— Лева, машина!

— Да-да, едем.

Лузгина пришлось уговаривать часа два, но Гордей не отступал. Он и сам не ожидал от себя такого упрямства. Объяснение было банальным: очень хотелось расслабиться в объятиях красивой японки. Именно о такой «культурной программе» сообщили ему партнеры. Голубев пришел в восторг. У него никогда не было восточной женщины. География его романов выходила за пределы СНГ, но японка — это уже экзотика. Экзотично, непредсказуемо. Говорят, они вытворяют такое, что потом все другие партнерши кажутся пресными, жеманными, бледными. Голубев успокаивал себя, что это будет лишь единичное приключение. Привыкнуть не успеет, а значит, не разочаруется в своих будущих пассиях.

— Гордей, это же глупо — ехать в баню, находясь в Америке, — уже в машине Лузгин начал раздражаться. — Тебе дома мало?

— Ты не понимаешь всей пикантности! Нам делают супер-пупер программу, а ты капризничаешь. Не понравится — мы можем больше не делать этого. Отказываться глупо.

Голубев предвкушал, как изменится лицо Левы, когда к ним после крутой парилочки впорхнут японочки. У Гордея слюнки потекли. Ему так хотелось увидеть, как опечаленный разлукой с женой друг поимеет одну из них нетрадиционным способом. Кто знает, аппетит приходит во время еды: может быть, они закажут нечто экзотическое, ну, например, групповуху с обменом красотками, а то и по две на одного. Гордей так возбудился, что ощутил, как напрягся его член. Эрекция не входила в его планы. Быстро переключив внимание на сверкающую рекламу, Голубев несколько раз глубоко вдохнул.

— Ты что? — Глаза Лузгина внимательно вглядывались в раскрасневшееся от возбуждения лицо друга.

— Ничего, все в порядке. Жарковато в машине.

— Ты не заболел? — В салоне работал кондиционер, было достаточно прохладно.

— Я в полном порядке, — сияющая улыбка в ответ.

— Ты как-то странно выглядишь, — беспокоился Лузгин.

— Все, приехали.

Голубев молчал. Они вышли из машины, охрана сопровождала их повсюду. Два здоровых молодца вошли вместе с ними в казино. Лев и Гордей уже натыкались на них, когда выходили из номера, посещали ресторан, прогуливались по вечернему Лас-Вегасу. Совершенно естественно, охрана была и сегодня.

— Добрый вечер. Рады вас видеть. Прошу вас, — высокий красивый улыбчивый парень, встречающий их, говорил по-русски совершенно без акцента. Он провел их в просторное помещение, напоминающее Сандуновские бани. Оглядываться не хотелось — сзади вышагивали два дюжих молодца. Их суровый вид лишал приключение романтики, напоминал о том, что люди они солидные, а с солидными людьми порой случаются непредвиденные вещи. Вот эти парни и выступали страховкой от этих неприятных неожиданностей. Но, как любил говорить Лузгин:

— От хорошего снайпера еще ни одна охрана не спасла.

Голубев всегда сплевывал через плечо. Незаметно крутил кукиши за спиной и мысленно обзывал друга кретином, который притягивает негатив своими идиотскими высказываниями. Гордей снисходительно относился к факту постоянного присутствия охраны. Он не скрывал, что дорожит жизнью.

— …какой бы нелепой она ни казалась… — добавлял он. Мужчины обычно никак не комментировали сказанное, а женщины принимались убеждать его, что это нелепость, которую он сам себе придумал. И все от романтизма и ранимости душевной.

Охранники следовали за бизнесменами, внимательно оглядывая помещение. Красавец время от времени дарил им свою белозубую голливудскую улыбку. Наконец, открыл массивные двери:

— Вам сюда, пожалуйста. Желаю хорошо провести время, — охрана осталась за дверью.

Едва войдя, Лузгин и Голубев увидели своих партнеров по переговорам. Те приехали раньше, чтобы к появлению гостей все было готово.

— Красиво, — шепнул Лев.

Париться Лузгин любил. Только дома он это делал без свидетелей. Охрану оставлял за территорией парной. Наверное, ребятам это не нравилось, но босс хотел наслаждаться без посторонних глаз. Нет, он не стеснялся. Он сильно похудел, так что стыдиться за округлый живот ему не приходилось. Просто он считал, что париться нельзя в суете. Знакомый банщик (еще со времен первой крупной сделки) и он — все.

