Стараясь, чтобы не дрожал голос, он сказал:

– Валера, Стасик, идите домой. Я тут сам разберусь…

"Если они уйдут, можно пробиться, – думал Серёжа. – Дам Кисе головой в поддых, а пока они будут мигать, выскочу на светлую улицу. Там они побоятся лезть".

– Стоп, козявки. Ни с места, – угрожающим шепотом приказал Киса. – Гусыня, присмотри.

Ага, значит, этот тип в спортивной шапке с помпоном и есть Гусыня… Раньше встретиться не пришлось. После того случая с Митей Серёжа и Кузнечик, прихватив Нока, два вечера искали компанию Лысого и Гусыни, но те не появлялись на улице.

А теперь – вот он!

Гусыня взял Стасика и Валеру за воротники, подвел и прислонил к телеграфному столбу.

– Стойте и не дышите, головастики. Худо будет…

Он, видимо, был уверен, что страх совсем парализует малышей, и даже не оглянулся.

Стасик замер, и в полоске света, падавшей из окна прямо на столб, Серёжа видел его бледное, с полуоткрытым ртом личико. В глазах у Стаськи были ужас и покорность.

Валера тоже на секунду притих, но вдруг рванулся и бросился из переулка к свету.

– Кеша! – тонко заголосил Киса. – Верни гада!

Тот, кто стоял в стороне, кинулся было за Валерой, но не догнал и вернулся.

– Черт с ним, – решил Киса. – Мы тут быстро… – И обратился к Серёже: – Ну как насчет денежек?

– А ты что, взаймы их мне давал? – скручивая в себе страх, сказал Серёжа.

– А как же! – обрадовался Киса. – Давал, конечно. Вчера. Три рубля. Отдашь?

– Да ты не бойся, – успокоил Гусыня. – Бить не будем, если будешь хороший. Мы же вежливые.

Тот, кто бегал за Валеркой, по-прежнему стоял в стороне, а маленький был рядом, но молчал и опасливо вертел головой.

– Ну-ка, раздвиньтесь, мне идти надо, – сказал Серёжа. – У меня времени нет.

– У него времени нет! – подхватил Киса. – Вы слышите? Кеша, проверь у него карманчики, и отпустим человека, ему некогда.

Тот, кого называли Кешей, недовольно обернулся.

– Я же просил не втягивать меня в подобные истории…

И Серёжа узнал по голосу Сенцова!

– Сенцов! – сказал он, забывая на миг о страхе. – Надо же! Быстро отыскал новых друзей.

– Почему новых? – хладнокровно отозвался тот. Он, видимо, еще раньше узнал Серёжу. – Старых друзей у меня и не было. В вашем зачуханном клубе, что ли, друзья?

– На что надеешься? – спросил Серёжа. – Избить вы меня можете, а убить не убьете. Завтра все равно все узнают, какой ты подонок.

– А какие у тебя ко мне претензии? Я тебя, кажется, не трогаю. А кроме того…

– Никто ничего не докажет, – снисходительно объяснил Киса. – А поэтому стой и не возникай.

– Докажут, – сказал Серёжа.

– Кто? Может, этот ребеночек? – Киса кивнул на Стасика. – Он не будет на нас наговаривать, он хороший мальчик. Верно, Стасик? Мы с ним друзья. Хы-ы…

Серёжа увидел, как Стасик заморгал и зашевелил губами. Словно ответить хотел.

– А если и докажут, что будет? – насмешливо спросил Киса. – Сводят в учительскую, скажут, что нехорошо так делать. Вон Гусыню каждый день к директору таскают, а он веселый.

– Пусть карманы покажет, – мрачно потребовал Гусыня.

На что они надеялись? Ну да, они не понимали, что бывают вещи сильнее страха. Что можно бояться и все равно стоять прямо. Потому что есть эмблема с конниками и солнцем, есть друзья, рапиры, слова клятвы. Песни Кузнечика, всадники "Гренады". И где-то далеко – маленький Алехандро Альварес Риос, которому грозят пули. И красный галстук, который, выходя из школы, не прячешь в карман, как эти подонки. И золотой угольник капитана.

В двух шагах от светлых домов, от тысяч веселых и справедливых людей из случайной темноты выползли эти поганки и думают, что они хозяева!

– Дураки вы, – сказал Серёжа. – Вы думаете, на вас управы не найдется?

– Милицией пугаешь, гад? – прошипел Гусыня. – Не пугай, мы там были – и ничего, так же дышим.

