Он принял страшный холод, который приморозил бы большинство людей к месту не хуже леденящего дыхания белого дракона. Заставляя себя не обращать внимания на боль, он сжал покрепче хватку на руке мага и резко, с силой провернул. Тонкие кости подались с болезненным хрустом.

Жестокая самозащита была не по душе Маттео, но он не видел иного способа остановить чародея, не доводя до убийства.

Вопль некроманта, полный боли и ярости, взмыл ввысь, превращаясь в ужасающий вой. Маг попятился, отступая от джордайна и на ходу в буквальном смысле уменьшаясь в размерах.

И еще, меняясь. Кости с треском вставали на новое место, нос выпучился, затем дернулся вперед, превращая лицо в удлиненную морду. Одежда свалилась, давая простор белым волосам, прораставшим сквозь мертвенную кожу. Спустя считанные секунды человеческий облик мага уступил место поджарому, призрачному волку.

Джордайн предвидел нечто подобное. Хотя сломанная рука на долгое время ограничила возможности мага в части непосредственного творении заклинаний, ни один приличный некромант не забывал держать кое-что в запасе — магию, активировать которую можно было без слова или жеста. А теперь, в теле волка, магия ему была не нужна.

Как оказалось, у него хватило так же расчета на еще одно заклинание, чтобы сделать Маттео уязвимым для когтей и клыков. Принявший оборонительную стойку джордайн обнаружил, что кончики его кинжалов начинают раскаляться. Быстро отбросив их, он приготовился совершить то единственное, что ему оставалось.

Губы призрачного волка изогнулись, обнажив неестественно длинные, острые клыки в черных деснах. Зарычав, оборотень подобрался перед прыжком.

Выждав нужное мгновение, Маттео прыгнул навстречу магу-волку. Разворачиваясь на одной ноге, он изо всех сил впечатал другую прямо в грудь оборотню, поймав его в верхней точке прыжка.

Танцующей походкой Маттео отпрыгнул прочь от рухнувшего наземь, с почти человеческим выражением удивления на бледном лице, волка. Но ни тени дыхания не колыхнуло могучей белой груди, волк-маг не издал больше не звука. Сердце остановилось в момент удара, и не забьется вновь.

Безмолвный Маттео наблюдал, как волк медленно расплывается, возвращаясь в прежний облик. Белесое, лишенное жизни тело мага казалось, если такое возможно, еще менее человеческим, чем оставленная волчья оболочка.

Он почувствовал, как придвинулась ближе Тзигона. Девушка осторожно потрогала ногой застывшую фигуру, потом провела пальцам по утихшему пульсу на шее некроманта. Поднявшись, она широко распахнутыми глазами уставилась на Маттео.

— Ты убил его, — словно не веря собственным словам, выговорила она. — Ты убил его одним ударом.

— Я мог бы остановить его, не нанося тяжелых ран, оставь он мне кинжалы, — коротко ответил Маттео, приняв ее изумление за неодобрение.

На самом деле, он был потрясен куда сильнее Тзигоны легкостью, с которой пришла смерть. Джордайна с детства тренировали для боя, с того момента, как возраст позволил ему держать деревянную палку не падая. Но впервые от его руки погиб человек. Ему казалось, что должно быть сложнее — событие настолько окончательное, завершающее, не может свершиться с почти неприличной легкостью и поспешностью. Возможно, ему полагалось время обдумать собственные действия. И тогда, быть может, он не стоял бы теперь, не отрывая взгляда от мертвеца, поражаясь холодной пустоте, которую оставило в его сердце неожиданное исчезновение совершенно незнакомого человека. Словно потаенная комната внутри распахнулась, та, о которой Маттео и не подозревал прежде. Он может убить. Он убил.

— Он не должен был умирать, — тихо произнес Маттео. — Хотелось бы мне, чтобы этого не случилось, пусть он и желал нам зла.

— Бедный ублюдок, — согласно кивнула Тзигона. Почему-то ее выбор слов резанул по натянутым до предела нервам джордайна.

— Человек мертв, — сказал он холодно. — Он погиб, пытаясь вернуть законно принадлежащую ему собственность, украденную тобой. Я не жду, то ты хоть в какой-то мере примешь на себя ответственность за эту смерть, но не желаю слушать, как ты позоришь его. Кто ты такая, чтобы так очернять его имя?

