Но что это? Хан не поверил своим глазам. От ставки Дмитрия взлетела вверх горящая стрела, прочертив небо дымным следом. Тут же из-за леса, в тыл его тысячам, вылетели свежие конники русских. И не один, не десяток, а тысячи!

Русские налетели, как ураган, и начали рубить его воинов.

Развернуться фронтом, лицом к русским, было невозможно, слишком плотно кони были друг к другу. Татары начали нести потери. А главное — запаниковали. Они думали — железным кулаком добьют остатки русских ратей, но сами попали в капкан, грозящий смертью. Если на глазах у него, Мамая, вырежут его лучших воинов — из знатных крымских родов, как он вернётся в Крым? Понятное дело, война без потерь не бывает, но если сгинет большинство его воинов, а сам Мамай вернётся — без людей и трофеев, в глазах оставшихся он станет неудачником, властителем, от которого удача отвернулась. И вряд ли ему уже когда-либо удастся опереться на крымчаков.

Мамай лихорадочно соображал, что делать. Уже было понятно, что победы над Дмитрием ему не одержать, хотя она была близка, казалось — ещё чуть-чуть, и всё! Враг будет разбит, а остатки русских побегут.

И он решил оставить на поле боя всю пехоту. Их не жаль: они все наёмники, да и не уйти им от русской конницы. Кроме того, надо бросить на свежий русский полк, что ринулся в бой из леса, из засады, всех конников союзных — буртасов, черкесов, ясов и армян. Их немного осталось, но они свяжут русских боем. А ему с татарами надо уходить. Так он сохранит лучшую часть воинов, избежит полного разгрома и успеет через степь уйти от Тохтамыша в Крым.

Мамай передал через сигнальщиков приказы. Однако быстро выполнить их не получилось.

Союзная конница попыталась пройти на правый фланг битвы, но русские вцепились в неё, мешая перегруппироваться. Однако, пусть и мешкотно, но получилось. Тяжёлая конница, значительно поредевшая, вернулась к холму. Посланная на прикрытие конница союзников не смогла удержать свежие силы русских. Мамай с холма видел, как гибнут его лучшие воины, а русские медленно и упорно продвигаются к его ставке. Медлить было нельзя.

— Готовьте пушки открывайте огонь! — передал через мурзу Мамай пушкарю Раилю. — Мы же уходим!

Заслышав приказ об уходе и видя, как к ставке приближаются русские всадники, медлить не стали. Мамай пустил впереди себя отряд телохранителей, за ним скакали мурзы и тяжеловооружённые всадники. Татары покидали поле боя. Бесславно, не добыв победы, но сохранив значительную часть войска, без исключения — крымчаков.

Теперь воины были нужны Мамаю для борьбы с Тохтамышем. А Дмитрий никуда не денется, пусть правит в Москве. Дойдут до него руки. Вот справится Мамай с Тохтамышем, соберёт войско, и тогда уже Дмитрию несдобровать. Не повторит он, Мамай, такой ошибки. Мало того, что он недооценил силы Дмитрия, так ещё и не дождался войск Ягайло и Олега. Тогда успел бы он великой ратью разбить Дмитрия и повернуть войско навстречу Тохтамышу. Если бы известие о выступлении Тохтамыша пришло раньше, боя вообще можно было бы избежать. Не вступить в бой — не позор для воина. Ещё вчера можно было пройти на рязанские земли, соединиться с Ягайло и совместно выступить против Тохтамыша, уйдя в Дикое поле. Но теперь поздно об этом сожалеть, не сделанного не вернуть. И потому хан нахлёстывал камчой коня.

Наверняка русские, разбив на поле боя остатки его войска, пустятся в погоню. А и пусть им! Мамай решил добраться до оставленных у Красивой Мечи обозов и заночевать там. Припасов в обозе хватит, чтобы прокормить армию, а у него всего-то и осталось — меньше одного тумена. Подкрепятся, и завтра уже снова в путь. И не по старой дороге, а забирая вправо. Через Дикое поле, вдоль Дона — и в Крым! Там спасение!

