— Нам, наверное, стоит поесть что-нибудь. Хочешь зайти на сэндвич?

Эллиот улыбнулся и последовал за мной к Джунипер. Мы разговаривали не много, и он не пытался взять меня за руку, но моя ладонь покалывала в месте, где раньше была его рука. Я остановилась перед калиткой в нерешительности. Мамина машина была припаркована рядом с бьюиком, и я слышала, как они спорили.

— Я могу сделать сэндвич дома, — сказал Эллиот, — Или я могу зайти с тобой. Тебе решать.

Я взглянула назад на него:

— Прости.

— В этом нет твоей вины.

Эллиот заправил прядь волос за ухо, а затем сам решил за меня. Он оттолкнулся от калитки и пошел в сторону дома своей тети, вытирая пот с виска и поправляя ремешок камеры.

Я медленно поднялась по ступенькам крыльца, скривившись, когда они повысили голос.

— Я дома, — сказала я, закрывая дверь за собой. Я зашла в столовую и увидела, как папа сидит на столе, его пальцы были сплетены перед ним. — Не получил работу?

Подмышки папы оставили на футболке пятна пота, а его лица было ярко-красного цвета. Он натянуто улыбнулся:

— На эту должность была сотня претендентов моложе и умнее твоего старого папы.

— Я не поверю в это ни на минуту, — ответила я, проходя мимо мамы на кухню. Я налила два стакана воды со льдом и поставила один перед ним.

— Спасибо, Принцесса, — сказал папа, делая большой глоток.

Мамочка закатила глаза и скрестила руки.

— Послушай меня. Это может сработать. У нас есть все это огромное пространство…

— Я сказал нет, милая, — сказал папа, заканчивая разговор, — Туристы не приезжают в этот город. Здесь нет ничего кроме закрытых предприятий и пиццерии. Единственные люди, остающиеся на ночь — либо проездом, либо нефтянники. Они не будут переплачивать за кровать с завтраком.

— Здесь есть только один отель, — крикнула мамочка, — И он заполнен почти каждую ночь!

— Не каждую ночь, — сказал папа, вытирая бровь салфеткой, — И даже если мы будем переполнены людьми, этого не хватит, чтобы поддерживать бизнес.

— Пап? — сказала я. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Я в порядке, Кэтрин. Просто перегрелся сегодня.

— Выпей еще, — сказала я, толкая его стакан к нему.

Мама сжала руки.

— Ты же знаешь, что это то, что я всегда хотела сделать с этим домом.

— Нужны деньги, чтобы начать бизнес, — сказал папа, — И я не хочу, чтобы незнакомцы спали рядом с Кэтрин каждую ночь.

— Только что ты говорил, что у нас не будет посетителей, — рявкнула мамочка.

— Их и не будет, Мэвис. Если бы этот дом был в Сан-Франциско или в каком-нибудь месте с достопримечательностями, они бы были, но мы посреди Оклахомы, где нет ничего в двух часах езды от нас.

— Два озера, — сказала она.

— Люди, приезжающие на озеро, приезжают либо на один день, либо в лагерь. Это не Миссури. Мы не на краю озера Тейбл Рок, в десяти минутах от Брансона. Это не одно и то же.

— А могло бы быть, если бы мы рекламировали его. Если бы город работал с нами.

— И что бы мы сделали? Ты не можешь спорить со мной об этом. С финансовой точки зрения, не ответственно начинать бизнес такого рода, когда мы уже месяц не можем разобраться с счетами, — папа взглянул на меня, запоздало вспомнив о моем присутствии.

— Я могла бы найти работу, — сказала я.

Папа начал говорить, но мамочка его перебила.

— Она могла бы работать на меня в "Гостинице на Джунипер".

— Нет, милая, — сказал папа раздраженно, — Ты бы не смогла ей платить, а это лишает работу ее смысла. Посмотри на меня. Ты же знаешь, что это не самая хорошая идея. Ты знаешь это.

— Я позвоню в банк завтра. Салли даст нам кредит. Я знаю, что даст.

Папа ударил кулаком по столу:

— Черт побери, Мэвис, я сказал нет.

Мамочкины ноздри раздулись:

— Ты втянул нас в это! Если бы ты выполнял свою работу, они бы тебя не уволили!

— Мамочка, — предупредила я.

