— Я должен вернуться туда.

— Разве футбол не должен вот-вот начаться?

— Ты можешь приехать и забрать меня?

— Эллиот, — произнесла тетя Ли с раскаянием, — Ты же знаешь, я не могу. Даже если бы я попыталась, она бы мне не позволила. Это просто не самая лучшая затея. Мне жаль.

Я кивнул, но не смог сформулировать ответ.

— Пока, малыш. Я люблю тебя.

— И я тебя, — прошептал я, протягивая телефон Доусону.

— Какого черта? — спросил он. — Кто-то умер?

— Спасибо, что дал мне воспользоваться своим телефоном, Доусон. Мне надо вернуться до того, как родители приедут домой.

Я выбежал на улицу, жар хлынул мне в лицо. Я уже вспотел к тому моменту, как я добрался до своего крыльца, закрывая за собой дверь, буквально за несколько минут до того, как пикап завернул на подъездную дорожку. Я вернулся в свою комнату, захлопывая за собой дверь.

Ее отец был мертв. Отец Кэтрин умер, а я просто исчез. Раньше я просто беспокоился, теперь же паника так накрыла меня, что хотелось вылезти из собственной кожи. Не только потому, что она меня возненавидела, но и потому, что никто не видел ее или ее маму.

— Посмотрите-ка, кто тут живой, — сказала мама, когда я вылетел из своей комнаты, пересек гостиную, прошел кухню, вышел в коридор и через дверь в гараж. Папины гантели были там, и я мог выйти из дома. Единственный способ выпустить пар — это качаться до тех пор, пока мои мышцы не будут сотрясаться от истощения.

— Эй, — сказала она из дверного проёма. Она оперлась на дверной косяк, смотря, как я занимаюсь. — Всё в порядке?

— Нет, — сказал я, кряхтя.

— Что происходит?

— Ничего, — рявкнул я, уже чувствуя, как мои мышцы горят.

Мама смотрела, как я закончил один заход, затем ещё один, морщины между ее бровей углубились. Она скрестила руки, окруженная велосипедными шинами и полками со всяким хламом.

— Эллиот?

Я сфокусировался на звуке своего дыхания, мысленно пытаясь заставить Кэтрин понять, что я пытался.

— Эллиот!

— Что? — крикнул я, выбрасывая гантелю из своей руки. Мама подпрыгнула от шума, а затем шагнула в гараж.

— Что с тобой происходит?

— Где папа?

— Я оставила его у Грега. А что?

— Он вернется?

Она сжала подбородок, сбитая с толку моим вопросом.

— Конечно.

— Не веди себя так, будто вы не ругались целый день. Снова.

Она вздохнула:

— Извини. Мы постараемся не шуметь в следующий раз.

— А какой смысл? — сказал я, пыхтя.

Она сузила глаза, посмотрев на меня.

— Дело в чем-то другом.

— Нет.

— Эллиот, — предупредила она.

— Отец Кэтрин умер.

Она нахмурилась:

— Как ты узнал об этом?

— Я просто знаю.

— Ты разговаривал со своей тетей Ли? Как? Твой телефон у меня.

Когда я не ответил, она указала на пол.

— Ты проворачивал что-то у меня за спиной?

— Не то, чтобы ты мне особо давала выбор.

— Я могу то же самое сказать о тебе.

Я закатил глаза, и её челюсть сжалась. Она ненавидела это.

— Ты притащила меня обратно, чтобы запереть меня в комнате, и я слушал, как вы с папой орете друг на друга каждый день? Это и есть твой гениальный план, чтобы заставить меня хотеть остаться здесь?

— Я знаю, что сейчас сложно…

— Сейчас дерьмово. Я ненавижу находиться здесь.

— Ты вернулся лишь две недели назад.

— Я хочу вернуться домой!

Мамино лицо загорелось красным цветом:

— Это твой дом! Ты останешься здесь!

— Почему бы тебе просто не позволить объяснить Кэтрин, почему я ушёл? Почему бы тебе не дать мне узнать, в порядке ли она?

— Почему ты не можешь просто забыть об этой девчонке?

— Я за нее переживаю! Она мой друг, и ей больно!

Мама закрыла глаза, позволяя руке упасть, а затем развернулась к двери. Она остановилась, посмотрев на меня через плечо.

— Ты не можешь спасти всех.

Я посмотрел на неё из-под бровей, стараясь удержать волны гнева.

