Камберу было 16 лет, когда он вернулся в Кэррори, чтобы приступить к своим сыновним обязанностям – он уже не был будущим священником, он стал наследником графа Кулдского.

Где-то на этом пути Камбер мог пройти интенсивное обучение, наделившее его силой дерини, по крайней мере частью, прежде чем он поступил в университет и семинарию – хотя, конечно, его образование как дерини продолжалось и здесь. Как сына графа – хотя тогда он, возможно, еще не получил в наследство титул – молодого Камбера обучали и более практическим дисциплинам, таким, как верховая езда, фехтование, и основам управления имением, подобающим знатному юноше. Чтение и письмо были им в совершенстве освоены в раннем возрасте. Возможно, воспитатели, отвечающие за эту часть его образования, распознали его академические наклонности с самого начала и поощряли их. Этот интерес поддерживал молодого Камбера, когда его религиозные занятия были отложены и он принял на себя обязанности как наследник своего отца.

Возможно, это было желание самого Камбера – обучаться воинскому искусству у михайлинцев. И конечно, его отец хотел бы убедиться, что молодой Камбер был прекрасно подготовлен к тому, чтобы стать его преемником, а обучение у михайлинцев наилучшим образом подходило для этого. К тому же лорд Бэллард Мак Рори хорошо сознавал опасности, присущие жизни при дворе Фестила, будучи сам хорошо приспособлен к утонченной атмосфере жизни королей и принцев дерини.

Он мог рассматривать обучение Камбера в семинарии как слишком мягкое для суровой мирской жизни. Кто бы не отвечал за дальнейшее обучение Камбера, они хорошо поработали над его умственными способностями, поскольку именно в эти 9 лет перед возвращением домой и смертью отца Камбер достиг наивысшего уровня в своем образовании в области права. Уровень его юридических знаний был, наверное, очень высок, потому что он блестяще служил двум королям династии Фестилов и намеревался служить и третьему. Если все же он обучался у михайлинцев, мы можем догадаться, что он вряд ли впитал их все более активные политические идеи.

Несмотря на растущее понимание политики михайлинцев, Камбер, по-видимому, достаточно высоко ценил их обучение, и поэтому послал Йорама для получения начального образования именно к михайлинцам, в аббатство святого Лайэма. И Катана, возможно, тоже, хотя прямого упоминания об этом нет.

Он также не стал мешать, когда Йорам заявил о своем намерении стать михайлинцем, хотя это еще долгое время оставалось предметом частых споров отца и сына. Ирония его судьбы заключалась в том, что, приняв личность Алистера, он сам был вынужден стать михайлинцем, что привело его к неожиданной симпатии к этому Ордену и к пониманию его действий в прошлом. Действительно, без Ордена михайлинцев даже Реставрации Халдейна могло бы не произойти.

Михайлинцы не обучали Целителей специально, хотя среди членов этого, по сути своей воинского Ордена были Целители, как и следовало ожидать. Если и был какой-то Орден, который готовил преимущественно Целителей, это был Орден святого Гавриила. Хотя из заметок последнего настоятеля Ордена Его Преосвященства Эмриса понятно, что гавриллиты воспитывали своих членов на многих, многих традициях. Эмрис раскрывает, что его первоначальное обучение было в другой традиции, отличной от михайлинской или гавриллитской. Когда он вспоминает те ранние годы, ему на память приходит сандаловое масло, а не масло ливанского кедра, которое известно в большинстве других Орденов. Далее Эмрис отмечает, что он не получил даже того утонченного военного обучения, которое обычно дается Целителям в аббатстве святого Неота, – одно из нескольких указаний на то, что существовала еще одна традиционная школа, еще более, чем гавриллитская, ориентированная на духовное образование, в философии которой отказ от насилия играл еще большую роль. (Однако именно Эмрис убил стрелой в сердце впавшего в безумие послушника-Целителя, который убил своего учителя.)

Другой подход к воспитанию Целителей заключался в том, что обучение в варнаритской школе в Грекоте рассматривали как неполноценное в некоторых отношениях.

