– И ты говоришь, это дерьмо собираются снимать?

– Шонаг говорит, ему дали зеленый свет.

– Что это значит?

– У них такое выражение на телевидении... Дать зеленый свет. Когда что-то пускают в производство.

– Ладно, слушай. Ты не на телевидении, мать твою, работаешь. И я тоже. Поэтому перестань сквернословить. Как зовут главного на съемках?

– Ларри Крем.

– Знаешь, где нам до него добраться?

– Могу выяснить.

Связь Ларри с Артемизией длилась семь месяцев. Для Ларри – рекорд. Поначалу он нанял ее как личную ассистентку, рассчитывая, что в обмен на карьерный рост она станет оказывать услуги выдохшемуся мужчине средних лет с крашеными волосами. По счастью, стала. Пару десятков минетов спустя Артемизия поднялась до редактора в "Задним числом", самой популярной программе Ларри. Если представлялась возможность, после полудня они отправлялись в квартирку Артемизии в Вест-Дисбери ради сандвича, бокала вина и минутного траха. Ларри знал, что минуты недостаточно, но это хотя бы доказывало, что Артемизия его возбуждает. Когда Ларри занимался сексом с женой, ему иногда требовалась целая ночь, чтобы кончить.

Когда в дверь позвонили, Ларри валялся на кровати Артемизии в окружении ее плюшевых мишек.

Артемизия в душе вымывала из волос сперму Ларри. Последнему хотелось не обращать внимания на звонок, но зануда внизу все не унимался. Чертыхаясь, он встал и подошел к интеркому.

– Да?

– Посылка для мистера Ларри Крема.

– Сейчас спущусь.

Ларри был заинтригован. Кроме Артемизии, никто не знал, где он проводит время ленча. Неужели душечка купила ему подарок? Одевшись, он вышел из квартиры и спустился. На пороге стоял худой молодой человек без бровей и со встрепанными светлыми волосами.

– Мистер Крем? – с надеждой спросил он.

Ларри кивнул. Молодой человек замахнулся и врезал ему в челюсть. Ларри Крем рухнул как подкошенный.

Злыдень позвонил Никки узнать, как она. Да, сказала жена Билли, заходи выпить чаю. Он приехал в тот же день. Малышка играла на ковре. Всякий раз, когда гость смотрел на нее, она начинала вопить, зовя мамочку.

Никки выглядела потрясающе, глаза и волосы у нее сияли.

– А где Билли? – спросил Злыдень.

Никки поведала, что муж, как сказочная Рапунцель, заточен в башне "Молмейсона".

– Думаешь, он там работает?

– Не знаю. Когда он звонит, то даже не говорит, а только ругается. Вчера вечером он плакал.

– Плакал?

– Ага. Ему кажется, он предает собственную душу. Я ответила, писал бы лучше. Потеря дома покажется ему еще большим предательством.

Светило солнце, поэтому они посадили Мэдди в коляску и пошли прогуляться. Никки хотелось знать про Билли, поэтому Злыдень рассказал ей много всякого о том времени, когда им было тринадцать. О том, как Билли оставался у Стива ночевать, о том, как мальчишки читали вслух при свечах истории про призраков – тогда как им полагалось спать. То, как попал в тюрьму, пырнув ножом парнишку на школьной дискотеке, он опустил. Судя по опыту Злыдня, поножовщину нельзя считать афродизиаком.

– Ты ведь очень любишь Билли, верно? – спросила она.

– Да. А что? Ты разве нет?

– Конечно, конечно, я его люблю. Но творческие люди, как правило, большие эгоисты. Жить с ними нелегко.

– Ты тоже творческий человек.

– Очень мило, что ты так говоришь, но нет. Когда-то я была творческой личностью, но в настоящий момент только жена и мать.

– И ты на Билли за это обижаешься?

– Ага.

– Он тут не виноват.

– Знаю, но ничего не могу поделать.

Злыдень сочувственно кивнул.

– Почему ты вернулась?

– Прости?

– Ты же однажды от него уходила, верно? Если с ним столько проблем, почему ты вернулась?

