Вошёл начальник конной разведки, склонил в лёгком поклоне голову.

— С чем пожаловал, боярин?

— В трёх верстах отсюда, за Красным холмом, татары.

Остатки сна сразу слетели.

— Как — татары? С чего ты взял?

— Ржание конское оттуда слышится, шум множества воинов, оружием бряцают. Один из наших лазутчиков близко пешим подобрался. Ночь, темно — татары костров не жгут. Однако же доложил, что воинство татарское видел. И много их, очень много. Это не передовой дозор.

— Передай охране — князей и бояр ко мне, срочно!

Семён, не попрощавшись, выбежал.

За шатром сразу забегали, послышался топот копыт, И через некоторое время в шатёр стали собираться воеводы.

Князь с помощью прислуги надел кольчугу, поножи и наручи.

Когда вошёл последний из воевод, князь обратился к собравшимся:

— Час суда Божия наступает! Выводите полки по уряду. Положим животы за други своя! С Богом! Да пребудет с нами Его благословение и Святая Богородица!

Воеводы поклонились в пояс великому князю — не по чину, нет. Просто перед боем, когда неизвестно, останется ли кто живой, хотели они отдать Дмитрию Иоанновичу долг уважения и сказать последнее «Прости, коли что не так». Воеводы перекрестились и вышли. За ними вышел из шатра и Великий князь.

На восходе начало сереть, но вокруг князя и над всем лагерем стоял густой туман.

Русое воинство пришло в движение. Воинов не было видно, только слышно, как совсем рядом проходили, переговариваясь, пешцы, да в отдалении ржали кони, ступали мягко по траве копытами.

Каждый из воевод знал, куда он должен был вести и где ставить свой полк. Одно тревожило князя — найдут ли воеводы в густом тумане свои места? Местность незнакомая, да и видели её все — и воеводы и воины — только вчера вечером, уже в сумерках.

Вздохнул Дмитрий Иоаннович, тяжело взобрался на коня и отправился к Зелёной дубраве, к засадному полку.

Наступало утро 8 сентября 1380 года.

Войска расположились на поле удачно. Сзади их прикрывали реки Непрядва и Дон, с левого фланга — река Смолка, с правого — ручей Нижний Дубяк, да ещё овраг, а за ним — Зелёная дубрава.

Татарам, лишившимся своего любимого манёвра — обхода с флангов, оставалась единственная возможность — атаковать в лоб. Великий князь, не отличаясь броней и шлемом от других воинов, подъехал к невысокому, едва заметному холмику, на котором в его, великокняжеском одеянии, уже сидел на коне Михаил Бренок.

— Здрав буди, воевода! — усмехнулся великий князь. — Честь тебе большая оказана, и ответственность на тебе великая. Сам понимаешь, гонцами, да ещё из-за дубравы, я войском управлять не могу. На тебя вся надежда да на воинство русское.

— Не бери в голову, княже. Чему быть, того не миновать. Семи смертям не бывать, а одной не миновать.

— Будь твёрд духом, боярин. Я всегда в тебя верил, к себе приблизил. Не разочаруй меня! Сейчас даже не обо мне речь — обо всей Руси, что на нас с надеждой смотрит. Да поможет нам всем Господь!

Князь неспешно, с достоинством уехал. Всё равно ни русские, ни татары бой начать не могли — густой туман закрывал поле предстоящего сражения, делая управление войском невозможным.

Фактически, теперь руководить боем должен был Михаил Бренок. Были в войске князья и бояре богаче его, родом именитее и древнее, но князь поставил их руководить полками, а его, Михаила — всем войском. Верил ему великий князь, знал, что не дрогнет он в решающий момент, что лучше умрёт, чем отступит.

Любое войско управлялось в бою сигналами. Рядом с Бренком стояли прапоры с сигнальными флажками — для каждого полка свой. Для дублирования приказа воеводы рядом с ним находились ещё боевые барабанщики, восседавшие на конях. С обеих сторон седла были приторочены тамбурины — большие вытянутые барабаны. В бою, передавая приказ, прапоры поднимали и отклоняли в сторону нужный сигнал, а барабанщики играли на тамбуринах определённую дробь. Звук этого барабана был столь силён, что даже в шуме боя его было слышно.

