Но Акаи вот не умер. Мало того, он со своим гадким Чернышом продолжал сеять повсюду зло.

Впрочем, в какой-то момент Акаи все же чуть не умер. Его сбила машина, и целую неделю он лежал без сознания. Все его оплакивали. Канаэ-тян притворялась, но Хатиро плакал искренне, от всего сердца. Акаи и Хатиро некоторое время назад удивительным образом стали задушевными друзьями. Может, потому что тут у нас их обоих на дух не выносили.

По прошествии недели Акаи пришел в себя.

— Я все время был в доме у старика с тенями, — сказал он, когда открыл глаза.

Все очень удивились.

В доме у старика с тенями Акаи каждую ночь танцевал на балу. Бесконечные венские вальсы, кадрили и фокстрот. Все женщины в вечерних платьях хотели танцевать только с Акаи. Разбираться с женщинами было очень утомительно. Старик с тенями не танцевал, а только потягивал, прихлюпывая, банановый сок через трубочку.

Через несколько лет после той аварии особняк старика с тенями снесли. Сам старик, которому на тот момент было уже сто три года, попал в элитный дом престарелых. Там его непокорная тень иногда перебегала к другим старикам, и те, как поговаривают, быстренько умирали.

Квартиры на шестерых

В жилмассиве на окраине селилось много семей из шести человек.

Например, там жили семьи, состоявшие из дедушки-бабушки, их сына с женой и двоих детей. Или семьи из двух родителей и четверых детей. А также семьи, включающие двоюродных братьев и сестер.

Почему-то семей из трех, четырех или пяти человек жило там очень мало. Девяносто процентов квартир в массиве были заселены семьями из шестерых.

Слухи о том, что число шесть имеет за границей плохую славу и считается несчастливым, распространяла жена вернувшегося из Америки Каваматы.

— Это же число Сатаны, — понизив голос, шептала она на ухо соседям.

Постепенно люди тут у нас перестали приближаться жилмассиву на окраине. Не только из-за слухов, которые распространяла жена Каваматы, но и потому, что с теми, кто туда заглядывал, все чаще стали случаться странные вещи. Например, у дяди Саваки начала очень быстро расти борода. Хоть он и брился утром, к вечеру у него на лице растительности вырастало до двадцати сантиметров. У сестрицы Арасимуры появились прудики на пятках. Сначала они выглядели как обычные водянки, но потом в них завелись головастики и прочая резвая живность. Старшая сестра Канаэ-тян неожиданно обрела способности медиума. На следующий день после того, как она побывала в жилмассиве, она вызвала дух принца Сётоку, потом — Леонардо да Винчи и под конец — императрицы Ян-гуйфэй и совершенно расстроилась.

— Наш мир болен, с ним что-то не так, — сокрушалась она.

Мне было любопытно, и я пошла в гости к Канаэ-тян, чтобы ее сестра вызвала для меня кого-нибудь.

— Вызови, пожалуйста, Янагию Кингоро, — попросила я.

Лицо сестры Канаэ-тян вдруг покрылось морщинами и сделалось как две капли воды похоже на лицо Янагии.

— Что ж ты, хозяюшка… — только и сказала она.

Когда я в полном восторге всем похвасталась, Акаи заявил:

— Вообще-то медиумы общаются с мертвыми, а твой Кингоро, между прочим, еще живой.

Я так удивилась, что побежала к сестре Канаэ-тян спросить, как такое возможно. Она не задумываясь ответила:

— Так он вот только что умер.

После того как все перестали ходить в жилмассив, он начал развиваться автономно. Жители построили себе школу, почтовое отделение, управу, торговую улицу, основали несколько компаний. Даже обзавелись собственной национальной валютой. На монетах было отчеканено страшноватенькое изображение: шесть голов на переплетенных шеях.

Прошло довольно много времени, наш микрорайон пришел в упадок, а жилмассив процветал. Он уже получил независимость, отделившись от Японии, и обладал боеспособной армией, которая время от времени проводила учения в Токийском заливе.

