Салливан возвышался на импровизированной сцене в дальнем конце зала, известного всем в Денвере под названием “Биг Мак”. Наверху покачивалось огромное шелковое полотнище с эмблемой “Кью-Г02”.

Уорд, деловито перебиравший разложенную на длинном стеле груду старых пластинок, и не заметил, что Кэй поднялась на сцену и украдкой наблюдает за ним.

Одетый тоже по моде пятидесятых, Салливан был не похож на себя, но все равно от него было невозможно отвести глаз. “А впрочем, – подумала Кэй, – костюм не имеет значения. Просто он мужчина, мужчина до кончиков ногтей. Эту животную грацию и красоту никакой одеждой не скроешь”. Салливан поднял голову и, увидев наконец Кэй, расплылся в улыбке. Ощутив внезапно робость и смущение, словно школьница, впервые попавшая на дискотеку, она нервно затеребила свитер.

– Вот это да, Кэй! Да вам не дашь больше шестнадцати, ну семнадцати от силы.

– Да и вы нынче молодцом, Салливан, – улыбнулась она в ответ.

Он засмеялся и подвел Кэй к микрофону, установленному посреди сцены.

– Эта штуковина еще не включена, так что, может, прорепетируем немного? – А разве от нас ожидают чего-нибудь особенного?

– Да в общем-то нет. – Салливан улыбнулся и закурил сигарету. – А там, кто их знает, может, попросят нас станцевать. Ну и предполагается церемония коронования. – Салливан закатил глаза.

– Надеюсь, выдержим. – Кэй покачала головой.

– Да, разумеется, но видите ли они собираются… Ладно, не имеет значения.

Вскоре веселье уже шло полным ходом. Пары всех возрастов бодро отплясывали в зале. Салливан и Кэй крутили пластинки давних времен и, перебрасываясь, к восторгу публики, шуточками, сами покачивались в такт музыке.

– А теперь, – схватил микрофон Салливан, – знаменитый хит всех времен. Не забыли “Тюремный рок” Кинга? Ну разумеется, помните. Танцуют все! Ну как, Кэй, – спросил он, не отрываясь от микрофона, – покажем класс?

– С удовольствием.

– Ну что ж, начали! Салливан поставил пластинку и, подав руку Кэй, спрыгнул со сцены. Он крутанул ее и одним взглядом оценил длинные, стройные ноги, мелькнувшие из-под широкой юбки. Кэй тряхнула головой, пышные волосы рассыпались по плечам, и, увлеченные ритмом, они принялись отплясывать.

Пластинка закончилась.

– Все в порядке? – прошептал Салливан, отбрасывая гриву волос, падавшую Кэй на лоб.

Тяжело дыша на его груди, она лишь кивнула. Сердце Сала бешено колотилось прямо под ее ухом. Кэй подняла голову и облизала пересохшие губы.

Примерно час спустя Салливан, прикрыв рукой микрофон, проговорил извиняющимся тоном:

– Боюсь, номер придется повторить.

– Ну что ж, если вы способны, то я тем более. – Кэй вызывающе посмотрела на него.

Пропустив это замечание мимо ушей, Салливан обратился к залу:

– Меняем пластинку. Это будет мелодия медленная и романтическая, так что выбирайте девушку своей мечты, а все остальное за музыкой.

Поплыли звуки популярнейшей в свое время песни Розмари Клуни “Привет, малыш”, и Салливан вновь повел Кэй в центр просторного зала.

Он бережно положил руку ей на талию, Кэй закинула руку ему на шею. Яркий свет сменился мягким мерцанием, утихли смех и разговоры, и пары, прижавшись щека к щеке, медленно поплыли в лирическом танго.

Салливан и Кэй молча смотрели друг другу в глаза. Кэй почувствовала, как напрягается у нее на талии рука Салливана, словно зовущая ее к себе поближе. Вот и вторая его рука легла на талию, и Кэй с коротким вздохом приникла к груди Сала. Ей стоило больших усилий не прижаться к его губам, не забыться в сладком поцелуе.

Молясь про себя, чтобы мелодия эта звучала вечно, Кэй скользнула ладонью в вырез его рубахи. Хотелось, о, так хотелось зарыться в эти соблазнительно курчавые жесткие волосы, покрывающие его грудь. Но пластинка оборвалась, зажегся полный свет, и они отстранились друг от друга.

– Спасибо, – пробормотал Салливан, Кэй лишь кивнула.

Незадолго до полуночи на сцену поднялся президент общества. Поблагодарив всех присутствующих и заверив, что собранные средства пойдут на благое дело, он объявил, что сейчас начнется церемония коронации короля и королевы.

