Одна внезапно случившаяся история, которую она просто не хотела афишировать, заставила Кортни неожиданно вернуться в Орегон в 1982 году. Было ясно, что больше в Ливерпуле ей не оказывали столь радушный приём, но детали обрывочны. «Я принимала в Ливерпуле много кислоты, и, по существу, я никогда от этого не оправлюсь», — впоследствии туманно объяснила она. Что бы там не произошло, группа Коупа резко высказывалась о ней в последующие годы, утверждая, что время, которое они провели с ней, было «разрушительным». Спустя годы, после того, как Кортни стала встречаться с Куртом Кобэйном, Джулиан Коуп опубликовал большое объявление в музыкальной прессе, гласящее: «Освободите нас от Нэнси Спанджен, накаченных героином, которые цепляются за наши величайшие рок-группы и высасывают у них все мозги». Он также сказал репортёру: «Ей нужна стрельба, и я застрелю её».

Далее Кортни остановилась в Портленде, и он стал следующим нашим пунктом назначения. Это был город, о котором она упоминала в журнале «Spin»: «Несколько лет назад в одном городе моя репутация стала настолько плохой, что каждый раз, когда я приходила на вечеринку, от меня ждали, что я сожгу дотла дом и выбью все окна». Хотя с тех пор, как она уехала оттуда, прошло более десяти лет, здесь есть люди, которые, несомненно, до сих пор боятся её. Портлендский декоратор Тодд Керран помнит Кортни по городскому танцевальному гей-клубу «Метрополис», пользующегося дурной славой, где «голубые» общались с представителями новой волны. «Она была совершенно скандальной личностью, — вспоминает он. — Она всегда устраивала сцены. «Метрополис», возможно, не совсем подходил для пьяных скандалов, но когда там была Кортни, это был хаос». Он сказал, что она глотала таблетки, как конфеты — барбитураты, кислоту, транквилизаторы, болеутоляющие.

Практически все те, с кем мы говорили в Портленде, отказались от интервью или просили, чтобы их имена были изменены, даже притом, что многие говорили, что им, как ни странно, нравился её стиль, и они восхищались её бескомпромиссной позицией. «За ней было забавно наблюдать, пока ты не попадался на её пути», — сказала одна из бывших профессионалов клубной сцены, которая, несмотря на то, что она вообще никогда не конфликтовала с Кортни, просила нас не показывать её видеоинтервью, чтобы «не будить зверя». Но Розз Резабек не испытывает никаких угрызений совести, рассказывая о Кортни для записи.

«Не верьте обману. Более добрый, более нежный Чарлз Мэнсон по-прежнему остаётся Чарлзом Мэнсоном». Это — первое, что он говорит о женщине, которая, как он утверждает, «украла» его карьеру. Резабек был лидером перспективной «нововолновой» группы «Theater of Sheep» из Портленда, когда Кортни принесло в город в начале 80-х после её пребывания в Ливерпуле.

«Она сразу же подцепила меня, — вспоминает он. — Она утверждала, что сделает меня звездой. В то время она всегда говорила, что считает, что миром правят мужчины, и единственный способ, посредством которого она сможет добиться успеха — это через мужчину, и я предполагаю, что она выбрала меня. Она только что вернулась из Англии, где, наверное, перетрахалась со всеми тамошними рок-звёздами. Она всё время говорила с таким очень фальшивым британским акцентом. Потом она начала одевать меня в одежду Джулиана Коупа и попробовала превратить меня в этакое британское рок-божество». В конце концов, говорит Резабек, он бросил музыку из-за того, что он называет беспрестанными попытками Кортни сделать из него рок-звезду по своему образу и подобию. «Если бы я этого не сделал, — говорит он, — я закончил бы точно так же, как Курт, с ружьём во рту. Чувак, со мной могло быть то же самое, что, должно быть, пережил он». Когда он в последний раз разговаривал с Кортни, как он утверждает, она просто позвонила, чтобы сказать ему, как она «обманула Барбару Уолтерс» во время своего телеинтервью.