Но впоследствии проклятие жилмассива спало: у дяди Саваки прекратился буйный рост бороды, головастики из прудиков на пятках сестрицы Арасимуры отрастили ножки, превратились в лягушек и ускакали, а водянки перестали образовываться. И только старшая сестра Канаэ-тян сохранила способности медиума. В конце концов она даже прославилась как одна из великих итако, посредниц между живыми и мертвыми на священной горе Осорэдзан. Говорят, что и по сей день самым успешным ее спиритическим воплощением остается Янагия Кингоро.

Соперничество

Ёко-сан и живущая напротив нее Йоко-сан — соперницы.

Обе они, что тут у нас в диковинку, учатся не в обычной школе рядом с домом, а в частных женских гимназиях.

Директриса гимназии, в которой учится Ёко-сан, кажется, монахиня.

— Нашей директрисе лет сто, наверное, но лицо у нее такое гладкое — ни одной морщинки, — хвастается Ёко-сан.

А Йоко-сан от нее не отстает:

— Подумаешь, у нашего директора тоже лицо очень гладкое, и к тому же эта гладкость у него до самого темечка продолжается. Морщин, понятно, тоже ни одной.

Дело в том, что директор гимназии, в которой учится Йоко-сан, буддийский монах.

Девушки соперничают даже в одежде. Если Ёко-сан надевает модную мини-юбку с гольфами чуть выше колен, хвастаясь стройными ножками, Йоко-сан облачается в длинное приталенное пальто с воланами и, одолжив без спросу у младшего брата мужские полуботинки на каблуке, шествует в этом облачении по улице.

Они ровесницы. И к тому же родились в один день. Даже группа крови у них одинаковая. А еще они похожи как две капли воды.

— Хватит уже за мной все повторять!

— Что?! Это ты — хватит за мной все повторять!

С тех пор, как научились говорить, эти двое постоянно обмениваются упреками. Когда они случайно встречаются на улице, пространство между ними искрит от напряжения. Если по прогнозу погоды — засуха, люди тут у нас дежурят по очереди, чтобы, не ровен час, эти двое случайно не встретились. Потому что один раз в магазине канцтоваров у вокзала от этих искр и правда случился небольшой пожар…

После окончания гимназии Ёко-сан поступила в университет, а Йоко-сан сразу вышла замуж. Но муж Йоко-сан с первого взгляда влюбился в Ёко-сан, и очень быстро они начали тайно встречаться в укромных местах вдали от чужих глаз. Обладая феноменальным чутьем на все, что касалось Ёко-сан, Йоко-сан сразу догадалась, с кем та крутит роман. Все, кто жил в округе, замерли в ожидании. Какую месть уготовит Йоко-сан для Ёко-сан? Но, ко всеобщему удивлению, — словно очнувшись от морока — Йоко-сан была абсолютно спокойна. Теперь, когда они случайно встречались на улице, Йоко-сан всегда улыбалась и приветливо здоровалась, а кричащие наряды, в которые она облачалась, чтобы перещеголять Ёко-сан, сменились скромной, неяркой одеждой. Она почти не пользовалась косметикой и по выходным, прихватив корзину для пикника, отправлялась в парк, где неторопливо ела принесенные из дома онигири и кормила ласточек.

Ёко-сан не находила себе места. Это было невыносимо: она украла у соперницы мужа, и никакой реакции?! Она развесила по всему району листовки, в которых рассказывалось о ее порочной связи с мужем Йоко-сан. Более того, она анонимно позвонила в фирму, где он работал, и сообщила его начальству о происходящем. Ёко-сан была уверена: теперь-то последует хоть какая-нибудь реакция. Но Йоко-сан, казалось, не было никакого дела до неверности собственного мужа, поэтому на скандал рассчитывать не приходилось. Тогда Ёко-сан решила испросить помощи у духов и посетить храм в час быка. Не забыв взять с собой гвоздь проклятия длиной в пятнадцать сантиметров, она с искаженным от гнева лицом отправилась под покровом ночи в храм, чтобы наложить проклятие на свою соперницу: пусть та умрет, а Ёко-сан выйдет замуж за ее мужа и будет жить с ним долго и счастливо.

Видимо, проклятие подействовало. Только вместо Йоко-сан, на которую оно было наложено, умерла от сердечного приступа Ёко-сан, которая его наложила, — женщины были так похожи, что духи их перепутали.