Между тем в «Geffen Records» были напуганы опасной ситуацией в Риме. «Нирвана» была самым большим активом компании, стоящим десятки миллионов долларов прибыли — они не могли позволить себе потерять Курта. В равной степени обеспокоенным был президент управляющей компании «Нирваны» Дэнни Голдберг, который также мог потерять миллионы комиссионных. Но Голдберг, который был крёстным отцом Фрэнсис Бин, сам также стал очень близок к Курту и был искренне обеспокоен ухудшением его состояния.
Голдберг связался с Стивеном Чатоффом, главой известного реабилитационного центра для наркоманов, который порекомендовал «интервенцию», сомнительный курс воздействия, который применялся с ограниченным успехом на серьезных наркоманах. Идея заключалась в том, чтобы собрать вместе друзей и членов семьи, чтобы противостоять наркоману в том, чтобы он принимал наркотики. Утром 25 марта Курт спустился вниз с Диланом после того, как, проснувшись, два друга вместе укололись. В гостиной собрались Кортни; Майкл «Кэли» Дьюитт, нянь Фрэнсис Бин; новый гитарист «Нирваны» Пэт Смир, и несколько администраторов управляющей компании Курта и студии звукозаписи. Во главе с Дэвидом Берром, консультантом по наркотическим вопросам, участники по очереди говорили с Куртом о его наркомании и требовали, чтобы он попытался вылечиться. Пока он этого не сделает, грозились администраторы, они больше не будут с ним работать, и его карьера будет разрушена. Когда настал черёд Кортни, она сказала: «Пора с этим кончать…. Ты должен быть хорошим папой».
Как подсчитал Дилан, который наблюдал за «интервенцией», но не принимал в ней участия, трое из тех, кто находился в комнате, включая Кортни, сами принимали героин. «Да кто вы все, чёрт возьми, такие, чтобы мне это говорить?», — с негодованием отозвался Курт, назвав их «лицемерами». Как пишет биограф Чарлз Кросс, затем Курт приступил к описанию во всех подробностях, как он был свидетелем того, что большинство из присутствующих в комнате употребляли тяжелые наркотики. Начав с того, что по слухам вся музыкальная индустрия и кинофестивали переполнены кокаином, он обратил внимание на ежедневное употребление героина его женой — ирония Курту не изменила. По словам Дэнни Голдберга, «его самой важной мыслью была то, что Кортни была более удолбанной, чем он». Курт хлопнул дверью, объявив, что ни у кого из присутствующих нет никакого права его судить.
Кортни перепугалась, что «Geffen» и «Gold Mountain» претворит в жизнь свои угрозы бросить его; это подвергло бы опасности тот экстравагантный образ жизни, к которому она привыкла. Она приберегла свою решающую тактику давления на следующий день. Если бы Курт отказался попытаться вылечиться, она ограничила бы его доступ к Фрэнсис Бин. Зная, что он не будет рисковать потерей своего ребёнка, он, в конце концов, согласился обследоваться в клинике Дэниела X. Фримэна, известную также как восстановительный центр «Эксодус» — реабилитационной учреждение в Марина Дель Рэй в Калифорнии, долгое время пользующаяся благосклонностью рок-звёзд и других знаменитостей.
В сентябре 1992 года, на пике полемики с «Vanity Fair», Курт уже однажды проходил детоксикацию в «Эксодусе», и этот опыт он счёл «отвратительным». Он рассказал об этом своему биографу Майклу Азерраду: «Сразу же вошёл такой консультант, похожий на сорокалетнего хиппи, многолетнего героинщика, и попробовал говорить со мной на рок-н-ролльном уровне, типа «я знаю, что с тобой творится, чувак. Наркотики очень распространены в рок-н-ролле, и я видел это всё в семидесятых. Ты бы возражал, если бы вошёл Дэвид Кросби и поздоровался? Или Стивен Тайлер?» Отбарабанив имена этих рок-звёзд. А я: «К чёрту. Я этих людей вообще не уважаю»». Тогда он уехал за несколько дней до окончания лечения, раздражённый беспрестанными сеансами групповой психотерапии и собраниями двенадцати шагов. Тогда попытка вылечиться была предпринята для убеждения службы охраны здоровья детей в том, что он исправился.
