— Так-то, Шарав. Будь поласковее с этим паршивцем. Делай вид, что любишь его. Отправь в школу! А потом действуй так, как я тебе сказал. Тогда и комар носа не подточит. Понял? — наставлял лама.

— Понял, учитель. Сделаю все, как вы велели. Вы так хорошо мне посоветовали! — рассыпался в любезностях Шарав, помогая Молому сесть на коня. — Счастливого пути, учитель!

Нагнувшись к Шараву, Молом прошептал:

— Только будь осторожен. Делай все с умом.

Шарав с готовностью закивал и долго еще стоял на одном месте, провожая взглядом удалявшегося Молома.

— Коня оседлал, сынок? — спросила Норжма, глядя с любовью на вбежавшего в юрту сына.

— Оседлал, мама! А куда вы положили мою тетрадь?

— Вот она. — Норжма открыла старый некрашеный сундучок, стоявший в ногах у кровати, и достала замусоленную, смятую тетрадку. — Бедный мой сын, как же ты будешь учиться? Ни тетрадей у тебя нет, ни карандаша.

— Ничего, мама, не беспокойтесь! Говорят, в школе выдают и тетради и карандаши.

— Волосы-то у тебя как отросли, — продолжала Норжма, гладя сына по голове. — Надо бы перед школой постричься. Был бы жив отец, ты бы таким не ходил, да и все было бы иначе, — вздохнула Норжма и смахнула рукой слезу. — Ну ничего, сынок! Говорят, войлок растягивается — мальчик вырастает в мужчину. Постарайся хорошо учиться — человеком станешь. Трудно нам с тобой сейчас, да, может, все переменится.

Услышав шаги, Норжма умолкла. Приподняв войлочный полог, в юрту вошел Шарав. Он прошел на северную половину, сел на пол, скрестив ноги, и обратился к Зоригу:

— Ну как? Не передумал насчет школы? Хочешь ехать — поезжай. Боюсь только, как бы ты сам потом не пожалел. Остался бы лучше дома, ходил бы за скотом. Уж тут всегда был бы сыт, одет и обут. Но раз уж тебе так хочется, поезжай. То, что хочется человеку, всегда ему кажется лучшим. Делай как знаешь, — с трудом скрывая свое недовольство, закончил Шарав.

— Ты не смотри, что я немного строг, — помолчав немного, продолжал он. — На самом-то деле я тебя люблю. И скучать по тебе буду. А ты будешь скучать по дому?

Не зная, что ответить, Зориг молчал.

— Ты не думай, что учиться легко, — наставлял его Шарав. — Это, брат, дело несладкое. Там тебе придется и померзнуть и поголодать — не то что дома. И от мальчишек не раз поплачешь. Знаешь, какие драчуны бывают? Да и от учителей не одну затрещину получишь. Есть такие учителя!

Возле юрты залаяла собака, послышался конский топот.

Это приехали Сандаг с Тугэлдэром. Спешившись, они привязали лошадей к коновязи и вошли в юрту.

На Тугэлдэре был новенький голубой чесучовый тэрлик, подпоясанный зеленым шелковым поясом.

— Здравствуй, Шарав! — приветствовал хозяина Сандаг. — А ведь приятно отправлять детей в школу, правда? Я очень рад, что и ты решил послать сына учиться.

— Я думал его хозяином сделать, но ему хочется учиться, — пожал плечами Шарав. — Ну, я и сказал: «Решай сам. Хочешь в школу — езжай!»

— И правильно сделал, — взглянув на мальчиков, улыбнулся Сандаг. — Как же иначе! Детей надо учить. Самим не суждено было учиться, так пусть хоть дети станут учеными людьми.

— Пусть, пусть. Я разве против? Всякому своя судьба, — усмехнулся Шарав, покосившись на пасынка. Он заморгал глазами и стал вытирать пот с лица.

— Ну, а теперь — в путь, не то, как говорится, пока болтаешь, стадо уйдет далеко, — вставая, сказал Сандаг.

Все вышли из юрты. На Зориге был старенький тэрлик из синей далембы. Голова была повязана рваным платком.

— Ну, сынок, учись хорошенько, не скучай, — сказала Норжма и, поцеловав Зорига в левую щеку, добавила: — А когда приедешь, поцелую в правую.

Сердце Зорига забилось сильнее.