Появились какие-то люди, и, к радостному смущению Кэй, на голову ей водрузили хрустальную тиару, с которой ниспадала короткая мантия из алого шелка. Преподнося ей дюжину алых роз, президент – высокий, сухощавый мужчина – наклонился и чмокнул Кэй в щеку.

Теперь наступила очередь Салливана. Гибкая брюнетка надела на него позолоченную корону и набросила на плечи такую же, как у Кэй, алую мантию. Завязывая тесемки, девушка лукаво улыбнулась и сказала.

– Наконец-то мне выпала возможность поцеловать вас, Салливан.

Она закинула ему руки за шею, притянула к себе и прижалась к губам известного радио ведущего. Толпа весело зашумела, Салливан произнес короткую благодарственную речь. Что же касается Кэй, то она, глядя на стоящую рядом с Салливаном девушку, как-то одеревенела В груди возникла странная боль, не дающая даже улыбнуться. Снова говорил президент, но Кэй уловила лишь заключительные слова:

“. .Таких короля с королевой у нас еще не было. Да и столь чудесной пары еще не приходилось видеть По-моему, нам следует попросить короля поцеловать королеву”.

Кэй, прижимая розы к груди, застыла как истукан, чувствуя, как к щекам приливает краска. Уверенно и изящно поклонившись нетерпеливой публике, Салливан повернулся к Кэй, обнял ее за талию, взял из похолодевших рук букет и прошептал едва слышно:

– Извините, забыл предупредить вас об этой части церемонии. Но не надо бояться, все будет понарошку.

Кэй почувствовала, как ей слегка приподнимают подбородок и к губам медленно, осторожно прижимаются сомкнутые мужские губы. Но так длилось лишь мгновение. Почувствовав молчаливый призыв, Салливан инстинктивно закусил ее нижнюю губу. Кэй немедленно откликнулась. Он вздрогнул и, не обращая ни малейшего внимания на многолюдный зал, крепко прижал ее к себе…

Салливан поднял голову. Реальность вновь вступила в свои права. Он отпустил Кэй и, послав публике ослепительную улыбку, сказал в микрофон:

– Впервые в жизни целую королеву.

В канун Дня всех святых первый снег окутал город белой пеленой. Кэй не спалось. Она поднялась и, тепло одевшись, решила отправиться на работу пораньше: есть смысл поискать новые записи, одни и те же быстро приедаются публике.

На радиостанции Кэй была в десять минут шестого и принялась за поиски пустых кассет, но тут же вспомнила, что Дженел держала их у Салливана.

Туда Кэй и направилась. Закрыв за собой дверь, она подошла к массивному столу и только тут увидела хозяина кабинета.

Ей уже было теперь не до кассет, ибо в кабинете, растянувшись на кожаном диване, мирно спал Салливан Уорд. Рубашка у него была расстегнута, одна рука подложена под голову, другая покоилась на груди.

Несмотря на выступившую щетину, вид у Салливана был совершенно невинный и безмятежный. Чувственные губы слегка приоткрылись, обнажив ровные белые зубы. Спутанные волосы упали на лоб.

Салливан слегка застонал во сне и повернул голову. Как же Кэй хотелось подойти, отбросить со лба его непокорные пряди! Как жаждала она провести дрожащими пальцами по его губам, как мучительно хотелось прижаться к его сильной теплой груди! Салливан открыл глаза. Кэй не сделала ни малейшей попытки отодвинуться. Слишком поздно. В глазах его, пусть еще и полусонных, зажегся огонь желания. Уорд медленно оторвал руку от груди и протянул Кэй. Вздрогнув, она почувствовала, как ее властно тянут на диван.

Не было произнесено ни слова. Ни им, ни ею. Да и зачем: важно только одно – они рядом. Салливан посмотрел ей прямо в глаза и еще теснее прильнул к ней всем своим теплым ото сна телом. Кэй безропотно подчинилась. Губы Салливана в ленивой неге пробегали по всему ее телу, наслаждаясь одним только прикосновением.

Не смея пошевелиться, боясь даже обнять его, Кэй ждала, пока эти губы найдут ее губы. Когда это произошло, она с трудом подавила рвущийся наружу крик. Язык Салливана проник в темную бездну ее рта… Рука Кэй скользнула ему под рубаху. Нащупав край ее длинного зеленого свитера, Салливан слегка потянул его вверх. Обнаженные тела соприкоснулись. Салливан вздрогнул, оторвался от ее губ, зарылся лицом в рассыпавшуюся гриву волос и глубоко вдохнул исходящий от нее аромат. А Кэй прижималась к нему все теснее и повторяла его имя.