— Я просто хочу спасти её.

Она ушла, и я наклонился, чтобы поднять гантелю, держа её над своей головой, опуская позади себя и медленно отталкивая вниз, повторяя упражнение, пока мои руки не начали трястись. Я не хотел быть похожим на своего отца, который размахивал кулаками каждый раз, когда что-то или кто-то выводил его из себя. Желание броситься на кого-то иногда казалось таким естественным, что меня это пугало. Сдерживание гнева требовало постоянной практики, особенно сейчас, когда мне нужно выяснить, как добраться до Кэтрин. Я должен был сохранять голову. Я должен был составить план, не позволяя своим эмоциям встать на пути.

Я встал на колени, гантели ударились о пол во второй раз, мои пальцы всё ещё были крепко сжаты вокруг ручек. Грудь вздымалась, легкие молили о воздухе, руки дрожали, а костяшки пальцев саднили от цементного пола. Слезы жгли мои глаза, пробуждая гнев, который победить намного сложнее. Сдерживать эмоции, чтобы найти путь назад к девушке, которую я любил, могло быть такой же невозможно затеей, как и возвращение в Ок Крик.

Кэтрин

Ржавые петли ворот скрипнули, известив о моём возвращении из школы. Мой выпускной учебный год начался меньше двух недель назад, а кости уже ныли и мозг был готов взорваться. Я с трудом тащила свой рюкзак вдоль пыльной дороги по разбитому тротуару, ведущему к переднему крыльцу. Я прошла мимо сломанного бьюика, что должен был стать моим на мой шестнадцатый день рождения, рухнув на колени, когда запнулась носком ботинка о выступ бетона.

Падать легко. Подниматься — вот что сложно.

Я отряхнула свои разодранные коленки, прикрыв лицо, когда порыв горячего ветра обдал мои ноги и глаза колючим песком. Вывеска надо мной скрипнула, и я взглянула наверх, наблюдая, как она раскачивается туда-сюда. Для посторонних это была «МИНИ-ГОСТИНИЦА ДЖУНИПЕР», но для меня, увы, это место было домом.

Я встала, отряхивая пыль, которая превращалась в размазанную грязь на кровоточащих царапинах на моих ладонях и коленках. Плакать бессмысленно. Никто меня не услышит.

Мой рюкзак, казалось, был заполнен кирпичами, когда я волочила его вверх по ступенькам, пытаясь попасть на зарешеченное крыльцо до того, как снова обгорю на солнце. Старшая школа Ок Крик находилась на востоке города, а мой дом — на западе, так что мои плечи болели от длительной прогулки из школы по жаре. В идеальном мире мамочка встречала бы меня в дверях с улыбкой на лице и стаканом сладкого чая со льдом в руке, но пыльная дверь была закрыта, а свет не горел. Мы жили в мамочкином мире.

Я огрызнулась на громадную дверь с арочным верхом. Дверь будто хмурилась на меня каждый раз, что я возвращалась из школы, издеваясь надо мной. Я потянула за ручку и заволокла свой рюкзак внутрь. И хоть я была зла и расстроена, я не стала хлопать дверью.

Внутри было пыльно, темно и жарко, но всё же лучше, чем снаружи под жестоким солнцем и орущими цикадами.

Мамочка не стояла у дверей, протягивая мне чай со льдом. Её вообще не было. Я замерла, прислушиваясь, нет ли кого внутри.

Вопреки папиной воле, мама использовала большую часть денег от его страховки на случай смерти на то, чтобы превратить наш дом с семью спальнями в место, где уставшие с дороги путники могли провести ночь или выходные. Как папа и предсказывал, нас редко посещал кто-то новый. А местных гостей было недостаточно. Даже когда мы продали мамину машину, счета всё равно оставались просроченными. Даже с учётом пенсионного пособия и сдавай мы все комнаты ежедневно до конца моего обучения в старшей школе, мы всё равно всего лишимся. Дом уйдёт банку, а меня заберут органы опеки, и мамочке и завсегдатаям гостиницы придётся найти способ существования за пределами «Джунипер».

Я поперхнулась застоявшимся, влажным воздухом и решила открыть окно. Лето было ужасающе жарким даже для Оклахомы, да и осень не сулила особого облегчения. Тем не менее, мамочке не нравилось включать кондиционер за исключением случаев, когда мы ждали посетителей.