Зачерпнули ковшиком щёлока из бадьи, облили себя водой из огромного чана, да мочалкой жёсткой — ну растираться. Потом банщик сверху водичкой горячей полил, а уж потом — в парную. Полежали на полках, прогрелись.

— Ну что, попаримся? — спросил хозяин. И плеснул на раскалённые камни хлебным квасом. Зашипело, от камней поднялось облако пара, вкусно пахнущего хлебом.

После дороги или после битвы помыться — самое то, вроде как счищаешь грязь не только с тела, но и с души.

Банщик был опытный. Сначала веничками прошёлся над телами, потом — по телу легонько поводил, затем пошлёпывать ласково, а уж потом и вовсе охаживать стал. Пот градом катился, а банщик ещё парку поддал. Господи, как же Дмитрий Михайлович на верхней полке выдерживает? Кабы не войлочная шапочка на голове, так и волосы бы скукожились от жара.

Михаил выскочил в мыльню. После растопленной парной в тёплой мыльне показалось прохладно. Михаил опрокинул на себя бадейку с водой. Хорошо! А из-за дверей парной слышались удары веником по телу и постанывания Боброка.

— Ещё, ещё давай! Ох, хорошо! По пояснице пройдись!

Михаил вышел в предбанник, слуга подал льняную простыню. Михаил обернулся ею и прошёл в малую трапезную.

— Пива али кваса?

Слуга не отставал от Михаила.

— Отдохну, подожду боярина.

Боброк вышел, отдуваясь, красный, распаренный.

— Баня любую хворь лечит, — он обернулся простыней, присел на лавку. — Славно-то как, даже спина не так болит.

Сначала они попили квасу и пропотели, потом — снова в мыльню, смыли пот да остыли. Отдали дань пиву с копчёным лещом. Слуги подали чистое исподнее. Михаил хватился.

— А одежда моя где?

— Где ж ей быть? Постирана уже, — лениво сказал Дмитрий.

— Так мне же завтра в обратную дорогу!

— Высушат и погладят, не волнуйся.

Они прошли в дом, надев халаты, уселись в кресла.

— Я, пока в парной был, обмозговал всё, что ты сказал. Думаю, попробовать надо. Есть в этом зерно здравое. — Большой воевода как-то неопределённо покрутил в воздухе рукой. — Давай-ка спать-почивать, друже Михаил Андреевич. Ты с дороги, отдохнуть надо. Да и я отлежусь.

Слуга Прошка проводил Бренка до отведённой ему комнаты. Небольшая светёлка, из обстановки — постель широкая с периной и высокой пуховой подушкой да лавка. После дороги, да выпивки, да баньки уснул молодой боярин мгновенно.

А утром тот же Прошка, постучавшись осторожно, пригласил.

— Гость дорогой, боярин к себе в трапезную призывает.

Михаил уж проснулся, просто нежился в постели — давно так не отдыхал, все в трудах да заботах.

Дмитрий Михайлович уже сидел на своём месте, в торце стола.

Михаил, вошедши, перекрестился на образа, поздоровался.

— Садись, боярин. Откушаем немного да по делам отправимся. Мне ко князю надо отъехать, спим поделиться твоими задумками. Всё же ему решать. Ты езжай к себе. Как стычка с гагарами случится, попробуй свою тактику. О разговоре с Дмитрием Иоанновичем я тебя всяко извещу.

Ели молча. Хозяин дома явно был поглощён своими мыслями. Михаила после трапезы проводил. Спустился с крыльца, обнял, оказав почёт и уважение.

— Рад был встрече и знакомству, боярин. Мог бы и раньше приехать.

— Не довелось как-то.

— Я мыслю, теперь чаще встречаться будем. Удачной дороги!

Михаил поднялся в седло. Сопровождающие его ратники уже были готовы, держали коней под уздцы.

Бренок неспешно выехал на улицу, дождался, пока выведут коней со двора его воины. Теперь с лёгким сердцем можно и домой.

Обратный путь проделали быстро. Михаил был благодарен Боброку за то, что тот его принял как равного — выслушал, не осмеял.

А дальше потянулась обычная служба. Михаил посылал дозоры, сам объезжал порубежье, осматривал крепость.

Седмицы через три, а то и через месяц за ним к Оке прискакал гонец.

— Воевода! Тебя к себе требует князь, Владимир Андреевич!

— Случилось чего?

— Не знаю.

