Отношение гавриллитов к этой проблеме отражает рациональный подход, несмотря на то, что официальная церковь не одобряла вскрытия мертвых. За стенами аббатства святого Неота стало обычной и относительно открытой практикой отложить погребение умершего брата, пока старший наставник не вскроет тело для того, чтобы ученики-Целители прошли на нем обучение. Это рассматривалось не как неуважение к мертвому, но, напротив, как последняя служба, которую умерший мог исполнить для своих собратьев, предлагая свое тело для получения новых знаний следующему поколению Целителей.

Такое обучение принесло много пользы Килиану, хотя день его первой практики в этой части подготовки Целителей был отмечен одной из самых мрачных трагедий в истории аббатства святого Неота.

[3]

В анатомическом зале было тихо, когда Килиан и другие опоздавшие вошли и поспешили на свои места. На местах, расположенных ярусами, студентов было вдвое больше, чем Килиан когда-либо видел на обычном исследовании. События предыдущего дня всех ошеломили. Теперь здесь присутствовали все старшие послушники, небольшая кучка младших воспитанников, таких, как Килиан, и почти все учителя-Целители из школы. В круглой аудитории стояла напряженная тишина, неожиданно она сменилась шорохом подошв из сандалового дерева, шелестом белых одежд учеников и зеленых шелковых мантий учителей, когда все поднялись ара появлении настоятеля. Его Преосвященство Эмриса сопровождали двое из наиболее уважаемых учителей-хирургов, один из которых был в зеленой светской одежде. Оба они остались у двери, когда настоятель прошел в зал. Белые драпировки покрывали то, что лежало на двух белых столах, высотой в пояс и занимающих весь центр зала. Эмрис прошел между ними. Чья-то бледная и дрожащая рука поправила край простыни, соскользнувшей с ближайшего стола.

Никому не надо было говорить, что лежало под этой драпировкой, тем более Эмрису. Менее чем двадцать четыре часа назад настоятель монастыря святого Неота выстрелил стрелой в сердце того, кто занимал теперь этот стол, это было намеренное и рассчитанное действие со стороны человека, который давал клятву никогда не отнимать человеческую жизнь. Не стоял вопрос о необходимости этого убийства, чрезвычайные обстоятельства оправдывали его, потому что тот, кто стал жертвой Эмриса, уже убил человека, лежащего на втором столе, и мог бы унести и другие жизни, если бы его так быстро не остановили. Но это не освобождало Эмриса от тяжелой моральной ноши. Немного удивляло, что духовник Эмриса Кверон наблюдал за каждым движением и выражением лица настоятеля с тревогой, стоя среди старших послушников, расположившихся на самом верхнем ярусе.

Бели Эмрис и чувствовал испытующий взгляд Кверона, он не показывал этого. Держа руки скрещенными в рукавах своего белого одеяния, настоятель сделал два небольших шага по направлению к кафедре, чуть наклонив голову. Руки его были сложены, как для молитвы, – ладонь с ладонью перед грудью, собравшиеся в зале также поклонились, Через минуту его плечи поднялись, Эмрис намеренно глубоко вдохнул и выдохнул. Затем настоятель поднял голову и протянул руки к небесам, молча обращаясь к Священному Собранию и с благословением, в то время как его руки грациозно описали круг, собирая физические нити группового внимания. В зале раздался тихий шелест, когда все повторили следом за ним священный магический знак.

Ничто в выражении его лица и физическом состоянии не выдавало, какое внутреннее смятение он, возможно, переживал по поводу предстоящего вскрытия убитого им человека. Его рассеянный жест пригласил всех присутствующих сесть. Еще раз послышался шорох шерстяных одежд и кожаных подметок. Тусклым взглядом оглядел он лица поверх ряс без всяких эмоций, терпеливо дожидаясь, пока все усядутся, и в зале опять установится тишина. Далее он сказал:

– Не ожидайте от меня долгих объяснений по поводу вчерашних драматических событий. Я только скажу вам, что смерть унесла двух наших братьев, оплакиваемых нами прошлой ночью. Отпевание было проведено, как требуют наши традиции. Что касается нашего умершего брата Келвига, я хочу заверить вас, что он умер в состоянии благодати Господней. Никакого обвинения не может быть выдвинуто против него в связи со вчерашними событиями, как бы ни были они плачевны. Что касается брата Ульрика, – здесь голос Эмриса на минуту упал, и он сделал глубокий вдох, прежде чем продолжил. – В наших горячих молитвах мы рассматриваем Ульрика как сына во Христе и считаем, что он тоже умер в милости Господней, хотя и потеряв временно контроль над своим сознанием. Полные причины этого отклонения сейчас рассматриваются, и соответствующие корректирующие действия будут приняты.