Камбер, хотя и не был сам михайлинцем, вполне мог положиться на воспитание Алистера, в образе которого он прожил более 12 лет; к тому же он мог привлечь опыт собственного обучения. Его первый по-настоящему близкий контакт с Тависом иллюстрирует точку зрения на варнаритское обучение как несовершенное.

– Боюсь, ты находишься в несколько невыгодном положении, Тавис. Нас, михайлинцев, так же, как и гавриллитов, обучали на старых ритуалах и формулах для контак-тов, и мы иногда ошибочно полагаем, что так же обучают и в других Орденах. Но ты учился не у гавриллитов, не так ли?! И, конечно, не у михайлинцев.

Тавис робко кивнул в ответ.

– Значит, у варнаритов?

– Да.

– О, это многое объясняет. Их подход скорее прагматичный, чем философский. – Заметив выражение лица Тависа, он добавил:

– Но он часто не учитывает некоторые нюансы, которые были бы полезны в ситуациях, подобных этой. Вы изучали стандартный метод, а не специальные. Правильно? Верите ли, после стольких лет работы с Рисом я немного знаком с терминологией. (Камбер-еретик.)

По реакции Тависа Камбер сделал вывод, что молодому Целителю в какой-то момент его обучения была нанесена серьезная травма. Было такое впечатление, что применение физических повреждений в целях обучения было принято у варнаритов.

Конечно, овладевая новым умением, можно получить удары, ушибы. Камбер вспомнил синяки, которые он сам получал, изучая приемы борьбы, демонстрировавшиеся на дворе гавриллитов. Но постоянное травмирование – физическое или психологическое – не было нормой. А если это случалось, то учитель пересматривал уровень возможностей ученика, при условии, что тот честно прикладывал усилие. Когда это происходило с определенной регулярностью, это означало, что проблема заключалась в учителе и в самом методе обучения. Окончательного заключения о такой практике Камбер не делает, но из содержания этой сцены можно сделать вывод, что такой опыт применялся в некоторых школах дерини, и это очень похоже на то, как современные воспитатели могут ударить ученика по рукам вместо замечания или бросить ребенка в глубокое место водоема, чтобы научить его плавать.

В “Скорби Гвинедда” описывается история наложения покаяния за непослушание на принца Джавана архиепископом Хубертом, в основе которой лежат подобные причины. Хуберт обещает, что Джавану не будет страшно, что наказание будет не тяжелым, что он хочет лишь дать ему урок послушания. Монахи, которых назначили выполнять епитимью, имели многолетний опыт по выработке с помощью таких методов дисциплинированности у молодых монахов. Они умели правильно рассчитать силу ударов так, что Джаван вынесет их без криков. Но он был предупрежден, что если он закричит, ему будет добавлен еще один удар, то есть потенциально количество ударов возрастет от 20 до 40. К счастью, Джавану удалось сдержаться, и он не закричал, он даже удивился, когда монахи похвалили его за то, что он выдержал наказание как мужчина.

– Я удивился, что вы не продолжали наносить удары, пока я не закричу, – сказал он. – Ведь такова была ваша цель?

– Только в определенном смысле, – сказал чистосердечно монах. – Настоящая цель была проверить твой самоконтроль, подвести тебя к краю, но не сломать. Наказание должно быть достаточно сильным, чтобы причинить боль на грани того, что может вынести человек, чтобы подчеркнуть серьезность вашего страха, но не настолько, чтобы унизить человека или навредить ему по-настоящему. Я думаю, ты запомнишь этот урок? Ты проверил себя и пределы своих возможностей. Это хорошо формирует характер. (Скорбь Гвинедда.)

Научиться измерять способности и пределы возможностей ученика – такова задача учителя-наставника. В этом отношении монахи Хуберта показали себя вполне сведущими. Действительно, чтобы мы не думали о человеке, стоящем за ними, мудрость людей, осуществлявших наказание Джавана, их мягкие подсказки, как лучше перенести наказание, дают надежду полагать, что некоторые из людей, которых набирали для этого Ордена, организованного, чтобы уничтожить дерини, все же обладали какой-то порядочностью.