Потом опять все смешалось.

Зрители и участники расходились: впереди была еще половина выходного дня. Солнечный, синий от безоблачности и осеннего холода, он бил в окна и звал на улицу.

Серёжа тряхнул плечами, прогоняя усталость, улыбнулся.

– Ты не расстроился? – участливо спросила Наташа.

– Третье место – это ведь тоже хорошо, – сказал Генка.

– Все хорошо, – сказал Серёжа. – Знаете что? Пойдем сейчас ко мне? Я вам покажу, какую башню отгрохал на своем замке. А потом что-нибудь придумаем.

Олег прошел мимо, на ходу попросил:

– Сергей, останься, если можешь. Надо порядок навести, оружие убрать.

Наташа и Генка сказали, что подождут.

Вокруг Мити и его мамы все еще толпились друзья.

– Олег Петрович! Серёжа! – позвала она. – Знаете что? Приходите сегодня к нам! Вот и Данилка, и все ребята придут. Сделаем маленький праздник. Будем чай пить, я пирожков нажарю. Придете?

– Вообще-то мне контрольную надо готовить, – сказал Олег. Посмотрел на Митю, который оглядывал всех со счастливым ожиданием, и вздохнул: – Но, с другой стороны, пирожки…

– А с чем пирожки? – поинтересовался Данилка, и Серёжа слегка щелкнул его по макушке.

– С вареньем… А ты, Серёжа, придешь? – Она улыбнулась. – Ты ведь первый учитель.

– Приходи, – негромко, одними губами попросил Митя.

"Если откажусь, получится, что обиделся за проигрыш", – подумал Серёжа. Но не это было главное. Главное, что ему самому хотелось пойти. Но как же Наташа и Кузнечик?

– Извините, я не могу, – сказал Серёжа. – Меня ребята ждут.

– А ты с ребятами приходи, – настаивала Митина мама.

Серёжа подошел к Наташе и Генке.

– Пойдем?

Наташка почему-то опустила ресницы и тихо сказала:

– Я бы пошла. Что такого…

– Я – как вы, – быстро сказал Кузнечик.

Митина мама заторопилась:

– Приходите в шесть часов… Митенька, ты иди домой, приготовь пока все для чая, а я зайду в магазин.

– Пусть он с нами в кино идет, – предложил Данилка. – У нас билеты есть на четыре часа. До шести успеем.

Но Митя молча покачал головой. Он не хотел в кино. Наверно, старался не расплескать до вечера свою радость.

Почти все ушли.

Кузнечик и Наташа бродили по залу, разглядывая флаги с гербами. Олег и Серёжа укладывали в шкаф маски.

– Зачем? – тихо спросил Олег.

– Что – зачем? – не понял Серёжа.

– Только не надо отпираться. Зачем проиграл?

Отпираться в самом деле было глупо. Серёжа пожал плечами.

– Пожалел его? – спросил Олег.

Серёжа удивленно вскинул глаза.

– Вот еще! Просто… ему нужнее.

Олег помолчал.

– Ну… пусть, – наконец проговорил он. – Я вот про что хочу сказать. Знаешь, что Огоньков от вас уходит? Будет командовать знаменной группой.

– Почему?

– Их класс перевели в первую смену… А тебе, наверно, быть капитаном.

– Почему мне? – искренне удивился Серёжа.

– Так ребята говорят. Я уже спрашивал.

– Что я, лучше всех?

– Да нет, все одинаковы, – серьезно сказал Олег.

– Валерик Воронин старше меня.

– Я знаю. Но он прежде всего художник, у него и так работы хватает. И он, кстати, тоже назвал тебя.

– Странно…

Серёжа никогда не стремился быть командиром. Конечно, капитан – это здорово. Это золотой угольник на рукаве под нашивкой, это право открывать стеклянный шкаф со знаменем, это участие в советах, где решаются важнейшие дела. Но ведь это еще и отвечать за всю группу. А как это – отвечать? И как командовать? Мосиным, Андрюшкой Гарцем, Ворониными? Почему они должны видеть в нем командира?

– Это ведь не награда. Это – нужно, – сказал Олег.

– Ну, раз нужно… Только…

– Хочешь сказать: только получится ли?

– Нет… Только не говори никому про это… Ну, про последний бой.

Олег выпрямился.

– Никому? Нет, кое-кому я все-таки скажу… Ребята, идите сюда!

Генка и Наташа подошли.

– Я про вас кое-что знаю, – сказал Олег. – Сергей не очень разговорчив, но про вас он говорил. Вы его друзья. И хотя бы вы должны знать: последний бой он проиграл нарочно.

