Вскоре интерес Курта к христианству ослаб, он снова стал курить траву, и возмущенный Дэйв Рид в конечном счете выгнал его, когда Курт однажды ночью разбил окно после того, как потерял свой ключ. Но пока он находился там, случилось маленькое чудо. Курт начал верить в то, что сможет выбраться из Абердина, и что рок-н-ролл, возможно, станет его спасительным маршрутом. Вскоре он и Крист сформировали группу с другом-ударником по имени Аарон Бёркхард, постоянно репетируя в комнате над салоном красоты, находящимся в центре города, которым управляла мать Криста.
К концу нашего уик-энда в родном городе Курта мы не приблизились к определению того, привели ли отклонение и отчуждение его дисфункциональной юности непосредственно к его самоубийству. Каждому, у кого мы брали интервью, кто знал его, когда он был молод, мы задавали этот вопрос. Все, в свою очередь, говорили, что не видели никаких реальных признаков самоубийства, но винили то, что случилось после его отъезда, возможно, не желая или будучи не в состоянии предъявить обвинение сообществу, за которое они по-прежнему крепко держались. За исключением того, кто первым учил Курта играть на гитаре, Уоррена Мэйсона, который сказал, что он «просто не мог представить, что ещё ему делать на этом отрезке своей жизни», никто не сомневался, что он покончил с собой. Дэйв Рид посоветовал нам искать в другом месте, если мы надеемся осмыслить смерть Курта, сказав: «Его известность погубила его».
Курт Кобэйн всегда хотел прославиться. Это единственное, с чем согласились практически все, с кем мы говорили в его родном городе. Когда он, наконец, добился того, чего хотел, в 1991 году, это было и тем, и не тем, чего он ожидал.
Он, наконец, навсегда вырвался из Абердина в 1987 году, вскоре после того, как ему исполнилось двадцать. Он переехал в столицу штата, Олимпию, в тридцати милях к северу, чтобы жить со своей первой подружкой, в отношении которой у него были серьёзные намерения, Трэйси Мэрандер, и обнаружил то, что будет позже описано как его «духовная Мекка» — крайне продвинутый корпоративный городок, где представители богемы, как ни странно, численно превосходили жлобов. К тому времени, как Курт переехал в Олимпию, группа, которую они с Кристом создали в Абердине, уже отыграла несколько концертов под множеством различных названий, таких, как «Skid Row», «Ted Ed Fred» и «Fecal Matter». Они начинали привлекать внимание небольшого количества поклонников.
Когда он не занимался своей музыкой, Курт продолжал рисовать, создавая сюрреальные пейзажи, заполненные зародышами и искалеченными животными или незабвенными коллажами фотографий заболеваний влагалищ, которые он находил в медицинских учебниках.
На деньги, которые Курт накопил, работая уборщиком неполный рабочий день, группа смогла записать демо на студии бывшего морского инженера Джека Эндино, на которого произвёл впечатление характерный вокал Курта и бескомпромиссный саунд группы. Эндино передал демо другу по имени Джонатан Поунмэн, возглавлявшего новую сиэтльскую альтернативную фирму грамзаписи «Sub Pop». Приблизительно в это время группа, наконец, выбрала себе постоянное название. Говорят, что Курт узнал о буддизме после просмотра телешоу о восточных религиях и был околдован идеей относительно возвышения над циклом человеческого страдания. Особенно ему нравилось название, которое буддисты дали понятию наивысшего просветления: Нирвана.
К этому времени он также обнаружил новый наркотик. С подросткового возраста Курт испытывал периодические боли в животе, которые вызывали у него внезапные мучительные приступы. Он показывался целому ряду врачей-специалистов, но врачи затруднялись объяснить, в чём проблема, о которой он впоследствии расскажет журналу «Details»: «Представьте себе, что у вас каждый божий день самое худшее в жизни расстройство желудка. И мне становилось хуже, когда я ел, потому что едва пища достигала того воспалённого участка, моё дыхание становилось учащённым, руки деревенели, и меня рвало». В большинстве случаев ему предлагали героин, но он всегда отказывался, отчасти потому что он боялся игл. В основном он по-прежнему ограничивался употреблением травы, перкодана и волшебных грибов.
Ко времени переезда в Олимпию боль в животе стала невыносимой. Местный торговец героином по прозвищу Ворчун сказал ему, что опиаты окончательно снимают боль. Крист Новоселич, который и сам в то время боролся с алкоголизмом, впоследствии вспоминал, что говорил Курту, что тот «играет с динамитом» после того, как Курт позвонил, чтобы сказать ему, что он только что впервые принял героин.