– Значит, никто вам не страшен? – с насмешкой спросил Серёжа. – Значит, вы сильней Советской власти?

Киса хихикнул:

– Это ты – власть?

– Я не власть. Но она за меня, а не за вас. А вы – плесень.

В ту же минуту в глазах у Серёжи вспыхнули желтые огни, и от удара в лицо он отлетел на палисадник. Острые концы реек больно уперлись ему в спину. Палисадник был шаткий, он прогнулся под Серёжей, и несколько реек отскочили от нижнего бруса. Чтобы не упасть, Серёжа схватился за одну из них…

Рейка подалась и осталась в руке.

И в ту минуту, когда Серёжины враги думали, что он сломлен, побежден, уничтожен, в нем вспыхнула мгновенная радость. Радость силы и уверенности.

До сих пор он не думал об оружии. Но сейчас, ощутив под рукой деревянный брусок, он вспомнил все, что надо: Олега с рапирой, свечи, серебристый вихрь клинка. Вспомнил, как сам на пустыре длинной линейкой рубил колючие головки на высоких кустах репейника. Это было как вспышка. Он оттолкнулся левым локтем и кинулся к врагам…

Киса ойкнул и отскочил, ухватившись за кисть правой руки. Обратным движением Серёжа сбил Гусыню, который оказался справа: концом рейки, зажатой в ладони, как рукоять, Серёжа ударил его в подбородок. Тот схватился за лицо, заскулил, медленно сел на корточки и уткнулся в колени, но это Серёжа увидел уже после. А сначала он развернулся в сторону Сенцова. Осторожный Сенцов успел отскочить заранее, но при этом неудачно повернулся спиной. Серёжа прыжком догнал его и от души врезал по лопаткам.

– Я тебя трогал?! – заорал Сенцов, изгибаясь. Самый маленький из ребят прыгнул на дорогу и поднял что-то с земли. Наверное, камень. "А он не трус", – мельком подумал Серёжа и повернулся в сторону Кисы. Младшего противника он не боялся: знал, что подойти он не решиться, а камнем сгоряча попасть трудно. Другое дело Киса… Но Киса по-прежнему держался за руку. То ли удар был силен, то ли Киса обалдел от стремительного отпора.

У Серёжиной головы прошелестел камень.

– Ты мне еще покидайся! – пригрозил Серёжа. Перехватил поудобнее рейку, поднял портфель и сказал Стасику: – Пошли.

Сердце у него бухало и колени вздрагивали, но это был уже не страх, а возбуждение боя. И тут он услышал взрослый голос:

– Это шо же такое?

"Сейчас побегут", – подумал Серёжа.

Но враги его не двинулись. Только Гусыня поднялся, все еще держась за подбородок.

Серёжа разглядел, что взрослый человек был невысокий, но широкоплечий. В короткой куртке, плоской фуражке и сапогах. И, судя по голосу, молодой.

– Так шо же случилось? За что ты побил этихь хорошихь мальчиков?

Он то ли старался говорить "по-одесски", то ли просто не очень владел языком. "Кажется, пьян", – понял Серёжа.

Но все-таки это был взрослый человек. Не будет же он заступаться за хулиганов.

– Они сами полезли, – возбужденно сказал Серёжа. – Понимаете, деньги им понадобились. Четверо на одного. Рыцари…

– Ай-яй-яй, – насмешливо произнес человек.

Младший мальчишка прошептал с опаской и почтительным восторгом:

– Это Гаврик…

– Молчи, дубина! – злым шепотом оборвал его Киса. И жалобным голосом объяснил: – Мы его по-хорошему попросили, а он дерется.

– Ай-яй-яй… – снова сказал Гаврик, и Серёжа ясно услышал издевательскую нотку. – Тебя попросили, а ты дерешься… А ведь люди по-хорошему просят. И не один, а целый коллектив… Тебя в школе учили, что коллективное важней личного, а? Что же ты себя про-ти-во-по-став-ляешь? А? Нельзя. А еще, наверное, пионер… А?

И вдруг совсем другим голосом, резким и злым, он сказал:

– А ну брось палку и топай сюда, ты… – И он выругался.

И выдернул из кармана руку.

Может быть, случайно, а может быть, нарочно этот Гаврик протянул руку в полосу света, и Серёжа увидел на его полураскрытой ладони плоский широкий нож.

Стасик громко заплакал. Серёжа машинально закрыл грудь локтем.

В этот миг он понял, что если промедлит хоть полсекунды, то не справится с собой. Бросится бежать, изнемогая от страха за себя.

А Стаська?