Туры рассеялись – их фигуры мелькали среди деревьев редкого леса на дальнем склоне. Первая мысль у Семена была мелкой: «А почему Рыжий никуда не провалился? Чуть правее взял, что ли?» Зато вторая мысль оказалась глобальной: «Что же я наделал?!»
Он почти не сомневался, что вся его команда устремилась за ним следом. Во что это вылилось, предстояло выяснить в скором будущем. В первую очередь нужно было спасти упряжь – ездовых собак с детства приучают не трогать ремни, но сейчас их слишком давно не кормили. У нарты оказался сломан полоз, а мешок с кормом придавлен прочим грузом и стянут ремнями вязки так, что попасть внутрь почти невозможно.
Примерно через полчаса наиболее актуальные проблемы были улажены, и народ собрался у основания склона. Картина обрисовалась печальная: серьезных травм ни у кого нет, но две нарты сломаны, а упряжка, на которой ехал Хью, отсутствует. На ней было трое, но один из пассажиров спрыгнул, чтобы облегчить погоню за быками.
– Господи! – простонал Семен. – Ну, на фига надо было за ними гнаться?! Чтобы за хвост подергать? Где теперь их искать? Ведь стемнеет скоро!
– Зачем искать тираха? – удивился бывший пассажир. – Он близко – собак слышно.
– А что он там делает, не слышно?
– Наверное, мясо режет, – улыбнулся неандерталец. Раздражение Семена было ему непонятно.
– Быстро разгружайте одну нарту! – скомандовал начальник. – Поедем к нему!
Ехать действительно пришлось недалеко – меньше километра. На снегу лежал бык, а возле него копошились двое неандертальцев. Естественным было выяснить, как они умудрились завалить такое огромное животное – не из арбалета же?! Только Семену сразу стало не до этого: на быке была некая упряжь, а Хью с напарником занимались тем, что пытались освободить из-под его бока ногу человека. Руки незнакомца были связаны, рядом валялся лук с натянутой тетивой, колчан, из которого рассыпались стрелы, и двухметровое копье со сломанным древком.
«Что же вы наделали?!» – хотел возопить Семен, но промолчал – сделанного назад не воротишь, надо исходить из того, что есть.
– Нирут-кун живой брать, – не без гордости сообщил Хью.
– А я тебя просил об этом?!
– Ты просить – да. Тогда взять – нет, теперь – да.
– Так это ж когда было?! Больше, чем две руки лет прошло!
– Хью не забыть, Хью помнить!
«Никогда я полностью не привыкну к неандертальскому мышлению, – затосковал Семен. – Мужик добросовестно выполнил приказ, отданный ему чуть ли не четырнадцать лет назад! Тогда – в зимнем рейде – я попросил его взять живым раненого вражеского воина. Но ничего не вышло – тот успел вскрыть себе вены острым, как бритва, кремневым сколком. И вот теперь…»
И вот теперь, когда неандертальцев стало трое, дело пошло веселее – двое упирались, один тянул. Сохранность придавленной конечности их, похоже, волновала мало. Тигдеб был в сознании, но не стонал, хотя лицо его блестело от пота. Наконец ногу выдернули – вместе с куском бычьей шкуры и мяса, вырезанными длинным клинком пальмы Хью.
– Свежуйте тушу, – приказал Семен. – Раз уж убили, так хоть мясом запасемся. И побыстрее – скоро стемнеет, а к утру все замерзнет. За нирут-куном я присмотрю…
Неандертальцы принялись за работу, а Семен опустился на корточки возле пленного. Одежда на нем была из оленьих шкур, но довольно редкой масти – почти такой же, как шерсть тура. Или, может быть, как-то хитро окрашена. Начал Семен с того, что стянул меховой сапог и, брезгливо морщась, пощупал чужую ногу – вроде бы кости были целы. Тогда он стал щупать тело, но уже не в поисках повреждений. Он не ошибся – длинный костяной стилет был подвешен на нижней рубахе, а в верхней проделана дырка, чтобы можно было достать. Оружие Семен извлек вместе с чехлом, безжалостно разрезав ножом искусную ременную вязку. Когда он это делал, пленный издал звук, похожий на стон.
– Ничего, – сказал Семен по-русски, – я знаю, что ойма для вашего брата как часть тела. А вот что с твоими руками делать?
Запястья тигдеба были стянуты ремнем с такой силой, что кровообращение в кистях, кажется, полностью остановилось.