Михаил отдал дозорным распоряжения, поднялся в седло.

Скакали в Серпухов целой группой — сам Михаил, гонец и несколько ратников.

Они въехали в городские ворота и сразу по узким улицам проследовали к центру, ко княжескому дворцу. Остановив коня у ворот, Михаил бросил поводья воину, быстрым шагом прошёл через двор и легко взбежал по лестнице.

Дверь открыл слуга.

— В трапезной они, — сказал он.

Михаил княжеский терем знал хорошо, бывал в нём многократно.

Он вошёл в трапезную, перекрестился на образа, повернулся к столу, а за ним люди сидят. Из знакомых — сам князь Серпуховской, Владимир, и — вот удивительно! — Боброк.

Улыбнулся Михаил знакомцу, отвесил лёгкий поклон.

— Здравы будьте, бояре!

По левую руку от князя Владимира сидел муж, по одеждам — князь. Немного моложе Михаила, но грузен, черняв. Осмотрел он Бренка испытующе.

— Так вот он каков, воевода Серпуховской!

— Садись, боярин, — широким жестом пригласил Бренка за стол князь Владимир. — Знакомься — великий князь Дмитрий Иоаннович. А это — большой воевода Московский, Дмитрий Михайлович.

— Мы знакомы уже, — улыбнулся Боброк.

Слуги разлили вино по кубкам.

— Со знакомством! — поднял кубок великий князь.

Бояре и князья осушили кубки.

За столом сидели ещё трое. Одеты легко, в ферязях. Только ведь простолюдинов за один стол с князьями и боярами не посадят.

— А это боярин Бутурлин по левую руку от Дмитрия Михайловича, за ним — боярин Неплюев, рядом — Вельяминов.

Михаил кивнул боярам. А в голове мелькнуло тревожное: «Зачем они здесь? Или поход намечается? Неужто Боброк про меня князю чего наговорил?» Мысли метались в поисках ответа, но ответа он не находил.

Видя состояние молодого воеводы, Владимир Андреевич сразу успокоил его:

— Великий князь Московский заехал земли свои посмотреть да как город обустраивается. Ну и поохотиться в лесах здешних.

У Михаила от сердца отлегло. Когда большие люди приезжают, в первую очередь думаешь — не упустил ли чего по службе? Опять не то; ежели поохотиться, так у князя ловчие есть. Зачем его-то с дозоров отозвали?

Вопросы, вопросы, а ответов нет. И не спросишь. Михаил хоть и боярин, и воевода, а всё же великий князь — величина для него огромная. Целое княжество под ним. Впрочем, подождём — увидим.

Проехались всем людством московским с князем Серпуховским и Бренком по землям, посмотрели, хорош ли урожай зреет.

Боброк-Волынский конь-о-конь с Бренком держался. Большой воевода интересовался:

— А крепок ли тот мост? Устоит ли при ледоходе? А глубока ли вон та река да есть ли брод?

Михаил сразу понял, что интересует Боброка — ведь вопросы только воинские. Если брод есть, значит — дозор тут держать надо, а то и острог с заставой ставить. А ежели мост крепок, так по нему конницу пускать можно.

Уже к вечеру ближе Боброк спросил Бренка:

— Сам заметил ли слабые места?

— Заметил, — огорчился Михаил. — Вроде едва ли не каждую седмицу тут с объездами, а сегодня — как другими глазами посмотрел.

— Ну-ну, занятно. Сказывай.

— Мост на Наре укрепить надобно, на месте слияния Оки и Лопасни дозор, а может, и острог ставить надо. А ещё на Протве, у Павловки, где брод — тоже дозор. Правда, думаю, направление не опасное, не с этой стороны враг пойдёт, а с полуденной. Что рязанцы, что татары — даже скорее рязанцы, потому как на пути татар Коломна будет.

— Правильно рассудил. А что же, без нас сам не увидел?

— Глаз замылился.

— Бывает. По себе знаю. Только это хорошо, что сам свои ошибки увидел.

Поскольку дело близилось к вечеру, все вернулись в княжеский терем. Слуги уже стол богатый приготовили, расстарались. Да и как могло быть иначе? Серпуховской князь Владимир Андреевич встречал великого князя Московского, своего близкого родственника, двоюродного брата, Дмитрия Иоанновича.

Столы ломились от холодных закусок — начиная от протёртого хрена и редьки и заканчивая заливной рыбой.