— Это твоя вина! — сказала она, игнорируя меня. — Мы скоро останемся без гроша, а ты должен был заботиться о нас! Ты обещал! Теперь ты сидишь дома весь день, а я единственная приношу доход! Нам придется продать дом. И куда нам потом идти? Как я повязла с таким неудачником?

— Мамочка! — прокричала я. — Достаточно!

Мамочкины руки тряслись, пока она грызла ногти и перебирала запутанные волосы. Она повернулась на каблуках и начала подниматься вверх по лестнице, всхлипывая.

Папа посмотрел на меня, смущённый и полный раскаяния.

— Она не имела это ввиду, Принцесса.

Я села.

— Она никогда ничего не имеет ввиду, — выдохнула я.

Уголок папиного рта потянулся в сторону.

— Просто она не стрессоустойчивая.

Я перегнулась через стол, взяв его липкую руку.

— Только она?

— Ты меня знаешь, — подмигнул он, — Падать легко. Сложнее всего снова взобраться на верх. Я разберусь с этим, не волнуйся, — он потер свое плечо.

Я улыбнулась ему:

— Я не волнуюсь. Я пойду в "У Броума" и спрошу, нужен ли им персонал.

— Не мешай все в кучу. Мы поговорим об этом в следующем месяце. Возможно.

— Я правда не против.

— Чем ты обедала? — спросил он.

Я просто покачала головой и он нахмурился.

— Лучше пойди и приготовь себе что-нибудь. Я поднимусь и успокою твою мамочку.

Я кивнула, смотря, как он с трудом поднимается, и затем почти теряет равновесие. Я поддержала его за руку, пока он не встал устойчиво.

— Папа! У тебя солнечный удар?

— Я возьму это с собой, — сказал он, подбирая стакан с водой.

Я смотрела, как он медленно поднимался по ступенькам, скрестив руки. Он выглядел старше, немощнее. Ни одна дочь не хочет видеть своего отца поверженным.

Когда он поднялся до конца лестницы, я пошла на кухню. Холодильник с гудением открылся, и я стала искать себе мясо и сыр на ужин. Мяса не было, но я нашла последний кусок сыра и майонез. Я вытащила их из холодильника и поискала хлеб. Ни кусочка.

В шкафчике была полная коробка соленых крекеров, так что я отложила майонез и разорвала сыр на маленькие квадратики, чтобы положить сверху на крекеры. Мамочка так нервничала, что забыла зайти в магазин. Я гадала, сколько ещё походов в магазин мы можем себе позволить.

Папин стул за обеденным столом скрипнул, когда я на него села. Я взяла первый крекер и откусила, и он громко захрустел в моём рту. Папа с мамочкой не ругались — она даже не плакала, что она обычно делала, когда она была настолько взволнована — и я начала гадать, что происходило у них наверху, и почему она не на работе.

Люстра надо мной задрожала, а трубы заскулили. Я выдохнула, понимая, что папа, вероятно, решил набрать ванну, чтобы успокоить мамины нервы.

Я закончила ужинать и помыла свою тарелку, а затем отправилась к качелям на крыльце. Эллиот уже качался на них, держа два больших брауни, покрытых целлофаном, и две бутылки колы.

Он поднял их вверх:

— Десерт?

Я села рядом с ним, чувствуя себя спокойно и счастливо впервые с тех пор, как он ушел. Я раскрыла обертку и откусила кусок брауни, промычав от удовольствия.

— Твоя тетя?

Он прищурил один глаз и улыбнулся.

— Она лжет женщинам в группе помощи в церкви, и говорит, что это ее рецепт.

— А он не ее? Она делала их для нас раньше. Весь район бредит ее брауни.

— Это рецепт моей мамы. Тетя Ли делает меня счастливым, так что я не выдаю ее.

Я улыбнулась:

— Я сохраню ваш секрет.

— Я знаю, — сказал он, отталкиваясь ногой, — Это то, что мне в тебе нравится.

— Что именно?

— Ты кому-то рассказала о работе моего дяди?

— Конечно же нет.

— Вот это, — он откинулся назад, поставив руки за голову, — Ты умеешь хранить секреты.

Эллиот

Я пришел к Кэтрин на следующий день, и в день после, и так каждый день в течение двух недель. Мы ходили за мороженым, к ручью, в парк… Просто гуляли. Если ее родители и ругались, она не была дома и не видела этого, и хотя я не могу сделать ничего больше, чтобы улучшить ситуацию, она была рада и этому.