— Спаситель мой, — хриплю я и тяну руки к шефу, словно намереваясь обнять его.

— Эй, не прикасайся ко мне, худорба сисястая! Вдруг ты заразная. А мне дорого мое славное, с таким трудом наработанное пивное брюшко и на хрен не сдались верхние девяносто с гаком, — отбивается Стив, посмеиваясь в усы.

Он, конечно, кокетничает, и никакого пивного брюшка там и в помине нет. Это… это просто комок стальных нервов, сосредоточенных в районе солнечного сплетения. А такие нервы с нашей работой — самое главное условие выживания. А уж нервы Стива — вообще святое. Так что прикасаться к ним не буду. И играть на них тоже не буду. Раз шеф сказал, пора жрать, значит, пора идти и жрать. Поэтому я лишь счастливо жмурюсь и потягиваюсь в предвкушении столь редкого удовольствия — пищевого. Мур-р-р.

Стив садится сам за руль нашей новой служебной машины — огромного Крузака[11], и я никак не комментирую этот момент. Я ни разу не замечала, чтобы он позволял себе даже крошечную, привычную европейцам «промиле» за рулем. Значит, нашел где-то новую кафешку рядом со своим домом. А в машине я моментально вырубаюсь. Научилась на этом проекте использовать для сна любую, даже пятиминутную возможность прикорнуть.

— Эй, Рыжик, просыпайся. Приехали.

Я открываю глаза и со сна не могу определить наше местоположение. Мы припаркованы у какого-то миленького коттеджа, а вокруг видны лишь густые заросли буйно разросшихся кустарников и деревьев. Коттедж не просто миленький. Он словно сошел с картинок и фотографий о «малой Англии» — сельской глубинке прославленного королевства. Двухэтажный, сложенный будто из темно-серого камня, с темной черепичной крышей, со стенами, увитыми ярким темно-зеленым плющом, с высоченными окнами, увешанными длинными горшками с пышно цветущей яркой азалией. Такой домик — моя мечта. Именно такой. Маленький, аккуратный, живописный, не видимый с дороги, закрытый со всех сторон плотной стеной живой изгороди.

— Ты привез меня в свой родной Уэльс? — восторженно оглядываясь, шепчу я боссу, что лишь хитро улыбается. — Я серьезно, Стив. В нашем городе такого просто не может быть, потому что не может быть никогда. Я бы знала о нем. И ходила бы сюда на экскурсии.

— В городе не может, а совсем рядом с городом, как видишь, очень даже может. Вылазь давай, я голодный как охотник.[12] Эй, Шон, где наш ростбиф? И где, черт возьми, мое холодное пиво, Уилан?

Шон?

Уилан?!

Это дом Шона Уилана?!!!

Какого черта? Это же… подстава какая-то!

— Стив! Ну наконец-то! Мы без тебя никак не можем победить эту пенную субстанцию, — раздается от порога. — Олга? Он вас уговорил все-таки? Рад, очень рад видеть вас в своем доме. Заходите, присоединяйтесь к нашей дружественной компании.

Мистер Уилан впервые предстает перед моими глазами не в строгом офисном костюме, как обычно, а в простых джинсах и светлой футболке, обтягивающей мощную грудную клетку. И впервые я вдруг обращаю внимание на то, что он весьма симпатичный мужик. Не занудный хмырь, вечно придирающийся к цифрам и требующий объяснений и толкования каждой, а просто высокий, по спортивному подтянутый, отлично сложенный представитель сильной половины человечества. Именно сильный в прямом смысле этого слова. Потому что такие могучие руки не могут заниматься только подписанием пусть и суперважных, но всего лишь бумажек.

— Стив Блэтчфорд, если бы ты не был моим боссом, я бы тебя убила прямо сейчас, — пеняю я шефу и стукаю его кулачком в крепкое плечо, а он лишь уворачивается да шутливо ставит блоки. — Привести девушку на вечеринку в конце недели после работы, не предупредив, — это… это просто преступление.

— Мисс Малыш, вы прекрасно выглядите. Не вынуждайте меня осыпать вас витиеватыми комплиментами. Я и так с трудом сдерживаюсь, чтобы не признаться в очередной раз, что давно и совершенно безнадежно очарован вашей красотой.