Михаил, сидя верхом на лошади, смотрел, как татары конной массой понеслись на наши рати. Если стоять, то сначала татары, по своему обыкновению, будут засыпать русских воинов стрелами из луков. И только когда сшибка будет неизбежна, они уберут луки и возьмутся за копья. За счёт разгона проломят передние ряды и возьмутся за сабли. Момент упускать нельзя, иначе будут бессмысленные потери. Михаил впервые командовал огромным войском, сражение было с сильным врагом, ответственность была велика, и он волновался. От исхода боя может зависеть многое — не только его судьба, но, может быть, и судьба Москвы, а то и всей Руси.

Михаил облизнул внезапно пересохшие губы, крикнул сигнальщикам:

— Сторожевому полку — вперёд, в бой!

Голос был хриплым. Однако боярин, сидевший рядом верхом на коне, повторил его команду зычным голосом.

Качнулся вперёд флажок сторожевого полка, ударили тамбурины, толпа пришла в движение и, ощетинившись копьями, начала разгон.

Видно было, как татары лихорадочно убирают за спины приготовленные было, луки, берут в руки копья. «Ата, небось, думали — будет как всегда. Будем стоять и ждать, когда нас обстреляют из луков. А накося, выкуси!» — злорадно подумал Михаил.

Сторожевой полк имел защиту лёгкую — в основном кольчуги да щиты, ни на ком из ратников не было кованых зерцал. Зато для боя вместо копий ратники взяли рогатины. Оружие серьёзное, больше для медвежьей охоты подходит. Древко длинное, а сам наконечник стальной длиннее обычного, что на копьё — с локоть, как не более длиной, да ещё и перекладина стальная. Такое оружие да с разгона любой щит пробивает — и всадника за ним.

Глухой удар! Михаилу показалось, что мгновение он оглох. Только потом стали слышны крики, звон оружия, ржание лошадей. Пыль на месте столкновения поднялась, однако ветерком её сносило аккурат в сторону Красного холма, к ставке Мамая. Михаил же хорошо видел своё войско.

Рубились ожесточённо, но татар было больше, и они стали одолевать.

— Передовому полку — вперёд, татар — в копья! — скомандовал Михаил.

Навстречу дерущимся сначала медленно, затем всё быстрее двинулся передовой полк. Ратники его были защищены лучше, многие, особенно в первых рядах, имели пластинчатые брони. Воины в передовом полку были из княжеских и боярских дружин — не ополчение городское, боя не знавшее. Обучены были, опыт имели, не одну сечу прошли.

Встречный удар был мощным. Две первые шеренги татарских всадников просто смяли, накололи на копья, а дальше взялись за сабли. Рубили татар ожесточённо, вымещая на них всю злость за унижения, причиняемые ханскими баскаками, за угнанную в полон родню из деревень, за побратимов, павших в предыдущих сечах.

Несмотря на временное превосходство в воинах, злость и умение сделали своё дело. Татары начали понемногу пятиться, сдавать назад.

Пробиваться вперёд передовому полку стало затруднительно — ведь здесь прошла первая сеча татар со сторожевым полком. Громоздились груды убитых воинов, туши коней; всё было залито кровью и истоптано. Так и шли — по мёртвым, не имея возможности обойти тела стороной.

К Михаилу подскакал гонец из передового полка.

— Воевода! Тяжко, давят татары силою, подмога нужна. От сторожевого полка единицы уцелели. Погибли бояре Микула Васильевич Вельяминов, Тимофей Васильевич Волуй и Андрей Иванович Серкиз. Тело же Ивана Родионовича Квашни не найдём. Может, если только после битвы?

— Не время считать убитых. Вот что: передай князьям Дмитрию и Владимиру Всеволодовичам, что сейчас большой полк в наступление пойдёт. Как увидите, поворачивайте назад, уступите место. Для вас два прохода оставят. Понял ли?

— Понял, — кивнул гонец. — Лишь бы продержались ратники.

Бренок приказал дать сигнал большому полку готовиться к атаке. Собственно, сам князь Фёдор Белозерский был здесь, среди бояр.

— С Богом, братия! — напутствовал всех князь и ускакал к своему полку.

Как только он появился впереди полка, Бренок дал сигнал выступать. Огромная масса коней и людей пришла в движение. По пути рать разделилась на три потока, оставив два широких прохода. Остатки передового полка поскакали сквозь проходы, возвращаясь назад. Но не все! Михаил заметил, как несколько всадников остались продолжать сечу.