Медленно тянулось время, час шёл за часом, и, наконец, туман стал рассеиваться. Солнце едва пробивалось сквозь его плотную пелену. Вот уже видно на сто шагов, на двести... Перед Михаилом открывалось построение русских полков.

Самые первые, ближе всех к врагу, стояли конники Сторожевого полка. За ним, параллельно, стоял Передовой полк. Слева и справа от него, почти без промежутка, стояли полки правой и левой руки.

За передовым полком уже расположился большой полк, главная сила войска. Передние ряды всех полков занимали конные, за ними — ряды пешцев. Между рекой Непрядвой и Большим полком стоял небольшой полк поддержки, своего рода резерв. А тяжёлая кованая рать, козырь русских войск, укрывалась в Зелёной дубраве. Дубрава скрывала засадный полк полностью.

Перед дубравой, за оврагом, виднелись две деревеньки — Калишево и Загорье. Жители, испуганные перемещениями войск и предстоящим боем, в панике покинули их ещё вечером. Сейчас деревни были пусты, только куры рылись в пыли.

К одиннадцати часам утра туман полностью рассеялся, и взорам русских открылись татары. Они стояли в двух вёрстах, темнея конной массой. На Красном холме был расположен шатёр Мамая с развевающимися рядом бунчуками, аналогами русских сигнальных флажков. Войско татарское вширь, по фронту, занимало не менее двух вёрст, русское — около полутора. Но главное — сколько рядов по глубине?

Михаил прикинул взором: русских — около двадцати рядов, что заняло не менее половины версты. Из-за расстояния разглядеть, сколько рядов у противника, было невозможно.

Кони в нетерпении били копытами, покусывали удила. Ратники переговаривались между собой, и над русским войском стоял негромкий шум.

Вдали, среди татар, началось какое-то движение. Перед фронтом в разные стороны скакали лошади. «Гонцы, что ли?» — подумал Михаил.

Но вот всё стихло. Со стороны татарской послышался рёв сигнальных труб, звон литавров. Бунчуки наклонились вперёд, и масса людей и всадников пришла в движении.

Хан Мамай с войском, верными татарами крымскими, выехал из своей столицы Бахчисарай в июле. Пекло стояло невыносимое, но степняки были привыкшими к жаре. Их больше заботило состояние травы — не выгорела бы! Степняки не знали, что такое заготовка сена, кони их, низкорослые и мохнатые, паслись на пастбищах круглый год — даже зимой, копытами добывая из-под снега кустики примороженной травы.

Для татарина-степняка конь — это всё! Это средство передвижения, это мясо, это тепло в зимнем походе. На коне татарин ехал, ел — даже справлял малую нужду, не сходя с коня. За основным конём в поводу следовал заводной — а то и два. На марше татарин на ходу пересаживался, давая коням отдых. Таким образом, войско татарское за день могло преодолеть расстояние, для европейца немыслимое — пятьдесят, а то и шестьдесят вёрст, появляясь перед противником внезапно, когда он их не ждал, считая, что ордынцы ещё далеко.

Вот и теперь, пройдя через крепость Ор-Капы, закрывающую Перекоп на замок, татарское войско повернуло вправо, обходя с севера Азовское море. По пути к ним присоединялись степняки из западных улусов. Поход намечался большой, о нём татары знали ещё с зимы. И каждый хотел поучаствовать, напоить саблю вражеской кровью, нагрузить арбы и повозки трофейным добром, пригнать пленных. Короче, разбогатеть. Ведь миром правили деньги, и каждый это знал. К Мамаю прибивались опытные воины и совсем юнцы, желающие прославиться, стать богатурами.

Уже подойдя к Дону, к низовьям его, и переправившись, войско встало на несколько дней. В условленном месте к нему примкнули буртасы, ясы и черкесы. Ждали армянских наёмников.

С двухдневной задержкой прибыли и они — около полутора тысяч конницы. Все с бронёй хорошей, в кольчугах с длинными рукавами, наручами и поножами. Щиты круглые, копья, сабли и боевые длинные ножи.