— Шон, кончай разводить политесы. Дай мне пиво, а Джин — смачный кусок ростбифа. И мы тоже влюбимся в тебя моментально и, может быть, даже поцелуем.

— Иди в *опу, дружище, со своими поцелуями. Вот от тебя мне такого точно не надо, — хозяин широко улыбается приятелю и после приветствия даже не смотрит в мою сторону. Ну и славно. Мы вроде как в последнее время пересекаемся исключительно по работе и только в официальной обстановке. Но я до сих пор помню, как долго мне было стыдно после того самого вечера, где я исполняла «смертельные» филологические номера, за которые меня так никто и не наказал и даже не припомнил ни разу.

Войдя в гостиную, я в очередной раз с облегчением вздыхаю. Мы не единственные гости. В комнате полно людей, и все так или иначе знакомы мне по строительной площадке. Значит, реально просто небольшая вечеринка — возможно, по некоему случаю, а может, и просто так. Пара дюжин человек, пара ящиков холодного пива, ящик ирландского виски и стол, заставленный простыми закусками и грубо нарезанными салатами, которые при этом выглядят невероятно аппетитно. Все общаются в непринужденной обстановке, никакого хрустально-фарфорового застолья с вымученными речами. Лишь регулярные «чин-чин» да «на здоровье» и беседы о трубах, чертежах, клапанах, насосах и сроках строительства того или иного линейного отрезка.

Это действительно многонациональный проект, в котором задействованы русские, англичане, украинцы, американцы, казахи, итальянцы, французы и португальцы с белорусами. Тут не ругают правительства, не обсуждают политику и не меряются президентами. Тут другие интересы: у кого лучше сталь, чья оптика мощнее, какой сварной шов крепче, почему новые методы бурения грунта безопаснее для экологии и когда возможны срывы сроков из-за погодных условий. Все посторонние, мешающие бизнесу факторы, остались за дверями, по ту сторону голубых зомбирующих экранов. Здесь люди из самых разных уголков планеты обсуждают дело, которое любят и результатами которого гордятся.

Но даже эти столь полюбившиеся мне разговоры и инженерные дискуссии проходят сейчас для моих ушей смутным фоном. От вкуса нежнейшего, сочного, ароматного ростбифа я в буквальном смысле этого слова таю. Я присела в укромный уголок, чтобы никому не мешать, и с урчанием оголодавшей уличной кошки жую офигенское мясо, и равного ему я не пробовала никогда в своей жизни. Даже у мамули. Она просто никогда не готовит именно ростбиф.

— Эй, Джин, чего ты там ворчишь?

— Признаюсь в чистой и светлой любви.

— Кому, стесняюсь спросить?

— Тому, кто приготовил это чудо. А можно еще кусочек?

— Ты чертова черная дыра, Джин. Тебе и так положили двойную порцию.

— А я хочу тройную, — упорствую я, даже зная, что мне может заплохеть от переедания.

— Взрывайся подальше от меня, прожорливая гусеница.

— Стив, да сердце у тебя каменное. Держите, мисс Малыш. Вот ваш ростбиф. Я могу передать комплимент повару?

— Не только комплимент, но и заверения в моей вечной любви. Готова своими руками поставить этой святой женщине памятник.

— Повар — мужчина. И ему приятно слышать эти слова из ваших уст, Олга. Я сам готовлю для своих гостей. Потому и приглашаю в свой дом только тех, для кого делаю это с радостью.

Упс.

Да вы полны сюрпризов, господин региональный менеджер.

Эта вечеринка в доме у Шона становится какой-то поворотной точкой в моем отношении к «чертовой большой шишке», как ранее я именовала мистера Уилана.

Меня больше не надо пинками выгонять из офиса, чтобы отвезти ему на подпись документы. У меня перестало портиться настроение после общения с ним. Я вдруг начала замечать, что он умен, начитан, великолепно образован, прекрасно знаком с русской классической литературой, пусть и в переводе, и может с легкостью поддержать беседу на любую тему. Во время моих официальных визитов дверь в его кабинет всегда остается открытой, собственно, так было всегда, с первого раза. И причина этому — защита моего доброго имени и репутации, как оказалось.