Сосед по цепи, уже вполне оправившийся от действия зелий, охотно открыл мне глаза на происходящее (после стольких дней безделья люди становятся невероятно болтливыми). Тут-то я и понял, что имел в виду Йокабе, напирая на надежность купца. Оказалось, что мы были своеобразной элитой говорящей мебели - люди без уродств, диковинка по местным меркам. Большую часть рабов составляли "шудры" - несчастные жертвы дикой магии. Не очерченная Границей, Пустошь рождала таких в изобилии, и дорога у них была только одна. Явных калек убивали сразу после рождения, а всех достигших четырнадцати лет раз в год предъявляли Смотрителям для поиска "недопустимых извращений человеческой природы" (деяния достаточно сомнительного, потому что полностью здоровых людей тут не было вовсе). Одновременно взимались всевозможные подати и налоги. Не сумевший заработать или купить заветную метку на весь следующий год оказывался законной добычей любого, кто накинет ему на шею веревку. Собственно, тем ловцы и жили.

По эту сторону вала шудры стоили дешево и продавались по головам. Марш-бросок через раскаленную долину был своеобразным экзаменом, после которого раба признавали достаточно здоровым, чтобы отработать потраченные на него деньги. Без этой "пробы" торговцы даже не тратились на охранные чары, потому что в неудачные годы могли потерять до половины своего товара. Вся оставшаяся жизнь простых рабов была лишь немногим легче дороги смерти - они работали до тех пор, пока не падали замертво, до старости не доживал никто. Зачем? Испятнанные проклятьями земли всегда порождали достаточно новых шудр. И что самое забавное - все, даже шагающий рядом со мной раб, считали такое положение вещей правильным и даже ставили его Вечным владыкам в заслугу, потому что в отсутствии Границы других способов оградить себя от вырождения у людей не было.

Вот когда начинаешь понимать, что старый добрый Арконат - очень даже ничего королевство! А я-то, дурень, Ребенгена гадом считал... В смысле, не важно, кто из нас имел зуб на чародея. Вернусь домой, житие Основателей от корки до корки выучу. Правильные они были пацаны!

За нашими спинами раздался свист плетей и жалостливый ропот - надсмотрщики избавили гирлянду рабов от еще одного хилого собрата. Труп споро отволокли за ближайший холмик, даже не пытаясь похоронить. Скоро и этот завоняет.

Господин Сиваши не останавливал караван до самого вечера, стремясь оторваться от шудр и занять для ночлега чистое место. Когда надсмотрщики скомандовали привал, люди буквально валились с ног от усталости. И это притом, что поклажи на нас не было. Скрипел ворот колодца, добывая воду для животных (к работе приставили борзого Ракша), раздали паек - жесткую лепешку, на которую, как на тарелку, выложили черпак каши с маслом. Хозяин лично обошел рабов, проверяя ноги, одной из девиц перемотали ступню и велели на следующий день ехать в повозке.

Темная южная ночь навалилась на лагерь мертвым сном, и только я, как зараза, возился на своей подстилке, вспоминая события дня. Казалось бы, какое мне дело до иноземных уродов? Но в ушах раз за разом звучало дебильное причитание: "Братик! Не надо братика!". И этот бессмысленно подслушанный крик что-то переворачивал в душе, в меньшей ее части. Результат был такой, что хоть стой, хоть падай. То, что раньше воспринималось безвольной амебой, оказалось дремлющим в берлоге чудовищем, из груды растрепанного меха мгновенно превратившимся в комок стальных мышц. Чистая воля, простая и неодолимая в своем неприятии происходящего, не желала понимать резонов и входить в положение, уверенно подступая к горлу предчувствием Разрушения.

И вот я, уставший как собака, вынужден был полночи не спать, баюкая в груди сердце Тьмы. "Не надо. У нас есть дело, забыл? Этим мы займемся позже". Утром заклятье на кандалах все еще держалось, считай, пронесло. А у меня появился еще один повод поломать Вечным владыкам малину - развести такой же гадюшник у нас дома я им не позволю.

