Генуэзцы стали что-то выкрикивать русским.

— Чего они хотят-то? Сдаться? — поинтересовался Боброк.

— А кто их знает? Толмача нет.

— Как нет, коли с обозом купцы фряжские привезены, что в Москве торговлей промышляли? Пошлите за ними немедля!

Несколько воинов поскакали по мосту через Дон — к обозу. Однако, пока купцы доехали на телеге к месту боя, всё уже было кончено. Что не довершили стрелы, доделали сулицами и саблями конные. Последние воины из приведённых Мамаем на Куликово поле пали.

Наступила тишина. Боброк стянул с себя стальной шлем и вытер пот со лба тыльной стороной ладони.

— Неуж всё? Ура, победа!

Его радостный крик подхватили воины.

— Шлите гонца к великому князю! Победа! Мамай бежал!

Когда гонец ускакал, Боброк распорядился:

— Всем воинам спешиться, осмотреть поле бранное. Наших раненых сюда, ближе к ставке сносить. И всех лекарей сюда! Им работы — непочатый край! Врагов, кто жив ещё, добить, дабы не мучились. И гонцов разослать по деревням, пусть телеги собирают. Будет на чём раненых по землям своим отправить.

Все кинулись исполнять приказ. Настроение у воинов было победное, без вина голова кружилась.

Боброк отдельной сотне поручил сделать волокуши, найти и сложить у Зелёной дубравы погибших князей и бояр, счесть тела и позже доложить.

Ратники рассыпались по полю. Копья и сулицы, у кого они ещё остались, сложили в стороне, чтобы не мешали. Широкой цепью прошли по полю, добивая раненых татар и наёмников — а иногда и своих, если видели, что раны смертельны, — чтобы не мучились. Снимали со своих и чужих кольчуги, шлемы, собирали сабли, луки, копья и охапками, как дрова, сносили к стану. Куча оружия росла на глазах. Сносили, ухватив за руки и ноги, раненых к месту сбора, где уже хлопотали лекари.

Ратники из выделенной сотни, срубив и очистив от веток молодые деревца, привязали их к сёдлам. Между деревцами привязали прочную холстину. Получилась волокуша. Теперь можно было уложить тело убитого воина на холст. Просто и быстро.

Убитых бояр и князей укладывали рядами, и число их угрожающе росло. Да, битва была жестокой, были потери — как без них? Но чтобы столько?

Великий князь Дмитрий тем временем, получив сообщение от Боброка-Волынского, решил оповестить о своей победе все земли, откуда выставили воинов. Он распорядился, чтобы походные писцы написали грамотки о дарованной Богом победе. На каждую поставил свою великокняжескую печать.

— Скачите, ратники, в землю Русскую, всем по пути говорите о победе, пусть возликуют и молебны закажут.

Гонцов отправили во все княжества, выставившие ратников под руку Дмитрия на бой. В первую очередь они помчались в Москву, извещая всех по дороге о победе. Радовался народ, в храмах колокола звонили, денно и нощно священники служили молебны.

Вздохнула земля Русская — истомилась она в неверии, в ожидании чуда. И чудо свершилось! Разбили татар. Попритихни в городах и сёлах баскаки ханские, носа со двора не показывали. Кое-кто в Орду съехал, опасаясь расправы. И не напрасно. В нескольких городах, в эйфории от радостной вести, убили до смерти ордынцев, а тела их бросили на растерзание собакам.

Меж тем над полем Куликовым опустилась ночь. Все работы прекратились, лишь дозоры, дальние и ближние, бодрствовали.

Поев наскоро, ратники улеглись спать на земле, а утром работы продолжились.

К полудню сочли павших бояр и князей.

К Боброку подъехал сотник, стянул с головы шапку, по щекам его текли слёзы.

Боброк помрачнел.

— Говори.

Услышанное заставило пустить слезу и его, воина опытного и мужественного, не раз бывавшего в сечах, потерявшего не одного знакомца-приятеля. Сотник откашлялся.

— Общим числом павших дворянского звания шесть сотен. Из них:

сорок бояр московских, двенадцать князей Белозерских, двадцать бояр коломенских, тридцать бояр новгородских, сорок бояр серпуховских, тридцать панов литовских, двадцать бояр переяславских, двадцать пять бояр костромских, тридцать пять бояр владимирских, пятьдесят бояр суздальских, сорок бояр муромских, семьдесят бояр рязанских, тридцать четыре боярина ростовских, двадцать три боярина дмитровских, шестьдесят бояр можайских, тридцать бояр звенигородских, пятьдесят бояр угличских.

