– Но откуда ты все это знаешь? – осведомилась Инид. Пришелец никак не выглядел существом, напичканным знаниями. – Ты учился где-нибудь? Конечно, не у нас на Земле, и все же…
– Знания мои от сказителей племени, – отвечал Конепес. – Рассказы, передаваемые из поколения в поколение, древние-предревние легенды…
– Нельзя же, затевая такое, опираться исключительно на легенды! Нужны твердые знания, теоретические посылки, достоверные научные факты…
– Я добился цели, не правда ли? Я подсказал тебе, где держать палец, или не подсказал?
Инид согласилась, вынужденно и вяло:
– Верно, подсказал…
А конструкция преображалась прямо у нее на глазах, теряя хлипкость, набирая мощь и обретая форму, хотя нельзя сказать, что эта форма и эта мощь производили сильное впечатление. Рассыпанные там и сям выросты изменились, превращаясь из поблескивающих завитушек в объекты, явно имеющие прямое отношение к этому худосочному – нет, уже не слишком худосочному – сооружению. Конепес назвал сооружение неводом, но Инид хоть режь не могла понять почему. Это даже раздражало – конструкция напоминала что угодно, только не невод. Впрочем, попытка припомнить что-нибудь, что имело бы хоть отдаленное сходство с этой штуковиной, тоже не привела ни к чему.
– Мы выступим седоками, – объявил Конепес, – полетим от планеты к планете, не затрачивая времени и не затрагивая пространства.
– Но эта штука не может выйти в космос! – всполошилась Инид. – Тут мы никак не защищены и умрем от холода или от отсутствия воздуха. И даже если она долетит, мы очутимся на неизвестной планете, в атмосфере, способной задушить нас или изжарить заживо…
– Мы решим заранее, куда именно полетим. Никаких неизвестных. Мы последуем согласно точным картам.
– Откуда могут взяться такие карты?
– Они есть издавна и издалека.
– Ты их видел? А может, они у тебя в кармане?
– Нет необходимости физически обладать ими или всматриваться в них глазами. Они есть часть моего сознания, генетическая составляющая, переданная мне предками.
– Ты говоришь о наследственной памяти?
– Именно и конечно. Я полагал, ты сумеешь догадаться. Память предков, разум и знания предков, включая знание, как соорудить невод и что для него требуется.
– И ты утверждаешь, что этот твой невод способен творить чудеса?
– Всех доступных чудес даже я не в силах исчислить. Он без труда преодолевает время, а равно…
– Время, – перебила Инид. – К этому я и веду. Я потеряла друга во времени. Правда, я знаю временные координаты, но не знаю пространственных.
– Ничего особенного, – заверил Конепес. – Задача совершенно простая.
– Но я же говорю тебе, что не знаю…
– Ты полагаешь – не знаешь. Однако вероятно, что знаешь. Все, что тебе надлежит, – переговорить с неводом. Дозволь ему заглянуть в тебя. Он способен преодолеть забывчивость.
– Как же я обращусь к нему?
– Ты с ним говорить не можешь. Зато он может говорить с тобой.
– Как я дам ему знать, что хочу, чтоб он поговорил со мной? Откуда мне знать, что я вообще способна общаться с твоим неводом?
– Ты думала на меня, хотя уверяла, что не способна, и ты думала на узел на перекрестье…
– Теперь, когда все позади, когда ты получил свой драгоценный невод, может, ты хоть скажешь, что я в сущности сделала? Там же не было никакого узла, да и пальца не было…
– Дорогая моя, – сказал Конепес, – у меня нет средств объяснить тебе. Не то чтоб я не хотел, однако слов нет. Ты пустила в ход способность, о коей не догадывалась и в наличии коей я сам не был уверен ничуть. Даже когда уговаривал тебя положить палец, не был уверен полностью, что получится. Мог лишь надеяться, но не более.
– Ну ладно, давай кончать тарабарщину. Толкового ответа от тебя все равно не дождешься. Мне очень хочется вернуться к другу, о котором я говорила, а ты ответил, что надо потолковать с этим дурацким неводом. Пожалуйста, подскажи в таком случае, с чего начать.
– Обязательно и непременно. Подскажу в надлежащий срок. Сначала, однако, есть миссия, какую следует исполнить, а уж когда миссия будет завершена… Вытянув руку, он ухватился за одну из завитушек, рассыпанных по всему неводу, и приказал: – Пригни голову и держись крепче…
И ничего не произошло. Инид подняла голову и открыла глаза. Планета была розово-пурпурной, а небо золотисто-беленым.
