Луна то скрывалась за облаками, то вновь появлялась, красноватые пятна костров и пьяный людской гомон за спиной постепенно отдалялись. В конце концов Семен ощутил под ногами некое подобие тропы и решил с нее не сворачивать, благо ведет она куда-то в сторону леса. Километра через полтора-два он почти выбился из сил и пару раз чуть не подвернул ногу на корнях, торчащих поперек дороги. Зато Пит слегка оклемался и смог двигаться почти без посторонней помощи. Луна окончательно скрылась, лес вокруг сделался довольно густым, и видимость сократилась почти до нуля. Семен в очередной раз налетел на какую-то корягу, пребольно ушиб палец на ноге и решил остановиться на первой же поляне – утро вечера, а тем более ночи, мудренее. Поляна вскоре обнаружилась – тропа прямо на нее и вывела. Здесь кустов не было, а торчали какие-то довольно толстые пни разной высоты и странной формы. Семен сошел с тропы и принялся ощупью выбирать место для лежки – чтоб было сухо и не очень жестко. Пит ему не помогал, а бессмысленно шарахался в темноте туда-сюда и нечленораздельно мычал. На Семена же напали апатия и безразличие ко всему: недосып у него накопился изрядный, и к тому же он пережил мощный выплеск нервной энергии – хорошо хоть, сразу не отрубился! В общем, Семен ощупью нагреб груду какой-то мягкой лесной трухи, лег на нее и отключился, невзирая на комаров и ночную прохладу.
И тут же проснулся, потому что сквозь верхушки деревьев прямо в лицо ему светило солнце. Было жарко, по телу ползали муравьи, а в бок врезалась какая-то палка, да так, что терпеть невозможно. В обстановке Семен разобрался довольно быстро: «Сейчас даже не утро, а чуть ли не середина дня, в бок же врезается не палка, а зачехленный клинок пальмы, которую я с себя так и не снял».
Семен зевнул, потянулся и сел: прямо на него смотрела бурая оскаленная рожа с бледно-голубыми глазами. Случись такое в сумерках, можно было бы и испугаться, но сейчас солнечный день был в разгаре, так что морок быстро рассеялся – это деревянная скульптура, причем она здесь не одна. Пита поблизости не наблюдалось, и Семен стал бродить по поляне, любуясь произведениями первобытного искусства.
«Эта плешь с лесу явно искусственного происхождения. Наверное, кусты и деревья были срублены и сожжены, пару лет тут сеяли ячмень (его и сейчас растет довольно много), а потом бросили и перешли на новое место. Поляну же превратили в некое подобие капища. Скульптуры размещены неровным кругом лицами к довольно обширному старому кострищу. Там среди золы и углей белеют и кости (уж не человеческие ли?). Скульптуры выполнены знакомым способом: срубленное на определенной высоте дерево выкопано с корнем, а потом вновь вкопано, но «кверху ногами». А на корневище что-нибудь вырезано с учетом изначальной конфигурации. Глаза – это вставленные в дерево ярко-окрашенные речные гальки. Помнится, когда я впервые увидел в городском парке скульптуры на перевернутых деревьях, меня аж в дрожь бросило, хотя изображения были вполне безобидными и предназначались для развлечения детей. Неужели подсознание не подсказало автору, что таким образом он реализует древнейшую и мрачнейшую символику загробного мира?! Средневековые дьяволопоклонники изображали перевернутое распятие в знак победы смерти над жизнью… Ну, здесь-то все нормально – как раз лесная нежить и изображена. Только какая-то она знакомая, а? Где же я это видел? М-м-м… Да нигде не видел!! – стукнул Семен себя по лбу. – Это ж моя фантазия! Во время вчерашнего спектакля примерно так я воображал и «телепатировал» зрителям персонажей из знаменитой песни В. Высоцкого! Ну, не «один в один», конечно, но похоже… М-да-а, угадал, значит… Или, может быть, подсознание русского человека уходит корнями вот сюда – к древним пожоговым полуземледельцам-полусобирателям? А великие поэты именно до этих глубин и докапываются?»
Судя по всему, это место посещалось часто. Возле главного – самого толстого и «красивого» – кумира стоял пустой жбан, изготовленный знакомым способом. Судя по активности мух, что-то туда было налито совсем недавно. Кроме того, столб подпирал приличных размеров гранитный валун, вокруг которого валялось множество мелких косточек и перьев. В этом мусоре Семен обнаружил почти целую голову и опознал полудомашнюю птицу – куропатку. В кострище присутствовали кости покрупнее, но ни одну из них уверенно счесть человеческой было нельзя.