Тзигона отшатнулась. Взгляд девушки приковало к Маттео, подкрашенные глаза широко распахнулись на неожиданно побледневшем лице. Она не выглядела бы такой растерянной и преданной даже ударь он ее.

Быстро придя в себя, она в очередной раз выразительно пожала плечами, и исчезла за углом со скоростью, которую Маттео, не будь он свидетелем других ее трюков, мог счесть магической.

Зефир потянулся в карман за монетой. Даже такой, казалось бы, элементарный жест давался эльфу с трудом — мешала дрожь в руке, и свойственная старости медлительность.

Заметив нетерпение на грязной мордочке уличного мальчишки — посланника, джордайн проклял собственную дряхлость. Чересчур он зажился на свете.

Но принесенная информация была достойна оплаты, достойна усилий на то, чтобы достать ее, и возможно даже достойна ужасающе-тоскливой жизни последних лет. Если верить рыночным осведомителям Зефира, девушку, ныне зовущую себя Тзигоной, заметили в городе — одетую как уличный артист и в компании новичка Прокопио, простодушнейшего среди джордайни.

Нежданная улыбка удачи. Зефир был уверен, что Маттео расскажет ему все прочее, что может представлять интерес. Он сомневался в способности Маттео лгать, даже если тот почему-либо захочет.

Через эту ниточку к Тзигоне, Зефир очень скоро заполучит ее, сможет передать девушку Киве, и зло, которому два эльфа подарили существование два столетия назад, наконец будет уничтожено.

Надежда согревала Зефира. Единственно ради этой цели он жил. Когда ларакен умрет, Зефир оставит изношенное тело, и отправится в Арванайт, истинное пристанище эльфов.

Сквозь него хлынул почти ошеломляющий поток эмоций, полный зовущими голосами всех, ушедших прежде него, так давно. Эльф закрыл глаза, сопротивляясь велению своей природы и собственным глубочайшим мечтам.

С трудом собравшись, он отпустил беспризорника, и заковылял в поисках патрона. Поставлять Прокопио Септусу информацию входило в его обязанности, но случались ситуации, вроде этой, когда гораздо важнее оказывалось контролировать, что и в каком объеме чародей услышит. То, что сюда впутался еще и Маттео, было и хорошо и плохо. Молодой человек позволит Зефиру разыскать Тзигону, но совсем некстати, если у Прокопио возникнет повод чересчур пристально заинтересоваться делами своего советника.

Эльф обнаружил Прокопио в саду при кухне, любовавшегося силуэтами служанок, тянувшихся как можно выше за пухлыми малиновыми стручками.

Старый джордайн вздохнул. У его патрона хватало детей по обеим сторонам покрывала. Конечно, будущему королю необходимы наследники, но излишек потенциальных претендентов на трон редко предвещал добро для королевства. Как-нибудь в другой раз, Зефиру придется напомнить Прокопио уроки истории.

Сейчас, однако, эльф не видел причины торопиться; по его мнению, Прокопио не был королем. Ничто в нем не соответствовало знаменитой справедливости и прозорливости Залаторма. Зефир считал Прокопио Септуса неугомонным и импульсивным, излишне открытым в своих притязаниях. С другой стороны, немногие среди людей могли похвастаться эльфийским терпением, а мало кто из эльфов сравнился бы с Зефиром решимостью. Старый джордайн знал лишь одного единственного эльфа кроме себя, готового трудиться более двухсот лет, ради исправления древней ошибки.

Усилием воли отставив в сторону подобные размышления, эльф направился в сад. Разумнее подальше упрятать собственные секреты, прежде чем появляться перед прорицателем Халруаа.

Вскоре стала ясна настоящая причина пребывания Прокопио среди кухонной прислуги — готовая к ощипыванию корзина голубей, и еще несколько птиц, круживших вокруг высокой голубятни в форме улья, возвышавшейся над южной стороной сада. Обычно предсказания делались на основании вольного полета диких птиц, но Прокопио научился читать будущее в полете птиц обреченных оказаться на его обеденном столе. Прорицатель обожал жаркое из голубей, так что заклинание было вдвойне полезно.