Сандаг, Тугэлдэр и Зориг повернули коней на большак, ведущий к сопке Цаган-Толгой. Каждый год по этой дороге отправлялось в школу много детей. По старому обычаю, родители в эти дни окропляли дорогу молоком. Норжма тоже вынесла кружку молока и со словами: «Да будет светлым путь моего сына» — плеснула молоко вслед удалявшимся всадникам.

Широко раскинулась необъятная степь. Воздух напоен пьянящим запахом душистых трав. В далекой долине сквозь легкое марево, поблескивая на солнце, сверкают перламутром белые здания. Стегнув коня, Зориг, словно жаворонок, вырвавшийся из клетки и взмывающий в небесную синь, пронесся мимо Сандага. Казалось, ему не терпится быстрее всех добраться до школы, попасть туда раньше всех. Лицо его раскраснелось, волосы выбились из-под платка, а полы халата, точно крылья птицы, трепетали на ветру.

— Потише, Зориг. Там впереди ямы! — громко окликнул его Сандаг. — Теперь уже близко, успеешь!

Натянув поводья, Зориг придержал коня. Сандаг и Тугэлдэр поравнялись с ним.

— Дядя Сандаг! Школа там? — Зориг указал на белеющие дома.

— Там, — ответил Сандаг. — Это наш сомонный центр. Десять лет назад здесь почти ничего не было, а сейчас вон сколько домов понастроили. С каждым годом их становится все больше, и дома-то все какие красивые!

Ласково поглядывая на мальчиков, Сандаг рассказал им, как выглядит здание школы и общежитие.

— Мы будем жить в одной комнате, — сказал Тугэлдэр, дернув за рукав Зорига.

— Конечно. Вы должны дружить и помогать друг другу, как братья, — заметил Сандаг.

— Смотри, Зориг! Вон над зданием красный флаг. Это школа. Давай поскачем быстрей!

Они ударили коней плетьми и помчались вперед. Лошади понеслись, будто две стрелы, одновременно пущенные из луков. Не вытерпел и старый Сандаг. Хлестнув коня, он понесся вслед за ребятами.

Перед зданием школы стояло много коней. Сандаг и мальчики тоже привязали своих коней и направились к большой белой юрте.

— Отряхнитесь, поправьте пояса и дэлы. Сейчас мы зайдем в учительскую, — предупредил их Сандаг.

Ребята наглухо застегнули дэлы, потуже затянули пояса. Над дверью школы висело красное полотнище: «Уважаемые родители и дорогие ученики! Поздравляем вас с новым учебным годом! Добро пожаловать!»

— Это учительская? — шепотом спросил Тугэлдэр.

— Да, — ответил Сандаг. — Прежде чем войти сюда, всегда сначала спросите разрешения. — И он постучал в дверь.

— Можно! — ответил кто-то басом.

Они вошли. Навстречу им из-за стола, покрытого красным сукном, поднялся мужчина средних лет.

— Здравствуйте, милости прошу! — приветствовал он Сандага. — Садитесь. Как добрались?

— Спасибо, хорошо, — ответил Сандаг, усаживаясь на стул и вытаскивая из-за голенища трубку. Он угостил учителя табаком, и оба закурили.

Зориг и Тугэлдэр с интересом рассматривали картины и фотографии, висевшие на стенах.

Картины были очень красивые, таких они еще никогда не видели.

— Вы привели двух мальчиков? — спросил учитель.

— Да! Один из них мой сын, а другой — сын нашего соседа Шарава.

«А я ведь не сын Шарава», — подумал Зориг. Ему вдруг стало не по себе.

— А где сейчас директор школы? — спросил Сандаг.

— Он у себя в кабинете. Скоро директор соберет родителей и покажет им школу. Вы хотите с ним повидаться?

Сандаг кивнул.

Раздался звук горна, и на площади, перед зданием школы, стали строиться школьники. Легкий ветерок развевал их красные галстуки.

— Уважаемый Сандаг, если вы хотите поговорить с директором школы, пройдите к нему, а мальчики пойдут со мной, — сказал учитель Жигми?д.

Сандаг направился к белому зданию школы, окна которой ярко сверкали на солнце, а учитель подвел Зорига и Тугэлдэра к шеренге ребят и поставил их в самом конце. Школьники были в чистых дэлах, хороших, крепких сапогах, одинаковых фуражках и с сумками за плечами. Взглянув на свой поношенный дэл и стоптанные сапоги, Зориг смутился. Ему вдруг вспомнилась мать, которая, провожая его, стояла у двери юрты, брызгала вслед молоком и шептала молитву. «О чем она молилась?» — подумал Зориг и вздохнул.