Пит все не появлялся, и Семен решил дождаться, пока тень от деревянного Змея Горыныча переместится «отсюда дотуда», а потом идти собирать по лесам разбросанное снаряжение. Пока же ему не оставалось ничего другого, как заняться размышлениями: «Вот они тут – в лесах… А может быть, все наоборот? Все не так, как думают наши ученые? Люди занялись выращиванием злаков не для того, чтобы ими питаться – это побочный результат. А главная цель – получить побольше зерна, чтобы варить пиво. И пить его! И задабривать им всяких богов и духов! Между прочим, А. Скляров под этим углом зрения проанализировал множество мифов народов мира и обнаружил всюду одно и то же – основные жертвоприношения ранних земледельцев делались слабоалкогольными напитками из злаковых. От себя добавлю, что широко распространенной была мода приносить в жертву мелких птиц. Может быть, и птицеводство из этого возникло, а не наоборот?»
Семен не сразу сообразил, что скульптур перед ним стало как бы на одну больше – это возник Пит.
– Что, оклемался? – язвительно спросил Семен. – Пьянь волосатая!
– Пр-тите, Сим-хон Ник-ич! Я ни х-тел… Сил-но кус-сно было… Ни х-тел я…
– Ладно, перед отцом будешь оправдываться! Я Эреку расскажу о твоих подвигах!
– Ни-ни! Ни нан-да Сим-хон Ник-ич! Ни нан-да! Я вам иду пр-нес! Вот! И вот!
– Ну, давай пожуем, – вздохнул Семен. – Что с тебя взять, с бестолкового? Рассказывай для начала, как дело было!
Питекантроп, как мог, рассказал и показал. Картина получилась следующая. Блуждая по лесам в поисках зверовых ловушек, Пит забрел в окрестности большой деревни и попал вот на эту самую поляну. Деревянные скульптуры ему понравились, но еще больше ему понравилось, что возле одного из истуканов стоит жбан с пивом, лежат мертвые куропатки и горка ячменных лепешек. Парень сразу понял, что все это предназначено ему лично, и принялся за дело. Если с едой он управился без особых усилий, то над пивом пришлось потрудиться, поскольку его было много. Утомленный этим трудом, Пит тут и уснул – возле опустевшего жбана. Проснулся же он плотно привязанным к бревну, которое дружно волокла в деревню целая толпа (человек шесть?) мужиков. В деревне же Питу влили в пасть еще одну нехилую дозу напитка, после чего он очнулся уже в клетке. Там было ужасно неудобно, особенно на предмет отправления нужды, поскольку питекантропы болезненно чистоплотны. Это оказалось, пожалуй, самым ярким впечатлением Пита от пребывания в заключении, поскольку бить его не били и щедро поили пивом.
– Может, я чего не так понял, – вздохнул Семен, – но, по-моему, они собирались тебя сжечь вместе с клеткой.
– Ми-ня?! – вытаращил глаза питекантроп.
– А ты что, не заметил? Не сообразил, для чего вокруг клетки дров навалили?
– М-ми-ня… Ж-жечь… – некоторое время Пит хлопал глазами, осмысливая услышанное, и вдруг вскочил: – М-ми-ня! Ж-жечь! Бежать! Быст-ри нан-да!
– Это почему же «нан-да», да еще и «быст-ри»?
– Ин-дут! Су-да! Быст-ри нан-да!!
– Местные сюда идут?! Что ж ты сразу не сказал? Впрочем, – Семен откусил кусок принесенного стебля какой-то осоки, пожевал и выплюнул, – если идут, то ничего страшного. Мы их издалека услышим. Они в лесу обычно шумят – предупреждают нечисть о своем появлении, чтоб, значит, случайно не наткнуться. Совсем не глупо, кстати… Да и ловить нас в зарослях они, наверное, не станут.
Семен как раз успел закончить свой невкусный и скудный вегетарианский завтрак, когда с тропы послышались голоса – мужские и женские. Вновь встречаться с туземцами, да еще и похмельными, совсем не хотелось. Великий вождь и учитель народов решил удалиться и понаблюдать. Первое получилось, а второе – нет. Места, с которого было бы видно происходящее на поляне, поблизости не нашлось. Пришлось часа полтора смотреть на мелькание рубах между кустами и слушать невнятный говор. Один раз туземцы даже спели или прочитали недружным хором какое-то довольно длинное заклинание. Причем дважды они сбивались и начинали сначала. В конце концов производственный план (или что?) был выполнен и народ отбыл в направлении деревни.