«Да, он тогда несколько раз его принимал, потому что говорил, что это единственное, что может избавить от боли, — подтверждает лучший друг Курта, Дилан Карлсон, с которым тот впервые встретился в Олимпии, и который сам сидел на героине. — Но это не было привычкой или чем-то подобным, по крайней мере, тогда».
Дела налаживались. Когда Курт узнал, что «Sub Pop» согласилась записать первый сингл группы, «Love Buzz», он бегал по улицам, вопя: «Я буду рок-звездой! «Нирвана» — это круто!». Потом вышел альбом под названием «Bleach» в честь вещества, которое героинщики используют для чистки своих игл, чтобы они могли использоваться несколько раз. На запись «Bleach» было потрачено в общей сложности 606.17 долларов на студии Эндино. К этому времени упорные соучредители «Sub Pop», Джонатан Поунмэн и Брюс Пэвитт, которые были уже по уши в долгах, решили, что, если Саунд Сиэтла, ставший вскоре известным как «грандж», обретёт более широкую аудиторию, необходимо сначала навести шуму в Великобритании. Именно так самый известный рок-н-ролльный отпрыск Сиэтла, Джими Хендрикс, впервые сделал себе имя двумя десятилетиями ранее.
В Соединенных Штатах альтернативная музыка была всё ещё периферийным движением, ограниченным радиостанциями колледжей и захудалыми клубами. Основатели «Sub Pop» были настроены это изменить, занимая деньги, чтобы лететь к Эверетту Трю из влиятельного лондонского музыкального журнала «Melody Maker», чтобы продемонстрировать талант своей студии звукозаписи. Они, возможно, даже не могли себе представить, сколько они получат за такой ход. Трю позднее станет известен как «крёстный отец гранджа» из-за серии своих статей, представляющих «Sub Pop» и расцветающую музыкальную сцену Сиэтла. Возможно, это даже было знаком качества Трю, который запустил поезд «Нирваны», которую он описал в статье как «классную вещь. Никаких рок-звёздных штучек, никаких интеллектуальных перспектив, никакого генерального плана мирового господства. Курдт [sic] Кобэйн — выдающийся мелодист1, хотя ещё довольно молодой поэт-песенник. Он владеет риффом со страстью». В город нагрянула музыкальная пресса, чтобы взглянуть на то, из-за чего поднялся шум, и грандж, как сообщила местная музыкальная газета «The Rocket», вскоре «превзошёл статус события регионального масштаба, приобретя форму всемирного повального увлечения».
Музыкальная индустрия мэйнстрима навострила уши. Агенты A носились по городу с наличными и контрактами в руках в поисках извлечения из этого выгоды, все были уверены, что это — следующая музыкальная волна. Хотя многих критиков совершенно не впечатлил «Bleach» — «Rolling Stone» описал его как «невыразительный … основанный на повторении риффов 70-х» — остальные объявили Кобэйна гением. Курт наслаждался каждой секундой успеха, вспоминает его лучший друг Дилан, который и сам музыкант: «Он постоянно повторял, что они будут круче «Beatles». Все знали, что они подписали контракт и, поверьте, они были без ума от этого. Когда ты мечтаешь стать рок-звездой и это, наконец, случается, я думаю, что это на самом деле ни с чем не сравнимое чувство».
Когда второй альбом «Нирваны», «Nevermind», в декабре 1991 года опередил последний альбом Майкла Джексона «Dangerous», заняв первое место в чартах «Billboard», музыкальные журналисты затруднялись это объяснить. Как могла какая-то альтернативная группа продать три миллиона пластинок за четыре месяца? Годом ранее группа подписала беспрецедентный контракт с «Geffen Records», которые предоставили «Нирване» право полной свободы творчества. Это не был аванс в миллион долларов, который предлагали другие фирмы грамзаписи, но Курт и его товарищи по группе были в экстазе. Они избавились от ловушки корпоративного рока, которой все они боялись, когда их принялись соблазнять крупные фирмы после прорыва сиэтлской музыкальной сцены в конце 1980-х. Они могли сделать такой альбом, который хотели сделать, а не перепроизведенное коммерческое «дерьмо», которое они частенько высмеивали — на худой конец, в компании своих друзей по альтернативной музыке. Курт шутил, что они могли вручить шестидесятиминутную плёнку с записью того, как группа испражняется, и Геффен должен был бы это выпустить. Но вместо этого они действительно пошли на студию и записали инспирированную панковскую оду поп-корням группы, альбом, который вскоре будет признан шедевром. Большинству тех, кому было уже за тридцать, он по-прежнему казался шумом, фидбэк и энергичная гитарная игра заглушала легко запоминающиеся музыкальные перемычки, если не слушать достаточно близко.