– Вот видишь! – торжествующе воскликнул Конепес. – Мы прибыли и никаким неприятностям не подверглись.
Инид сделала осторожный вдох – сперва совсем легкий, пробный, потом другой, поглубже. Воздух казался нормальным – она не поперхнулась, не было ни удушья, ни дурного запаха.
– Что с тобой? – осведомился Конепес. – Тебе нездоровится?
– Ничего подобного, – ответила Инид, – просто небо не бывает такого света. Откуда на небе возьмется сочная зелень? Земля окрашена неприятно, но, наверное, она все-таки может быть розовой и даже багровой, а вот зеленого неба, извини, не бывает…
Но, нравится или нет, небо действительно было зеленым. И она сама была живехонька. И даже, не исключается, все вообще было в порядке, хоть судить об этом с уверенностью она не могла, потому что до сих пор так ни в чем и не разобралась.
Конепес стал спускаться по прутьям вниз. Нижний угол невода висел над самой почвой.
– Я не задержусь, – пообещал пришелец. – Вернусь без промедления. Жди меня прямо здесь и не отдаляйся, пребывай вблизи…
Земля по-прежнему оставалась розово-пурпурной – розовая трава, деревья с фиолетовым отливом. И, невзирая на сочную окраску, земля казалась скучной, плоской до монотонности – самый неинтересный кусок суши, какой только доводилось видеть. Земля стелилась как полотно во всех направлениях до туманного горизонта, где присущие планете света – розовый, зеленый, золотистый и фиолетово-багровый – смешивались в муторный коктейль. Монотонность нарушали лишь отдельные деревья да изредка небольшие курганчики. И ничто нигде не шевелилось – ни парящей птицы, ни порхающей бабочки, пустота и уныние в самом прямом смысле.
– Что это за планета? – спросила Инид.
– Единственное ее обозначение, – ответил Конепес, – есть символ на карте. Как произнести этот символ, при всем желании не имею понятия. Возможно, для произнесения вслух символ вовсе и не предназначен.
– Как же мы попали сюда так быстро и без каких бы то ни было…
– Нас сюда транслировало, – объявил Конепес и, достигнув почвы, без колебаний молча двинулся прочь от Инид. Он шел размашисто и вприпрыжку, а рядом прыгала и скакала исполинская тень, размытая по краям: блеклое красное солнце тонуло в мареве зеленого неба и давало слишком мало света даже для образования приличной тени.
Вся планета, подумалось невольно, бездарна и аляповата, будто слеплена напоказ кем-то, кто и не слыхивал о хорошем вкусе. Инид принялась спускаться вниз, задержалась, вгляделась пристальнее. Конепес растворился в мутном мареве, она была предоставлена самой себе. Ни внизу, ни вокруг не было заметно никаких признаков жизни, кроме травы и деревьев. Гладкий равнинный простор да отдельные курганчики.
Она соскользнула наземь и слегка удивилась, ощутив под ногами твердь: почему-то у нее сложилось впечатление, что грунт губчатый или даже топкий. Решившись наконец расстаться с неводом, она направилась к ближайшему курганчику, совсем маленькому, напоминающему кучку камней. Такие кучки ей доводилось видеть в средних веках – землепашцы, расчищая посевные участки, выкапывали камни и складывали их на меже. Но там в одну бурую кучку попадали камни любых размеров, от форменной мелочи до увесистых валунов. Здесь все камушки казались одинаково мелкими, и многие посверкивали на солнце.
Достигнув курганчика, Инид опустилась на колени, собрала пригоршню камней и поднесла их к глазам на раскрытой ладони. Даже в хилом свете красного солнца камни полыхнули огнем. У нее захватило дух, мышцы непроизвольно напряглись, хотя вскоре расслабились. Ты же ничего не знаешь о драгоценностях, внушала она себе, ты не отличишь осколок кварца от бриллианта… Но нет, никак не верилось, что весь этот блеск и огонь исходят от обыкновенной гальки. На красноватом камне размером чуть меньше куриного яйца был скол, полыхающий ослепительным багрянцем. Камушек, расколовшийся пополам, казалось, трепещет, испуская потоки сини. А другие камушки светились оттенками роз и фиалок, яркой зеленью и теплой желтизной.
