– Все в порядке. Дыши глубже.

Билли сел, но слишком резко и оттого почувствовал такое головокружение, что едва не упал с дивана. Злыдень его поддержал.

– Господи всемогущий! Скажи мне, что это неправда!

– Это правда.

– Она мертва?

– Ага. Но это был несчастный случай. Неожиданная удача.

– И все равно это преступление. – Билли заплакал. – Ты сказал, он не заряжен.

– Нужно же мне было что-то сказать. Ты собирался меня пристрелить.

Билли вытер нос рукавом рубашки.

– Станешь отрицать? – спросил Злыдень.

Билли покачал головой.

– Ладно, слушай меня. – Злыдень строго поглядел на Билли. – Я знаю, что ты поджег кибитку, когда я был там. И естественно, хотел тебе за это отплатить. Но ничего подобного я не замышлял. Я не пытался обманом заставить тебя застрелить жену. Ты мне веришь?

Билли кивнул.

– Сделаешь мне одолжение? – попросил он.

– Какое?

– Позвони в полицию. Кажется, я не могу.

– Я не буду туда звонить. И ты тоже.

– Но они все равно узнают. Кто-нибудь заметит, что она исчезла.

– Билли. Посмотри на меня. Полиции на Никки плевать. Полицейские – невежественные сволочи. Им лишь бы состряпать обвинение без особых хлопот. Твоим наказанием станет жизнь с сознанием того, что ты наделал. Ты ведь только писатель и ни для кого опасности не представляешь. Какой толк тебя запирать?

– Может, мне удастся отделаться.

– Очнись, Билли. Тебя осудят не только за Никки, тебе пришьют убийство соседей и тех двух полицейских. У тебя же был револьвер. Огнестрельное оружие без разрешения на него. Чтобы повлиять на присяжных, большего и не надо. Только расскажи кому-нибудь, что произошло, и гарантирую, ты до конца своих дней будешь гнить в тюрьме.

Билли заглянул Злыдню в глаза.

– Так что же мне делать?

– Прежде всего позвони Никки на мобильный. Прямо сейчас. Пошли эсэмэску спроси, куда она подевалась. Так как ты только что пришел домой, а там никого. Утром съездишь к ее маме за Мэдди. Спросишь у нее, где Никки; она скажет, что не знает, тогда позвонишь в полицию. Хорошая новость: Никки и раньше исчезала. Это ей свойственно. У нее случается депрессия, и она просто сбегает. Полиция не отнесется к этому серьезно.

Билли заплакал.

– Но тело...

– О нем я позабочусь. Я уже прибрал кухню. Теперь я похороню Никки.

– Где? Куда ты ее денешь?

Злыдень понял, насколько это для Билли важно.

– В каком-нибудь мирном месте, – ответил он. – Где-нибудь, где она сможете видеть деревья и голубое небо и слышать пение птиц.

Три часа спустя Злыдень внес Никки в свой дом возле церкви. Как в саван, труп был завернут в мешки для мусора. Он нажал локтем выключатель и, не проявляя ни малейшего почтения к усопшей, сбросил свой груз на пол. Потом прошелся по кухне. Снял ключи с гвоздя на стене, спустился по каменным ступенькам и отпер дверь. Когда она распахнулась, в лицо ему пахнуло обычной вонью, вылетело обычное облако насекомых.

Достав из-под раковины промышленный фонарь, Злыдень прихватил его с собой в подвал, потом заклинил им вторую дверь, наставив так, чтобы он освещал подземный туннель, ведущий к крипте. Затем вернулся за телом.

Перебрасывая труп через плечо, он ощутил сладкий аромат. Пармские фиалки. Почему-то этот запах напомнил ему детство. Злыдень решил, что аромат исходит от Никки, и выбросил его из головы. Затем отнес жену Билла в подвал. Где нет ни деревьев, ни голубого неба, ни пения птиц.

Только мухи, размножающиеся в ядовитой темноте.

Не потрудившись снять мешки для мусора, Злыдень пропихнул труп в дыру. Прошла секунда, а после он услышал "уф", с которым жена Билли достигла места своего упокоения. Тут он вспомнил про Сайруса и задумался, а жив ли еще вышибала. Поэтому сходил за фонарем. Вернувшись, он высунулся в дыру и посветил в яму.