30 марта Курт полетел в Лос-Анджелес, чтобы начать своё 28-дневное лечение в «Эксодусе». Ему отвели Комнату 206, и он прошёл вводный сеанс с медсестрой, которая попыталась определить степень его пристрастия. На следующее утро он посетил сеанс индивидуальной терапии с консультантом Ниалом Стимсоном, который впоследствии вспоминал, что Курт «совершенно не допускал и мысли о том, что у него проблемы с героином». Стимсон пытался заставить его осознать серьёзность римского инцидента, но Курт сказал ему: «Я понимаю. Я просто хочу избавиться от этого и выйти отсюда». Тем временем Кортни сделала попытку завязать самой в нескольких милях от него в пятизвёздочном отеле «Пенинсула» в Беверли Хиллс, где врачом контролировался план лечения под названием «детоксикация в гостинице» — предположительно предназначенный для ограждения знаменитостей от пристального внимания СМИ в открытом реабилитационном центре.
В тот же день Джекки Фэрри, одна из нянь Фрэнсис, принесла ребёнка в клинику к Курту, который играл с дочерью приблизительно двадцать минут. Курт жаловался Фэрри на свои сражения с Кортни по поводу Лоллапалузы. На следующий день Джекки снова принесла Фрэнсис, и на сей раз Курт играл с девятнадцатимесячным ребёнком почти час, подбрасывая её в воздух и заставляя её хихикать — любимая игра Фрэнсис Бин.
После того, как они уехали, Курт вышел во двор и выкурил сигарету с ещё одной рок-звездой, проходящей здесь лечение — это был его друг Гибби Хэйнс из «Butthole Surfers». Хэйнс рассказал ему об одном из друзей, который недавно сбежал из «Эксодуса», перепрыгнув через стену заднего двора. Оба посмеялись над этой историей, потому что «Эксодус» не было учреждением со строгой изоляцией, и поэтому не было никакой причины убегать. Каждый при желании мог в любое время просто выйти прямо через парадный вход.
Позднее вечером того же дня в 19:25 Курт сказал медсестре, что он выйдет во двор покурить, на этот раз один. Не ранее чем через час сотрудники «Эксодуса» заметили его отсутствие. Он перелез через ту самую стену, по поводу которой они с Гибби Хэйнсом шутили ранее в этот же день.
Семь дней спустя его тело было найдено в комнате над его гаражом. Большая часть из того, что случилось за тот промежуток времени, оставалась тайной в течение почти десятилетия, но со временем несколько отсутствующих частей этой головоломки обнаружились, предоставив возможность нарисовать более чёткую картину того, что произошло в течение той недели.
В 8:56 утром 8 апреля Вон Левандовски, офицер Сиэтлского полицейского управления, ехал в своём патрульном автомобиле, когда по полицейской рации ему поступило сообщение, чтобы тот исследовал труп в особняке на бульваре Лэйк Вашингтон, принадлежащий Курту Кобэйну и Кортни Лав. Когда Левандовски прибыл на место, электрик Гэри Смит привёл его к веранде над гаражом. Через застеклённые створчатые двери офицер увидел человека с длинными белокурыми волосами, лежащего на спине с винтовкой поперёк тела. Приклад ружья находился между ногами жертвы, а ствол был на уровне середины груди. Левандовски, которого недавно вызывали в этот дом для расследования семейной ссоры с участием Курта и Кортни, немедленно опознал жертву как Курта Кобэйна. Несколько минут спустя к дому подъехала пожарная машина, посланная Отделом пожарной охраны Сиэтла по вызову офицера. На улице, не прекращаясь, шёл дождь. Пожарным пришлось взобраться на веранду и разбить оконное стекло на створчатых дверях, чтобы войти внутрь. Войдя, один из них пощупал пульс и констатировал смерть Кобэйна. Пожарный попросил удостоверение личности из бумажника, который лежал на полу на расстоянии приблизительно в два фута от тела. Левандовски взял водительское удостоверение Штата Вашингтон, установив личность жертвы — Курт Дональд Кобэйн, дата рождения — 02/20/67, и положил его рядом с телом. (Многие СМИ неправильно сообщали, что Курт переложил водительское удостоверение перед тем, как застрелиться, так, чтобы любой, приехавший на место происшествия, мог опознать жертву, даже если выстрел сделает его лицо неузнаваемым). К этому времени приехали ещё два офицера, и оба принялись фотографировать место происшествия, один «Полароидом», другой — 35-мм. камерой. Офицер Левандовски позвонил в Отдел по убийствам.