Двум отрядам повезло столкнуться в единственном месте перевала, где тропа не просматривалась в обе стороны на несколько лиг. Естественно, пешие услышали приближающихся всадников раньше и заняли стратегически выгодное положение справа на склоне. Было их не больше десятка.

Ловцы за спиной предводителя в синем оживились (как же, дикари, наверняка, без меток - чистая прибыль), а вот высший маг задумался - слишком уж нетипично вели себя горцы. Ни тени страха перед противником, преобладающим как численно, так и магически. Ни ярости, ни обреченности, ни гнева, только сосредоточенное ожидание. Дыхание ровное, руки твердо лежат на оружие. Очень странные дикари.

"Не так ли закончил свой путь Посвященный Ратип? Случайная встреча на тропе, короткий бой и - никаких свидетелей. Нет, не время сейчас качать права, нужно донести вести Смотрителю Агихару".

Всадник в синем сжал ногами бока лошади, потянул повод, принуждая животное сойти с тропы. Аккуратно, боясь поломать скакуну ноги, и не упуская противника из виду, маг обогнул горцев по широкой дуге и вернулся на дорогу к Палатану аккурат за большим валуном. Отряд, в недоуменном молчании, повторил маневр предводителя, явно намеренного избежать драки. Комментировать свое решение человек в синем не стал.

В первый раз с тех пор, как слуги Вечных владык высадились на континенте, высший маг усомнился в своей силе. Слишком необычные вещи происходили вокруг, необычные и необъяснимые. Он больше не чувствовал себя грозным разрушителем, словно это прозвище отошло кому-то еще, и воспользоваться им снова означало навлечь гнев истинного владельца.

"Бредить начинаю. Не прибил бы меня Смотритель Агихар"

- Ну, ты и выдал, Болтун, я, ей же ей, едва не обоссался!

- Вот поэтому-то верховный шаман я, а не ты, Йокабе. И вождем тебе тоже не быть!

- Да больно надо. Если так дальше пойдет, я у Долгого озера поселюсь, кобылиц разведу, стану молоко доить, кумыс делать. Все дни пьяный буду!

- Тьфу на тебя, охальник.

Глава 21

9. Случаи, когда два мировоззрения можно разделить на правильное и неправильное - редчайшее исключение. Обычно они представляют собой разные пути достижения одной и той же цели.Отличие - в условиях, сопровождающих полученный результат, а выбор осложняется тем, что не все последствия своих действий люди могут предвидеть.

 "Самое омерзительное состояние: знать, что должно произойти что-то омерзительное и не знать, что именно должно произойти!" - к этой мудрой мысли Ребенген пришел всего за месяц своего главенства над цехом. Дела шли до тошноты замечательно, подчиненные были послушны и в меру изобретательны, а все планы реализовывались без малейших запинок. Происходящее напоминало магу тот веселый пикник на фоне грозовых туч, который они с Бастианом устроили во время учебы в Академии, где-то за месяц до смерти старого Дракониса и появления нового. Сейчас Ребенген сидел как раз на месте человека, решавшего тогда, жить Повелителю Шоканги или умереть. Оставалось надеяться, что уж сам-то он не возомнит себя непогрешимым существом, способным свободно прозревать будущее, и не купится на оптимистический настрой окружающих.

"Где-то в этом есть подвох"

В том, что ожидаемая плюха уже на подходе, Ребенген понял молниеносно - на жестких стульях для посетителей в компании мрачных целителей с нашивками сидела примечательная парочка. И дело даже не в том, что физиономия старшего в этой компании была дознавателю до тошноты знакома (хотя довольно неожиданно увидеть перед своим кабинетом верховного жреца секты Черепов). Рядом с суровым стариком на стуле ерзал и сопел натуральный... шаман, в облике тощего прыщавого юноши.

- Здравствуйте, мастер Пэй!

Старик встал и с достоинством поклонился. Юнец вскочил, вызвав у охраны неопределенное движение, и повторил жест старшего, тайком пытаясь подтянуть штаны.