Когда Эмрис подал знак двум хирургам присоединиться к нему, Килиан понял, что дальнейших пояснений о том, что случилось, не будет.

– Таким образом, мы переходим к заключительному исследованию наших усопших братьев, – Эмрис продолжал, и его голосу вернулась обычная живость. – Сегодня вечером, после торжественной заупокойной мессы, их посмертные останки будут отправлены в святое место успокоения по нашему обычаю. Сегодня утром святой отец Торстейн составил список тех, кто был выбран ассистировать лорду Дову и брату Джурису. Если ваше имя будет названо, то спуститесь, пожалуйста, сюда для выполнения необходимого задания. Если ваше имя не называется, оставайтесь там, где находитесь, пока мы не решим, сколько свободных мест осталось в наличии.

К удивлению Килиана, он услышал свое собственное имя среди имен четырех, предназначенных ассистировать лорду Дову, хотя он только должен был держать поднос с инструментами. Старший послушник по имени Гомон будет оказывать любую реальную помощь, которая может потребоваться лорду Дову. Однако Килиан совсем не ожидал быть названным. Он был дважды до этого на помосте, но только для того, чтобы следить за огнем, освещающим рабочее поле, – традиционное первое назначение для самых младших послушников, которое позволяло присутствовать при вскрытии. Держать инструменты разрешалось обычно только старшему послушнику, это назначение предписывало стоять у локтя учителя, что позволяло наилучшим образом рассмотреть все происходящее.

Довольный Килиан собрал инструменты и встал со стороны лорда Дова, хотя в желудке у него что-то странно бурчало и быстро сжималось, когда он осознал, что Дов уже повел предназначенных ему помощников к столу, на котором лежало тело Ульрика, его товарища на протяжении нескольких лет ученичества.

“Я не опозорю себя”, – твердил он. – “Я буду беспристрастным. Я не опозорю своих учителей”.

– Я поставлю только одно условие при вскрытии, – сказал тихим голосом Эмрис, испугав Килиана своим неожиданным появлением у изголовья покрытого белой тканью стола. – Я сам буду ассистировать лорду Дову, и только я дотронусь до головы.

С легким поклоном темноволосый Дов велел ассистирующему Томану помочь ему снять драпировку, покрывающую тело, и раскрыть его до пояса. Другой старший послушник едва сдержал дрожь отвращения, когда он взглянул в лицо своего погибшего товарища. Они с Ульриком были близки. Второй старший воспитанник сильно побледнел и с шумом сглотнул. Килиан тоже вздрогнул при взгляде на стрелу, которая все еще пронзала неподвижную грудь Ульрика – гораздо более горькое напоминание тога, что случилось, чем ни чем не отмеченное тело Келвига, также выставленное напоказ Джурисом и Торстейном на столе перед, ними. Потому что Келвиг был поражен магией – не менее роковым оружием, чем стрела, которая унесла, жизнь. Ульрика, но более, коварным, не оставляющим физических следов. Его тело не имело внешней травмы, которую нужно было исследовать, поэтому Джурис сразу начал вскрывать грудную клетку, делая знак своим младшим ассистентам поднести огонь ближе.

– В начале вскрытия я сказал, что мы остановим свое внимание на ране умершего, – проговорил лорд Дов своим обычным тоном лектора, быстро оглядев наблюдающих на галерее. – Я воспользуюсь ею, чтобы продемонстрировать, как иметь дело с подобной раной у живого пациента. Применение в условиях битвы подобной процедуры будет очевидно, хотя я соглашусь, что эта рана должна была быть смертельной, даже если бы целая команда врачей взялась бы лечить ее, как это не печально. После вскрытия грудной клетки мы изучим величину внутреннего повреждения и физиологически подтвердим то, что вы вчера уже узнали из Чтений: стрела пронзила сердце и частично повредила сосуд, называемый аортой, то есть нанесла повреждения, не поддающиеся лечению. Теперь о примененном оружии.