При всем при том старейшина Медведь швыряет камни-жребии не просто так – это лишь новичкам кажется, что тут правит случай. На самом деле у тренера случайностей не бывает: в одну команду никогда не попадают те, кто успел сработаться, у кого хорошо получается действовать парой или тройкой.

В середине дня немного потеплело, но дождь усилился. Впрочем, никто этого не заметил…

А потом день кончился – не мог же он длиться вечно?! Это значит, что можно под крышу – в относительное тепло. И можно не двигаться – только ворочать челюстями, пережевывая мясо. А потом упасть на тонкую, но сухую подстилку, накрыться шкурой и спать, спать, спать…

Но нет! Спать можно не всем! Сначала нужно хоть немного отчистить одежду от грязи и починить обувь – тем, у кого есть то и другое. Неандертальцы и питекантропы могут обходиться без обуви, пока не выпадет снег, а вот кроманьонские мальчишки не могут. Старшие умудряются как-то приспособиться – они меньше портят «амуницию», а вот новички… К тому же вечером новенькие часто не в силах даже есть. Значит, старшим нужно заставить этих парней глотать мясо, а потом отправить спать. Самим же придется остаться у огня чинить их одежду и обувь.

Что такое «дом юношей»? Это почти и не дом – три больших дырявых вигвама, соединенных переходами. Покрышка из шкур нуждается в постоянной заботе – подтянуть, подшить, перевязать. Заниматься этим жильцам не хватает ни сил, ни времени. Они здесь только спят, и сон их больше похож на обморок. Тем не менее с наступлением осени старшие подростки умудрились немного подлатать один из отсеков, куда и переселили новичков.

Тот ужасный – дождливый, ветреный и холодный – день перерос в не менее отвратительную ночь. Когда все улеглись и большинство парней тут же уснуло, сквозь шум воды и ветра послышались звуки возни и негромкое взрыкивание. Кто-то бросил на не потухшие еще угли очага пучок смолистой лучины, специально приготовленный на случай ночной побудки. Пламя вспыхнуло почти сразу и осветило мерзкую картину. Чуть согнувшись, у входа стоял низкорослый и тощий старейшина Медведь. С бороды его стекала вода и кровь. Перед ним лежал голый старший подросток-неандерталец. Он держался за живот и хватал ртом воздух – удар, вероятно, пришелся в солнечное сплетение. Двое кроманьонских парней и еще один неандерталец целились в старейшину палками, изображающими дротики.

Медведь отер лицо, отжал бороду, а потом открыл рот и пошатал пальцами передний зуб. Потом закрыл рот, улыбнулся и пихнул ногой лежащего перед ним парня:

– Молодец! Только снизу в челюсть надо было бить, а не прямо. И добивать сразу – ты ж в темноте лучше меня видишь!

Мальчишки просыпались, щурились от света, который казался ярким. Им все было понятно: старейшина попытался незаметно проникнуть в жилище будущих воинов и получил отпор – жалко только, что зуб сохранил. Спавший у входа неандерталец проснулся и, не колеблясь ни секунды, атаковал незваного гостя. Его соседи успели вооружиться и даже бросить в очаг растопку.

– Я вообще-то – продолжал с усмешкой старейшина, – за вас волнуюсь. Вот решил посмотреть, как вы тут живете – не капает ли, не дует ли?

Слова его были, конечно, чистой воды издевательством, поскольку и дуло всюду, и капало со страшной силой. Тем не менее Медведь извлек из кармана тонкий рулон бересты, поджег его и начал пробираться в отсек новичков.

Дыр в покрышке там было значительно меньше, и вода снизу почти не подтекала, поскольку снаружи по периметру прокопана канавка. Дождь, правда, в этот раз был слишком сильным, а канавку, наверное, давно никто не прочищал.

– А ну-ка, всем встать! – негромко приказал Медведь и опустился на корточки, держа свой факел вертикально, чтоб береста не слишком быстро горела.

Его окружили обнаженные тела – худые длинноногие и длиннорукие кроманьонцы, приземистые с бочкообразной грудью и короткими мускулистыми конечностями неандертальцы, крупные покрытые шерстью питекантропы. Сквозняки не успевали выдувать крепкую смесь запахов человеческого и нечеловеческого пота.

– На выход! – кивнул старейшина в сторону соседнего отсека.

