Оракул опустила взгляд:

— Магия есть во всех. Хоть в пустых, хоть в лунных.

— Это что ж, и во мне есть магия? — Хомяк даже покрутил ус, посмеиваясь.

— Конечно, — улыбнулась Елена, — Ночной маг.

— Ой, ну не надо вот этой вот хрени, — усач аж потряс трубкой, и оттуда вылетел сноп искр.

Я, понимая, что сейчас обсуждается довольно важная информация, чуть подобрался. И в который раз понял, что строить систему мира по таким крохам невозможно.

Сейчас бы забуриться в библиотеку, обложиться книгами по географии, астрономии, биологии, истории. Вот только кто даст?

У меня оставалась крепкая надежда, что мне поможет Громов. У нас не заладилось знакомство с первых минут… Ну, у меня с ним, а не у Василия, конечно. Но что-то мне подсказывало, что на Фёдора можно положиться.

Главное, вернуться в академию и встретиться с ним.

— И всё же это звучит благородно, — неожиданно серьёзно заявил Сивый.

Усач удивлённо уставился на белобрысого, а тот продолжил:

— Господин ночной маг. Звучит ведь? Не ночуха, не чухла, не чушка… Ночно-о-о-ой ма-а-а-аг.

Теперь было заметно, что Сивый едва сдерживает смех, иногда шмыгая через нос, и тут Хомяк расплылся.

— Ага, как и господин безлунный, — усач толкнул Сивого в плечо, — Свободный от свободы. И от денег.

— Позвольте мне наколдовать вам чудесной настойки, господин безлунный Мяч. Вы ведь ночной маг, как я полагаю?

— Именно так, — Хомяк стал накручивать ус и подставил кружку.

Они засмеялись, а Елена, особо не найдя ничего смешного, снова подняла глаза к звёздам.

Пробоина была там, чернела пятном, выделяющимся в свете Жёлтой луны. А на горизонте, над далёким лесом, показалась ещё одно ночное светило.

Ещё лишь самый краешек, теряющийся за мутью от далёкого расстояния, но я уже по разговорам солдат и по цвету зарева понял, что это Красная луна.

Та самая, которая восходит и делает Красногорию сильнее.

Сдвинув рукав с часов, я посмотрел на мутные камушки на циферблате. Белый почти не было видно, если убрать от света костра, а вот красный и голубой камушки даже немного светились, причём красный чуть сильнее. В нижнем пазу было пусто, но я подозревал, что там должен быть жёлтый камушек.

Эх, днём надо было рассмотреть часы в темноте. Что-то мне подсказывало, что белый тоже светился до того момента, как его луна пропала в небесной дыре.

Я, усмехаясь под веселье солдат, отказался от предложенной выпивки, встал, и подсел ближе к Елене. Земля была холодная, но мне было не привыкать. Хотя тощий зад Василия ещё надо было намозолить.

— Ты говорила, что сможешь услышать предков, — тихо сказал я, вытягивая из кармана тусклую монету.

Она с интересом глянула на меня, её брови подпрыгнули.

— Василий, ты вспомнил вдруг, что мы были друзьями? — неожиданно холодно произнесла она.

Я аж чуть не поперхнулся, да так и застыл, сжимая шнурок от монетки. Твою псину, этого я не учёл.

Мне казалось, что у моего Василия не особо с бабами… А тут на тебе, первый же оракул, с которым можно поболтать по душам, и вдруг предъявляет мне что-то об отношениях.

— А чего ты меня днём защищала-то? — не выдержал я.

— Ну, потому что Плетнёв — придурок побольше, чем ты, — без улыбки ответила Елена.

Я задумчиво уставился на монетку. Девушка бросала на неё равнодушный взгляд, и мне показалось, что она уже не раз видела эту вещицу.

Ну, Васёк, услужил.

— Так, — я потёр подбородок, — Вообще-то, я ничего не помню.

Елена распахнула глаза пошире, потом сузила, посмотрев на меня с особым презрением:

— Это просто замечательно, — и, сев вполоборота, отвернулась, стала смотреть в ночную степь.

Я едва не выругался. На простых знакомых или сокурсников так не обижаются.

Лишь спустя пару секунд до меня дошло, что для примирения я выбрал не лучшую фразу: «Я ничего не помню». Если вспомнить мою Алёну, она б меня за такое убила.