"Сейчас начнут спрашивать – зачем", – с досадой подумал Серёжа. Но Наташа промолчала и только слегка покраснела почему-то. А Кузнечик спокойно сказал:

– Ну, значит, так надо.

– Надо? – переспросил Олег. – Может быть, братцы, не знаю… Сергею видней. Только все-таки обидно, наверно, да, Серёжа? Первые соревнования. Сразу была надежда стать чемпионом. Не всегда ведь так повезет…

– А, пускай, – задумчиво произнес Серёжа. Ему было сейчас хорошо. И он не боялся сказать о том, что снова вспомнилось: – Мне однажды так повезло, что, наверно, хватит на всю жизнь. Я про это никому не говорил. Только отцу да Наташке…

– Это про всадников? – шепотом спросила она.

– Да… Я, когда еще маленький был, придумал сказку о волшебных всадниках. Будто они приходят на помощь, когда позовешь. А потом, этим летом уже, меня на станции поймали четыре гада. Я из лагеря домой уходил, потому что не хотелось там быть, а они тащили обратно. Насильно. Издеваться начали: "Ну, зови своих всадников!" И они вдруг примчались! Понимаете, настоящие!

Он замолчал, потому что опять слишком уж зазвенел голос и опять, как наяву, он пережил то изумление и счастье, когда в нарастающем громе копыт загудела земля, вспыхнули рыжие гривы и упруго прозвучал голос командира…

– А что за всадники? – нетерпеливо спросил Кузнечик.

Но тут резко открылась дверь, и они увидели Митю.

Он был в разорванной куртке, с кровью на щеке и на губах, а в глазах у него стояли злые слезы.

– Кто? – тихо и гневно спросил Олег.

– Не знаю, – сказал Митя. – Я их раньше не встречал… Их было четверо.

Тыльной стороной ладони он вытер припухшие губы. На руке осталась красная полоса. Митя удивленно посмотрел на нее и негромко, но со злостью продолжал:

– Одного зовут Лысый. Я запомнил.

– Лысый?! – вскинулся Кузнечик. – Он такой, с меня ростом, в вязаной шапке, да? И под глазом фингал?

Митя кивнул.

– Я же этого паразита знаю! – воскликнул Генка. – В нашем дворе живет. Синяк – это я ему вделал за голубя. Они его поймали на помойке, банку привязали к лапам и летать заставляли…

– Стойте. Всё потом, – сказал Олег. – Наташа, будь добра… В раздевалке у двери аптечка. Вата, бинт, йод, перекись водорода. Сергей, возьми в умывальнике стеклянную банку, налей теплой воды…

Когда Серёжа вернулся с водой, Олег и Кузнечик стаскивали с Мити куртку. Митя осторожно вытягивал из нее руку и морщился.

– Что с рукой? – спросил Олег.

Митя улыбнулся, не разжимая зубов.

– Больно пальцы. Я этому Лысому все-таки один раз стукнул. Костяшками. По зубам… Это когда уже все разбежались и я пошел. А он за мной привязался, все в спину тыкает и шипит: "А ну беги. А ну беги, хуже будет". А потом забежал вперед, ладонь растопырил – и меня за лицо… – Митя брезгливо передернул плечами. – Я не выдержал и как дал!

– Иди-ка сюда, – сказал Олег. Сел на стул, поставил Митю между колен, обмакнул ватный тампон в теплую воду. – Поверни щеку. Вот так… Ну и что дальше было?

– А дальше они все меня окружили… Вот тогда и разбили губы. А тут взрослые подошли, закричали на них, они сразу кто куда… Вот и все. Я сюда пошел. Если я в таком виде домой приду, мама…

Он замолчал, потому что Олег стал обмывать ему губы.

– Гена! – позвал Олег. – Значит, Лысого ты знаешь?

– Еще бы! И он меня знает. Он меня еще лучше сегодня узнает, это уж точно.

– И меня, – сказал Серёжа, чувствуя холодок в груди. – Эх, жалко, никого из наших там рядом не было!

Митя удивленно глянул на Серёжу и дернул головой.

– Что, больно? – спросил Олег.

Митя отрицательно промычал.

– А что же ты… Сказать что-то хотел?

– Нет, – прошептал Митя и опустил глаза.

Олег бросил на пол розовую мокрую вату. Нахмурился.

– Постой… Ты сказал… Ты сказал: все разбежались, а я пошел… Ты что же, был не один? Митя!