– Ладно, – усмехнулся Семен, – сегодня я понаделал столько глупостей, что еще одна, наверное, ничего не изменит.
Ремень на запястьях он разрезал – развязывать неандертальские узлы можно только неандертальскими же ногтями или зубами. Потом ухватил пленного за рубаху и перевел его в положение «сидя». Тигдеб уставился на тушу быка – неандертальцы уже содрали часть шкуры и теперь срезали мякоть с костей. Мясо они предусмотрительно сразу шинковали на куски размером с кулак. Голова у животного была странно вывернута – правый рог торчал прямо в небо.
Для человека, руки которого побывали в таких наручниках, было бы естественно начать массировать запястья, однако пленный этого не сделал – просто оперся ими о снег. На Семена он даже не глянул – смотрел только на быка.
– Назовись! – потребовал Семен на языке тигдебов. – Назовись, если не хочешь умереть безымянным!
– Нет больше имени… – прошелестел еле слышный, лишенный интонаций ответ.
– Тогда назови свой клан (стадо)! – не отставал Семен. – И громче!
Ответ прозвучал, но в бесконечном разнообразии мастей и свойств туров Семен специалистом не был, так что смог перевести его лишь приблизительно: клан быка, идущего впереди, ведущего всех за собой или единственно «настоящего».
– А ты слышал о… – Семен назвал клан Танлеля.
– О неверных все знают… – все так же безжизненно ответил пленный. – Они убийцы…
– И кого же они убивают?
– Своих…
– А вы, значит, только чужих?
– Мы берем себе силу иных…
– Мамонтов, что ли?
– Их тоже…
– Вы пришли из-за реки?
– Из-за реки…
– Давно?
– Этой зимой. Первый раз… Мы всегда первые…
– Почему? Зачем?
– Там нет больше силы…
– Охотиться не на кого стало?! Так вы что же, вообще не убиваете м-м-м… своих?
– Только вместе…
«Та-ак, – лихорадочно соображал Семен. – Кое-что проясняется! Те хоть изредка забивают негодных быков, ритуальные турниры устраивают, а эти, получается, вообще их не трогают?! Зато с их помощью охотятся на крупную дичь! А что, хорошо устроились – летом молочная диета, зимой мясная! Вот до чего анимизм может довести! Эдак в степи одни туры останутся. Впрочем, в моем мире самое распространенное крупное животное – это корова, их далекий потомок».
– Твои люди слышали о Брате-Мамонте?
– Слышали… Он принес счастливый дым…
– А о том, что он категорически не советовал людям-быкам переходить реку, вы не слышали? О том, что здесь земля Мамонта, вам никто не сказал?
– Сказал… Мамонт отдаст свою силу быкам…
– Бивень в задницу он вам отдаст! – начал злиться Семен. – Давай, вставай – двигаться надо! Вон, ребята уже с мясом закончили. Ходить-то можешь?
Семен поднялся и стал смотреть, как ворочается пленный. Особой жалости он к нему не испытывал, да и надо было проверить, насколько тот дееспособен. Тигдеб встал на четвереньки, потом, опираясь на правую ногу, поднялся во весь рост. Он, кстати, оказался немалым – на добрых полголовы выше Семена.
– Шагай к нарте! – приказал вождь и учитель народов. – Уезжать отсюда надо.
Пленник шагнул левой. Добросовестно попытался перенести на нее вес тела, но нога подогнулась. Он упал бы, если б Семен не успел его подхватить.
– Ох, и тяжелый, блин! Давай уж, опирайся!
Нужно было сделать от силы десяток шагов – всего лишь обойти тушу быка. Семен решил не отвлекать неандертальцев, упаковывающих груз на нартах. Полпути было пройдено успешно, но возле бычьей головы получилась заминка – тигдеб остановился и забормотал:
– Нет… Так нельзя… Мне надо… Только вместе…
– Чего еще тебе надо?! – возмутился Семен и отпустил его. – Ползи на карачках!
– Мне надо… Вместе… – бормотал пленный.
Он стоял возле мертвой головы, покачивался на здоровой ноге и теребил завязки на вороте своей меховой рубахи. Пальцы, однако, его не слушались, и осталось неясным, что он собирался с ними сделать. Поняв, вероятно, что ничего не получится, он опустил руки, кое-как прихватил полы обеих рубах и потянул кверху. Одной рукой прижал их, а другой попытался приспустить штаны спереди.