Сайрус никуда не делся, валялся себе, скорчившись, на боку. Не двигался и не дышал. Поверх него, отчасти закрывая ему ноги, лежала в своем коконе Никки. А справа от них – мужик средних лет в лиловой рубашке. Мужик лежал на спине и лыбился как ведущий телешоу. Макушка у него разошлась зубцами на манер средневекового парапета. Пока Злыдень водил лучом фонаря по средних лет пузу и средних лет штанам, пульс у него участился. Потому что он знал, доподлинно знал, что никогда раньше не видел типа в лиловой рубашке.

К полудню Злыдень вернулся в дом Билли. Сам Билли с зеленой, как лайм, физиономией играл с дочкой на ковре в гостиной.

– Что сказала полиция?

– Очень мало. Папа Никки поехал со мной в участок. Он понял, как мне хреново, поэтому все разговоры взял на себя. Все было просто. Я не знал, но если верить ее папе, в восемнадцать лет она пыталась покончить жизнь самоубийством.

– Это хорошо, – сказал Злыдень.

– Хорошо? Что в этом хорошего, черт побери?

– Я хотел сказать, укладывается в историю. В историю женщины, которая способна бросить мужа и маленькую дочку. Как по-твоему, они тебе поверили?

– Мама с папой поверили. Без вопросов. Они считают меня задницей, но никак не убийцей.

– Мама, – сказала вдруг дочка Билли.

Билли уставился на нее в полнейшем ужасе. Насколько он знал, это слово Мэдди произнесла впервые.

– Нашел для нее подходящее место? – спросил он Злыдня.

– Лучше не бывает.

Они поехали в Дисли, чтобы завезти Мэдди к сестре Билли. Кэрол это было не в тягость: она всегда хотела дочку и обожала Мэдди. И даже Кэрол, далеко не самая большая поклонница Билли, увидела, что ее брат страдает.

– Она вернется. Уверена, что вернется. – Она неловко поцеловала Билли в щеку. – Постарайся не слишком волноваться.

Злыдень ждал на улице, изображая таксиста. Садясь в машину, Билли снова плакал. Вот как с ним на данный момент обстояли дела: стоило кому-то проявить к нему хоть толику сочувствия, и он уже разнюнивался.

Когда они приехали к Билли домой, на подъездной дорожке ждала незнакомая машина. Желудок у Билли скрутило узлом. Он решил, это полиция. Но оказалось, лишь какой-то темнокожий в кожаной куртке. Они со Злыднем были как будто знакомы.

– Познакомься, Билли, это Брэндо. Он мой друг. Сегодня вечером я занят, у меня много дел. Но Брэндо с тобой посидит, позаботится, чтобы у тебя было все, что нужно.

– Нет. Ни в коем случае, мать твою, – уперся Билли.

– Вы меня даже не заметите, – сказал Брэндо.

– Что? По-твоему, я не замечу шестифутового негра у себя в гостиной?

Брэндо счел это смешным.

– Тебе лучше не оставаться одному, – сказал Злыдень.

– А вот и нет. Мне как раз и надо побыть одному. Когда случается дурное, я никого не хочу видеть, ни с кем не хочу разговаривать. Хочу только лечь и свернуться калачиком. Это я и собираюсь сделать. И самоубийством я жизнь не покончу, если ты этого боишься. Если бы собирался, давно уже себя порешил бы.

Встретившись взглядом со Злыднем, Брэндо пожал плечами.

– Он как будто принял решение.

– Ладно, Билли, – вздохнул Злыдень. – Твоя взяла. Но мне это не нравится.

– А кому нравится? Кто, скажи на милость, счастлив?

– Дураки, – отозвался Брэндо. – Уйма дураков счастливы.

Ковыряя за столом у себя в кабинете корнуэльский пирог с картофелем и мясом, старший детектив Харроп смотрела перед собой в пространство. С тех пор как в здании запретили курить, потребление пирогов возросло втрое. Вошел Хьюс. Он улыбался, и Харроп сразу поняла, что он что-то раскопал.

– С чего это ты так счастлив? – спросила она. – Твоя невеста вчера вечером дала в зад?

Невосприимчивый к грубости, Хьюс сунул ей под нос глянцевую фотографию. Изображенное на ней как будто походило на человека, падающего с дерева. Присмотревшись внимательнее, она увидела, что ему не хватает головы, и оттолкнула снимок.