Огонь костра весело блестел на тёмных волосах Елены. Оглянувшись, я поймал взгляд усатого Хомяка. Тот сразу же показал мне большой палец, и одобрительно кивнул. Мол, девки, это по-нашему.

Да чтоб тебя, почему же мой Василий не испытывает никаких эмоций? Ведь там, в машине, этот жжёный пёс мог хоть как-нибудь намекнуть, что его с этой тёмненькой что-то связывает.

Я всё-таки уловил эмоцию от седого хозяина тела. Это было что-то вроде смеси горделивой обиды с благородным чувством правоты. Ясно, что разлад у них уже давнишний.

Ну, мне на обиды Василия было наплевать, и я, тронув Елену за плечо, сказал:

— Ты это, я про оракулов сегодняшних говорил. Меня же один проверил, так мне память и отшибло. Не дуйся, короче…

Елена не ответила, и я вернулся к костру.

— Бывает, — поморщился Сивый, снова предлагая выпивку.

В этот раз я не отказался, взял фляжку, но на всякий случай покрутил головой. Нет ли где командования.

Потом только до меня дошло, что эта привычка осталась у меня ещё с той жизни.

— Ого, а вылунь-то у нас мозговитый, — Хомяк заметил мою реакцию, — Ищет командира, прикинь? Здесь я, рядовой, — он засмеялся, и ткнул Сивого в плечо.

Тот потёр плечо и скривился.

Напиток был некрепким, но пахучим. И, надо сказать, недурным. С такого сильно не напьёшься, но и налегать явно не стоит.

Пригубил я совсем немного, потому как возможностей тела не знал. Мало ли, вдруг мой Васёк с одной рюмки упадёт?

Сивый в это время обратил внимание на монетку, которую я так и держал в руках.

— О, знакомый герб.

— А? — спросил я, не веря своему счастью, — Уже видел его?

— Конечно. Раньше сильный род был, это в соседнем краю. А откуда он у тебя?

Я чуть не поперхнулся, и отдал фляжку обратно. И что отвечать?

— Ему от деда досталось, — громко ответила Елена, — А он служил в том краю.

Мне едва удалось сдержать вздох облегчения. Всё-таки, зря пригубил настойку, соображать хуже стал.

Оракул снова демонстративно отвернулась, но в её взгляде я заметил потепление. Ладно, приставать к ней не буду, ещё полчаса подожду, она сама дойдёт.

— А, служил, — белобрысый уважительно посмотрел на меня, — В крови, значит, смелость.

— Борзовы да, сильные были, — кивнул Хомяк, — Ты же про них говоришь, Сивый?

Я с недоверием посмотрел на амулет, на чеканенную пёсью голову. Борзовы, значит. А почему я тогда Ветров?

— Да, про них. Только странная монета, не видел таких. Тут же ещё государев знак.

Я понял, что он про корону с другой стороны. Да чтоб тебя…

— У них же была награда от государя, помнишь это дело?

Сивый кивнул:

— Жалко, конечно, сильный род был…

Захрустела трава, мы все повернулись. Из темноты показались два силуэта.

— Ну, что там? — спросил Хомяк.

— Чисто, — ответил один из вернувшихся солдат и с удовольствием уселся рядом с костром.

Протянул белобрысому кружку и тот, недовольно поджав губы, всё же плеснул туда немного.

Второй продолжал стоять, почёсывая затылок.

— Так, — Хомяк с подозрением уставился на него, — Так чего там?

— Да ну это, младший сержант, я…

Первый патрульный у костра вскинул голову, со злостью глядя на напарника, но промолчал.

— Если вы шутить надумали со мной, недолунки… Рябзин, говори, я сказал!

— Да мы к вертуну подходили, и он там… это… Ну, шумит.

— Шумит он, — язвительно повторил его напарник, — Ты маг, что ли, а?! В вертунах, умник, он разбирается.

— Так я ж у такого вырос, — попытался оправдаться второй, — Ну, знаю, как шумят.

Наверняка всю дорогу до этого один другому твердил, что рассказывать об шуме не стоит. Потому что реакция у командира будет предсказуемой, и шума будет ещё больше.

Хомяк встал, кивнул патрульным:

— Так, передайте по другим отделениям, — он нагнулся, взял винтовку, — Пусть готовятся, по окопам рассаживаются.

— Да в пробоину тебя, младший сержант, — вздохнул Сивый, но послушно стал вставать, — Хорошо ж сидели.