– Я была беременна. У меня не было ни денег, ни крыши над головой. Не в том дело, что я не люблю Билли. Он мне не верит, но я его люблю. Он жалуется, что я перестала им восхищаться, но и в этом ошибается. Он сосредоточен, полон решимости. Почему бы мне им не восхищаться? Но правда в том, что мне тридцать три, и я не могу разобраться, что сталось с моей жизнью.

А Злыдень тем временем думал: "Слишком много болтаешь, сучка".

– Таблетки, терапевты, я все перепробовала, – продолжала она. – Я не знала, что со мной не так, но пошла к психотерапевту, а там мне сказали, что у меня все классические симптомы депрессии. Бессонница, апатия, мысли о том, что мир – ужасное место.

Лишь бы ее заткнуть, Злыдень притянул ее к себе и поцеловал.

Никки не ответила – он словно бы целовал надувную куклу. Он отступил на шаг, чтобы на нее посмотреть. Лицо у нее было печальным и удивленным, словно он только что принес ей катастрофическую новость.

– Извини. Наверное, мне не следовало это делать.

Покачав головой, она схватила его за шею и вернула поцелуй. Нежный девичий поцелуй, который испытывал и пробовал, улещивал и уговаривал, и не спешил.

Увидев распухшую физиономию Ларри, Шеф, казалось, расстроился. Но не настолько, как Ларри, которого еще никогда раньше сильно не били, хотя многим и хотелось. Никаких переломов, но челюсть болела. А ведь там никаких нет мышц, одна только кость. Ларри был поражен, узнав, что, оказывается, и кости могут болеть.

Ларри никогда не слышал про Шефа, но рост и манеры этого массивного киллера со сломанным носом подействовали на него гипнотически. У Шефа харизмы было намного больше, чем у любого актера, кого когда-либо встречал Ларри. И – что самое важное – Шеф был самым настоящим. Но и это не помешало Ларри устроить капризную истерику, когда Шеф извинился.

– Вы что, не понимаете, кто я? Если со мной что-нибудь случится, в этой стране половина сериалов оборвется.

Словно это было серьезной угрозой.

Шеф повел Ларри в игровую комнату (отремонтированную и со вкусом обставленную с тех пор, как Малькольм Пономарь сгорел заживо на ковре) и дал большой стакан бренди. Философ устроился у двери – на случай, если у Ларри случится истерика и его придется тащить назад к боссу.

При виде бренди и ставшего на страже громилы до Ларри наконец стала доходить вся серьезность ситуации.

– Чего вы от меня хотите?

– Только поговорить. – Шеф устремил на продюсера влажные карие глаза. – Как мужчина с мужчиной.

– О чем?

– О сериале, который вы снимаете. О "Гангчестере". Я этого не хочу.

– Не хотите? Чего, собственно, вы не хотите?

Шеф только откинулся на спинку кресла и почесал подбородок, и тут же Ларри пришло в голову, что неплохо было бы говорить повежливее.

– Честно говоря, сэр, я несколько удивлен, что вы слышали о нашем сериале.

– Он про мою организацию, про "Пономарчиков". Ваш сценарист, Билли Дай, у нас побывал. В этом доме. Он провел с нами несколько недель, собирая материал для книги, которая так и не была написана. Вам это известно?

– Нет, – отозвался Крем. – Я этого не знал.

– Но это так. Мы ему заплатили, пустили в нашу жизнь. А вместо благодарности он над нами поиздевался. Если верить его сценарию, я гомосексуалист! Как можно смешивать с грязью людей – и все на потребу толпе! Есть ли такому оправдание, мистер Крем?

Ларри отчаянно требовалось сглотнуть, поэтому он хлебнул бренди.

– Нет.

– Хорошо. Значит, сериал не будет сниматься.

– Все не так просто, – рискнул возразить Ларри.

– Почему? Он уже снят?

– Нет, но его поставили в план. Если мы не будем снимать, в плане возникнет огромная дыра.

– У вас возникнет огромная дыра в голове, если вы будете снимать.

– Вы серьезно? – спросил Ларри.

– Нет. – Шеф выдавил улыбку. – Это была просто шутка. Но скажу вам вот что. Вы рассердите многих людей в нашем бизнесе, если выставите их дураками.

– Но это же комедия. Персонажи и должны быть глуповатыми. – Он вгляделся в лицо Шефа. – Взять, например, персонажа по имени Джонни. Писателя. Вы говорите, он списан с Билли Дая?