Когда сотник перестал читать скорбный список, наступила звенящая тишина. Оглушённый Боброк молчал, закрыв глаза. Воины рядом, кто услышал, рты разинули. Таких потерь Русь ещё не знала.

У Боброка кольнуло сердце. Цвет боярства, опора княжеств русских была вырублена. На кого теперь опереться Дмитрию? Кто поведёт дружины и полки в бой, случись противник? Боярина, как и опытного воина, за год-два не взрастишь.

— Великому князю доложили?

— Не успели ещё.

— Поди и доложи. Он должен знать, как победа досталась.

Сотник пошёл искать великого князя. Плечи его были опущены, вся фигура выражала скорбь и печаль.

Боброк глядел вслед. Если столько бояр и князей полегло, то каковы потери простых ратников?

Даже подумать страшно. Тем не менее надо хоронить павших. Хоть и сентябрь на дворе, а тепло всё-таки, тела убитых тленом тронет, завоняют, болезни начнутся.

Пришли обозы из окрестных, Рязанского княжества, деревень. Начали грузить и возить трупы к деревеньке Монастырщина — хоронить решили там. Почти всех ратников отрядили рыть братские могилы, оставив лишь дозоры.

Могилы рыли до позднего вечер но успели немного. Вторым днём продолжили.

Как только могила для бояр и князей была готова, в первую очередь решили хоронить их.

Великий князь Дмитрий, сидя на коне, чтобы слышали все ратники, произнёс слова проникновенные.

— Братья бояре, и князья, и дети боярские! Суждено вам то место меж Дона и Непрядвы, на поле Куликовом! Положили вы головы свои за святые церкви, за землю Русскую, за веру христианскую. Простите меня, братья, и благословите в этом веке и в будущем. Пойдём, брат, Владимир Андреевич, во свою залесскую землю к славному городу Москве, и сядем, брат, на своём княжении. А чести мы, брат, добыли, и славного имени. Богу наша слава!

Уже вернувшись в Москву, великий князь велел поминать в церквах тех, кто пал на поле битвы — князей, бояр и простых людей, кто не пожалел живота своего за святое дело.

Похороны убитых русских воинов продолжались с девятого по шестнадцатое сентября. Непросто было собрать на поле боя, перевезти, выкопать лопатами могилы и схоронить — с отпеванием по православному обычаю — восемнадцать тысяч простых ратников со всех земель русских.

Тем временем вернулся князь Серпуховской, Владимир Андреевич. Принёс радостную весть, что Мамай с остатками своей конницы ушёл в Дикое поле, а не повернул в рязанские земли, на воссоединение с Ягайло. Второго боя, да со свежими силами, русской рати было не выдержать.

А ещё воины засадного полка пригнали обоз Мамая со многими трофеями и съестными припасами.

После короткого обсуждения между Дмитрием, Боброком и Владимиром Андреевичем решено было послать кого-то из бояр к князю Рязанскому Олегу. Во-первых, надо известить князя о победе русского воинства — как-то впопыхах о нём забыли. Причём боярин должен был намекнуть Олегу, что о разгроме Мамая должен обязательно узнать Ягайло. Пусть устрашится силы русской и убирается восвояси в свою землю. Хотя, по правде сказать, никакой силы уже не оставалось, но зачем Ягайло об этом знать? А во-вторых, надо было известить князя Олега о потерях, которые понесли его рязанцы, и о месте их захоронения.

Меж тем были отправлены в Москву и ещё несколько городов обозы с ранеными. Слишком много их было, и требуемого ухода за ними на поле боя обеспечить было просто невозможно. Пойдёт дождь — даже укрыться негде, а их ещё перевязывать надо. Тех из раненых, кто мог держаться в седле, отправили верхом.

Следом за обозом с ранеными отправили обоз с трофеями. Всё сразу забрать не смогли, и в первую очередь отправили самое ценное. Тут уж князь пожадничал. Забыл он об уговоре с Олегом Рязанским, что в случае победы над Мамаем Олег свою долю получить должен.