Голубев считал иначе. Тот мог нагнать охрану (прямо в костюмах, хорошо хоть не в пальто) в парилку и получать удовольствие, глядя, как они исходят потом. Лев давно убедился, что их вкусы разнятся, когда речь идет о чем-то, что не касается работы. Издеваться над теми, кому ты доверяешь свою жизнь, претило Лузгину. Уже достаточно давно ему пришлось смириться с неудобствами в жизни состоятельного человека. Некоторые вещи просто перечеркивали все то положительное, что давали деньги, связи, неограниченные возможности. Любой нормальный человек, уставший от проблем, мечтает поменяться с ним местами. Но, как правильно говорится в поговорке: там хорошо, где нас нет. Положительное уравновешивается отрицательным. Бочка меда с большой ложкой дегтя.

Ты уже не хозяин своей жизни. Уж как не хотелось Лузгину ехать за океан, а пришлось. Теперь еще Гордей с его неуемной жаждой приключений. Лев все прекрасно понимал: у Гордея не было оснований блюсти верность жене. Они давно сравняли счет по количеству измен. Они уже не обращали на это внимание, живя каждый своей жизнью. Их это устраивало. Вот он, Лузгин, так бы не смог, а Голубев может. Это не причина для разногласий, но и не повод принимать участие в забавах, которые тебе вовсе не нужны. Пока все увеселительные мероприятия носили весьма невинный характер. Поэтому неожиданная поездка в баню показалась ему элементарным желанием доставить им удовольствие. Обе стороны довольны переговорами, а значит, есть повод для того, чтобы порадовать друг друга, расслабиться. Кто спорит, что баня — лучшее средство расслабления. Но все забыли, что за окном июль. Знойный июль, когда хочется ощутить прохладу освежающего душа. Правда, природа постаралась: с утра шел дождь, на улице было прохладно, а к вечеру поднялся ветер. Гордей ликовал, говорил Льву, что сама природа благословляет баньку. Спорить Лузгин не стал. Гордей убедил его, что отказываться от предложенной программы нехорошо. Их могут не понять. Зачем строить из себя черт знает что, когда можно отлично провести время?

Американцы улыбались, пригласили в парную. Свободно владея английским, Лев говорил с ними о том, как прошла первая половина дня. Он не мог сдержаться, чтобы не сказать, что скучает по дому, по жене, которая поехать с ним не смогла.

— Ты о чем воркуешь? — ревниво спросил Гордей.

— О том, что у них здесь все супер, но хочется домой.

— Вот хрень какая! — возмутился Голубев. — Нашел о чем говорить. Мы здесь зачем по-твоему?

— Ладно, — смирился Лузгин. — Паримся, перекусываем и уезжаем в гостиницу. Честно говоря, я спать хочу. Погода хреновая.

— Проснись, сурок! Какая погода! — Гордей хлопнул его по плечу: — «А ведь годы летят, наши годы, как птицы, летят. И некогда нам оглянуться назад…» Представляешь, оглядываешься и не видишь ничего позади. Пусто, голое поле, вспаханная земля, ни единого всхода. Разве о такой жизни мы мечтали?

— Ну, Леонидович, ты и самого Лузгина можешь уговорить, — засмеялся Лев. Это было правдой: если Льву чего-то категорически не хотелось, никакая сила не могла заставить его сделать это. — Давай раздеваться.

— Благодарю за комплимент, Лев Батькович.

Голый Голубев гляделся Аполлоном. Пожалуй, одежда скрывала многие его достоинства, прежде всего, мужское — внушительных размеров. Лузгин не удержался, чтобы не прокомментировать это. О чем вскоре пожалел.

— Я знаю, зачем ты все это устроил, — погрозив пальцем, сказал Лев. — Ты хочешь, чтобы я в который раз почувствовал себя униженным.

— Ты о чем? — Делая вид, что не понимает, к чему тот клонит, Гордей выпрямился.

— Я о вашем гигантском фаллосе, друг мой. Он великолепен, — Лева улыбнулся.

— Об этом? Да пустяки. Иногда это доставляет мне хлопот, — ни с того ни с сего признался Гордей. Лев не был готов к таким откровениям. — Мне приходится быть осторожным, чтобы вместо удовольствия не причинить боль, понимаешь?