-у-у-у" — разрывается в микрофон волосатый мужлан, сгибаясь пополам, словно в приступе кишечных коликов.

Изгнание дьявола из Эмили Роуз — мамины поцелуи, по сравнению с тем, что творится с этим парнем.

Я люблю музыку, в студенчестве даже увлекалась брутальным бойз-бендом Ред Хот Чили Пепперс, но к подобной вакханалии звука мои нежные уши готовы не были. Могу поклясться, что в прошлый мой визит здесь не было так шумно. Да, кровавая Мэри отшибает память, но не настолько же.

Дьявольская симфония постепенно стихает, и толпа со свистом провожает квартет с дурацким названием «Бледная поганка».

— Ирэ́н, ты куда собралась? С минуты на минуту на сцену выйдет красавчик, — слышу где-то сбоку гнусавый писк и оборачиваюсь: троица желторотых первокурсниц с клонированными губами-пельменями переминаются на тощих ножках, держа в руках по «Голубой лагуне».

— Уже́ сейчас? Тогда потерплю, не хочу ничего пропустить! — загорается спешащая куда-то секундой ранее Ирэн, выуживая из крошечного клатча зеркальце. — Как я выгляжу, Софи́?

— Прекрати мазать то и дело свой свисток, он всё равно не разглядит тебя в толпе, — упрекает пельмень номер раз, и пельмень номер два согласно кивает, поддерживая подругу по конвейеру.

Мимо протискивается щуплый парнишка и, словно между делом, впечатывает свою тощую ладонь в мой зад. Возмущённо ойкаю и оборачиваюсь, дабы впечатать шпильку своих лодочек мерзавцу в пах, как тут же меня сносит волной нафуфыренных девиц, утягивая за собой ближе к сцене.

Что тут, чёрт возьми, происходит? Объявили кастинг на обладательницу самых выдающихся арбузов? Тогда что здесь делаю я со своими нектаринами?

А если ещё места за ширину татуированных бровей будут присваивать, я тогда вообще с позором продую!

Мне неуютно, я чувствую себя не в своей тарелке. Потащилась непонятно куда ведо́мая духом запоздалого бунтарства. И сдался мне этот фашист? Это совсем, совсем ведь на меня не похоже! Куда подевалась взрослая рассудительная Ульяна? Я должна сейчас нежиться в объятиях своего мужчины, фантазируя, где мы проведём нашу десятую годовщину, а не толкаться в ночном клубе, выслеживая покинувшего родные пенаты бракованного арийца.

Ощущаю в кармане жужжание входящего сообщения и, кое-как изловчившись, чудом не проткнув локтем надутый дирижабль стоящей рядом блондинки, оживляю пальцем экран.

"Юбка просто секси. Тебе идёт".

Распахиваю широко глаза и, стараясь не привлекать лишнего внимания, осматриваюсь по сторонам. Не понимаю когда, но толпа рокеров куда-то рассосалась, и теперь пространство возле сцены напоминает бахчёвое поле. Дыни, арбузы, тыквы — и всё это в облаке приторных духов.

Повзрослевший фанклуб Джастина Бибера вышел на новую охоту?

И где же Курт! Если он видит мою юбку (неужто и правда секси?!), стало быть, он где-то поблизости.

Снова осматриваюсь. Бармен у стойки виртуозно лавирует шейкером — высокий, смуглый, но на Ганса не смахивает даже отдалённо.

Может, он на фейс-контроле стоит, заменяет малыша Алёшу? Хотя с его комплекцией это вряд ли. Ему скорее по подиуму надо круги нарезать, чем растаскивать поддатых тинейджеров у входа.

Крепче сжимаю телефон и гипнотизирую короткое предложение.

"Юбка секси".

Какой… смелый комплимент. Олег бы сказал: "твой наряд очарователен" или "юбка отлично гармонирует с этой причёской". Но секси… какое вульгарное слово! Вульгарное, но… приятное.

Давлю улыбку и быстро набираю: «Не знаю, о какой юбке речь. Я дома. В пижаме сплю»… и тут же стираю. Что за нелепая отмазка! Он уже меня увидел!

И вообще, во что я ввязалась! Надо делать отсюда ноги, пока не поздно!

С ужасом осознаю, как глупо это выглядит со стороны — отменить все планы и притащиться в сомнительный ночной клуб по первому же зову незнакомца.

Зачем? Для чего? Рассудительная Ульяна толкает меня в сторону выхода, а Ульяна-авантюристка зудит, что раз уж ты здесь, отыщи его. Неужели тебе не интересно?

— Нет, мне совсем неинтересно! Отстань! — произношу вслух. Оказавшаяся по правую руку Ирэн бросает на меня осторожный взгляд и жмётся к подружке.

Вот теперь точно пора уходить. Идея изначально была неудачной, теперь же я ещё снискала славу городской сумасшедшей. Поеду прямиком к Олегу, извинюсь, и если он вдруг всё ещё захочет сделать мне предложение — ну что ж, я выдержу это с достоинством. Зато в статусе замужней матроны будет один неоспоримый плюс — никакого соблазна отираться ночами по злачным местам.

Уверенно засовываю телефон в сумочку и собираюсь незаметно улизнуть, как вдруг в толпе начинается бурное оживление.

— Смотри-смотри, вон он! — подпрыгивая на месте визжит Ирэн, и пельменный цех устремляет свои восторженные взгляды на сцену.

Собираюсь было обернуться и посмотреть, ради кого троица надела всё лучшее сразу, как вдруг взгляд цепляется к выведенной на плазме электронной афише: "Курт Рейнхард: я буду любить тебя по-немецки" — и снимок улыбающегося Ганса с электро-гитарой наперевес.

Это что, шутка такая?

— О, Боже, ты только посмотри на него, Софи! Я его хочу! — причитает третья безымянная подружка, и я ошарашенно поворачиваюсь к сцене.

Поставив на середину высокий стул, Ганс, собственной персоной, словно Коллос Родосский раскланивается перед растаявшими фанатками и приземляет пятую точку на табурет. Уверенно кладёт гитару ребром на колено и, подмигнув кому-то из толпы (бабник!), кивком головы даёт знак начинать.

Барабанные палочки отстукивают ритм, звенят тарелки и раздаются первые звуки на удивление приятной мелодии. А после агонии «Бледных поганок» эта музыка и вовсе словно услада для ушей.