Ни слова, ни жеста протеста в ответ. Лишь тоска в глазах – одеться команды не было. Последний из парней еще не успел покинуть помещение, как Медведь, быстро осмотрев спальные места, изрек:

– Ладно уж, пошутил я. Ложитесь спать дальше.

Все знали, что он никогда не шутит, но вернулись и начали укладываться – кошмар отменили. За спиной старейшины возникла короткая возня. Он не оглянулся, а лишь достал из кармана новый рулончик бересты, поджег от почти догоревшего старого и стал ждать, когда станет чуть светлее. Потом поднял свой факел и встал, осветив накрытые шкурами тела вдоль стен.

– По-моему, раньше ты спал вот здесь, а?

– Там мокро! – захлопал ресницами кроманьонский мальчишка. – Снизу подтекает!

– Подтекает, говоришь… А ему не подтекает? – старейшина ткнул пальцем в соседа-неандертальца. – Ему сухо?

– Э-э-э… Ну-у-у… – растерялся парень. – Он же хьюгг, а хьюгги не мерзнут!

– Это тебе в школе сказали? – ласково поинтересовался старейшина.

– Я не учился в школе… – признался мальчишка. – Но все же знают, что хьюгги легче переносят и жару, и холод!

– Так они не мерзнут или… легче переносят? – не отставал Медведь.

– Ну-у… Переносят… Но я же спать не могу! Холодно же! А он… – пацан что-то понял и почти закричал: – Ему же все равно! А я… Я больше не буду!!

– Да уж, наверное, – кивнул старейшина. Он отвернулся и начал пробираться к выходу. – Спите, ребятки.

На другой день из поселка лоуринов в сторону форта побежал питекантроп Эрек. В лапе он держал эстафетную палочку – глиняную трубку, запечатанную с обоих концов, чтобы письмо не намокло. Он мог бы отправить с ней кого-нибудь помоложе из своего семейства, но старейшины обещали за быструю доставку наградить гонца огромным куском красной замши – с ладонь размером! Эрек решил заработать приз сам, чтобы одарить им свою очередную новую жену. Кроме того, пробежать ему нужно было лишь половину пути до форта – там живет другое семейство сородичей. Среди них есть крепкий парень, который в любую погоду с радостью отправится в форт, где его щедро накормят мясом и, может быть, разрешат поиграть в футбол со школьниками. Еще через день – ближе к вечеру – продрогший дозорный сообщил, что к поселку приближаются всадники.

Семен хотел отложить мероприятие – пока не наладится погода. Ему возразили, что затягивать решение вопроса слишком жестоко. Он согласился. Семен предложил построить навес над Костром Совета. Ему сказали, что мокнуть – так уж всем. Он вновь согласился. Семен вообще не хотел принимать в этом участия, но… Но отказаться не мог, потому что Главный Закон лоуринов сформулировал он сам.

Дождь лил как из ведра. Правда, ветер немного поутих, но это было слабым утешением. Тем не менее возле Костра Совета собралось все взрослое население поселка. В первых рядах стояли подростки, проходящие подготовку к посвящению. Зрители накрывались шкурами, кое-кто пытался прикрыть краем и стоявших рядом юношей, однако те отстранялись – не хотели выглядеть слабыми. Ритуальный костер горел слабо, зато дымил со страшной силой. Его пришлось разжечь заранее и закатить в огонь толстые бревна. Лишь когда они хорошенько разгорелись, жар смог противостоять льющейся сверху воде.

Эльха сшила Семену на осень замечательную рубаху, но по герметичности она значительно уступала водолазному костюму – вода стекала по капюшону и через шов на спине сочилась внутрь. А вот Медведь явился на Совет в своей обычной «форме» – в рубахе без капюшона и рукавов. На его кроманьонских воспитанниках были примерно такие же.

– Кажется, все собрались, – сказал старейшина.

– Ага, – согласился вождь и кивнул Кижучу: – Начинай!

Тот вздохнул, обнажил седую плешивую голову и хрипло затянул:

– Тхедуай-я мхаанитту? Тхедуай-я мхаанитту?

– Мгутеллоу ту тхе! Мгутеллоу ту тхе! – недружным хором ответила толпа. Стоявшие в ней питекантропы лишь беззвучно шевелили губами – столь сложную комбинацию звуков им было ни за что не воспроизвести.