В какой-то момент за годы, проведённые в Портленде, Кортни, вероятно, решила, что быть группи ей слишком мало. Впоследствии она заявила: «В конце концов, я сказала: я пришла на эту землю не для того, чтобы трахаться с рок-звездой, я здесь для того, чтобы быть рок-звездой». Я создала сама себя». У Резабека, прекратившего свои девятилетние кратковременные свидания с Кортни, до сих пор хранится коробка с её старыми стихами и дневниками и более полутора тысяч писем с того периода. Одна очень показательная записка, написанная Кортни для самой себя, когда ей было лет девятнадцать, даёт представление о честолюбивой, энергичной женщине, которая знает, чего она хочет, и что для этого требуется. Записка озаглавлена: «Вот Как Кортни Добьётся Успеха»:

Новое поколение женщин-рокеров только начинала привлекать внимание на американской панк-сцене, они пели раздражённые, приправленные феминизмом, яростно политизированные тексты под энергичные, бескомпромиссные музыкальные ритмы. Это была музыка таких и для таких женщин, как Кортни. Вскоре она нашла и посодействовала двум женщинам-рокерам, которые уже привлекли достаточно внимания на фокскор-сцене — Кэт Бьёлланд, дерзкой юной лос-анджелесской стриптизерше, ставшей панк-рокером, и Дженнифер Финч, лидер- вокалистке группы под названием «Frightwig». В течение нескольких лет эти три женщины положили начало тому, что вскоре стало известно как движение «riot grrrl» («восставшие девушки»). Однако с самого начала их рокового музыкального сотрудничества такая возможность казалась крайне маловероятной.

Однажды, вероятно, по предложению Кортни, эта троица решила создать группу, известную как «Sugar Babylon» и позже переименованную в «Sugar Baby Doll». Кортни не так давно стала осваивать бас, но пока не могла играть, поэтому она была назначена лидер-вокалисткой. Это было фиаско с самого начала. По словам Кэт, Кортни ненавидела панк и хотела играть более мелодичный нововолновый саунд, тогда как её подруги по группе хотели играть непосредственно хардкоровый панк-рок. Это вызвало истерики, и через пять месяцев группа распалась. Вскоре Кортни переехала в Миннеаполис, чтобы примкнуть к новой группе Кэт, «Babes in Toyland», но прошло совсем немного времени, и Кортни была изгнана из этой группы, как сообщают, из-за недостатка таланта бас-гитаристки.

Подавленная ещё одним препятствием в своей бурной музыкальной карьере, она решила, что ей нужно сменить обстановку, и отправилась в Сан-Франциско, чтобы снова жить с отцом, и прослушала несколько курсов в колледже. Именно здесь она впервые обнаружила свой волшебный эликсир. В Портленде она всегда предпочитала получать кайф от таблеток и кислоты. Теперь она, казалось, вышла на новый уровень употребления наркотиков.

Подруга Хэнка Харрисона Трайона Уотсон вспоминает Кортни в этот период: «Она жила с нами несколько недель подряд, и затем долгое время болталась по наркоманским притонам и никогда не приходила домой…. В какой-то момент она могла быть очень милой, а затем превращалась в чудовище. Как только она начала принимать героин, она стала невыносимой. Я помню, как однажды она угрожала сжечь наш дом дотла. Мы просто не могли этого больше выносить».

Для отца Кортни поворотным стал тот момент, когда он обнаружил в своём доме разбросанные по полу шприцы, оставшиеся после вечеринки, которую Кортни устроила в его отсутствие. «Когда я понял, что моя дочь — наркоманка, я был ошеломлён, — говорит Харрисон, который утверждает, что сам он в своих наркотических пристрастиях никогда не заходил дальше ЛСД и травы. — В шестидесятых годах я проделал большую работу по наркотической интервенции, и я пробовал помочь ей, но она велела мне заниматься своим делом, и я был в курсе её пристрастия. Она воровала у меня, чтобы покупать наркотики, поэтому я, в конце концов, её выгнал».

Он достаёт письмо, которое Кортни написала ему в тот период: