Мара сжала кулачки в ожидании, когда наконец Лео закончит репетицию. У нее оставалась неделя до главного просмотра. А что, если она не понравится, не подойдет? Что, если мистер Сэм скажет: «Спасибо, ты свободна. Кто следующий?»

Нет, конечно, она не умрет, если такое случится, но ей будет больно. Очень больно!

Гимнастки уже считаются артистками, хотя они и ниже по рангу, чем остальные. Салли как-то сказала ей, что артисты цирка завистливы к чужим успехам. Все стремятся занять чужое место, сделать себе сольный номер, прославиться.

Но все равно Мара хотела стать цирковой артисткой! Сразу же, как только она начала заниматься с Лео, ее постигло горькое разочарование: то, что со стороны казалось очень легким, обернулось в действительности тяжелым, изнурительным трудом. Каждый новый трюк давался Маре с болью. Правда, теперь она была уже почти готова к тому, чтобы сделать себе небольшой номер для просмотра, но Лео постоянно твердил ей, что еще рано, и заставлял снова и снова повторять простейшие упражнения.

И в душе она понимала, что он прав. И работала, много работала. Хотя эта работа и оказалась гораздо тяжелее, чем она думала.

Мара вздохнула, и Лео, обладавший слухом кошки, прервал репетицию и подошел к ней.

— Какого черта ты опять мне помешала? — промычал он. — Только я сосредоточился!

Она сделала шаг вперед, и лучи раннего утреннего солнца, пробивавшиеся сквозь узкие окна, осветили ее лицо.

— Я пришла чуть раньше, — сказала она, хотя знала, что уже давно шесть.

— Ну ладно, давай начнем. У нас еще непочатый край работы. Ты делаешь те упражнения для укрепления мышц, что я тебе велел?

— По двести в день.

— Удвой это число. Тебе нужно поскорее догнать остальных. По-настоящему гимнастикой надо начинать заниматься лет с шести, максимум с семи. Первоклассной артисткой тебе, конечно, никогда не стать, но для синхронной гимнастики, тем более в этом захудалом цирке…

— Это хороший цирк! — возразила Мара. — Все говорят.

— А ты и поверила, — усмехнулся Лео. — Ну да ладно, начнем с сальто-мортале…

И на целый час Мара позабыла обо всем, кроме гимнастики. Вся в поту, с горящими щеками, она старалась выполнить каждое движение как можно грациознее, чище — ее мускулы пылали, точно огонь. Порой боль пронзала, буквально пронзала, ее плечи и руки, и она с трудом сдерживала слезы. Но сегодня все выходило у нее гораздо лучше, чем раньше, она и сама это чувствовала.

— Ну, хватит на сегодня, — сказал Лео, хлопнув ее пониже спины полотенцем, которым вытирался после репетиции.

Мара не выдержала и спросила:

— Как я сегодня?

— Так себе, — равнодушно ответил он. — Нужно больше упражняться. Приходи сегодня вечером в семь. Мне разрешили порепетировать здесь часа два. Когда я закончу, мы с тобой позанимаемся. А теперь беги. Я хочу скинуть шмотки.

Ловко и быстро полез он вверх по канату. Мара смотрела на него с завистью. Удастся ли ей когда-нибудь стать хотя бы вполовину столь грациозной? Иногда она начинала сильно в этом сомневаться… но нет! Она даже думать об этом не должна. Она обязанасправиться, обязанадобиться всего, чего хочет. Ведь что, кроме этого, есть у нее в жизни?

Выйдя из амбара, она вдруг столкнулась с мистером Сэмом. У него было какое-то странное выражение лица, точно он вот-вот рассмеется.

— Как давно это происходит?

— Что вы имеете в виду, мистер Сэм?

— Как давно Лео с тобой занимается и для чего?

Мара покраснела.

— Это профессиональная тайна, — пробормотала она.

— Ты хочешь сказать, что это не мое дело? А? А ты знаешь, что цирк принадлежит мне и что вы все мне подчиняетесь? Смотри, если из-за тебя у нас будут неприятности, я вышвырну тебя вон! Поняла?

— У вас не будет из-за меня неприятностей… — прошептала Мара.

Но неприятности уже начались.

На следующее утро Лео начал отрабатывать с ней номер. И хотя Мара не раз делала все упражнения по отдельности, выполнять их подряд оказалось еще тяжелее — ужасно больно, мучительно. И, как она ни старалась, Лео был недоволен. Он не хотел ни единым словом ее приободрить. Малейшая ошибка — и он тотчас говорил девушке что-нибудь очень обидное. Мара уже начинала думать, что его самого, наверное, никто никогда не хвалил.

— Ты словно корова, у которой началась пляска святого Витта! — усмехался он. — Ты прыгаешь как дрова рубишь. Нужно душувкладывать, чтобы чувствовалась искорка, нужно легко порхать. Если, конечно, ты хочешь продемонстрировать зрителям, как тебе это тяжело, тогда корчи всякий раз такую мину, точно тебе безумно больно…

— Мне действительно больно… — пробормотала Мара, чуть дыша.

— …а когда закончишь выступление, улыбнись широко: наконец-то мой номер закончен! — чтобы все видели, какой это был тяжелый трюк. И тебе очень повезет тогда, если зрители тебя не оборжут и не потребуют назад свои денежки.

Позабыв о своем решении постоянно держать себя в руках, Мара всплылила:

— Почему вы говорите, что это легкий трюк? Он совсем не легкий!

— Для такой бездарности, как ты — конечно…

Ей очень хотелось послать его куда подальше, но вместо этого она снова принялась за упражнения, вкладывая в них, что называется, всю душу. И на этот раз у нее вышло прямо-таки превосходно.

Даже Лео — хотя Мара всегда была готова к тому, что он опять скажет какую-нибудь гадость, — покачал головой:

— Да, это уже лучше. Не могу сказать, что отлично, но все же намного лучше, чем раньше.

Черные пронзительные глаза Лео скользили по ее узким, плотно обтянутым костюмом лодыжкам и бедрам. Мара знала, о чем он сейчас думает. К тому, чтоон потребует в качестве платы за учебу, она тоже была уже готова.

Мара была согласна и на это. Ей пришлось пережить в жизни так много неприятных моментов, что она мужественно перенесет и еще один. Но один, только один — она уже предупредила об этом Лео.

Когда Мара, с трудом волоча ноги, вышла из амбара после репетиции, у входа ее поджидал Джоко. Он должен был бы не вписываться в окружающую обстановку в своем английском костюме и котелке, но почему-то не выглядел чудно.

— Значит, слухи оказались правдой? У тебя действительно что-то с Лео? А я-то считал тебя более разумной! — накинулся на нее лилипут.

— Не знаю, что ты имеешь в виду. Он просто дает мне уроки гимнастики.

— Э… и чем же ты ему платишь? Ведь этот подонок ничего не делает просто так!

Мара едва дышала после репетиции и сердиться была не в силах:

— У меня есть деньги.

Она ожидала, что Джоко ей не поверит, начнет расспрашивать подробнее, но тот только миролюбиво предложил:

— Как ты насчет завтрака? Твой единственный друг приглашает тебя.

— У меня и без тебя хватает друзей. — В голосе Мары сквозила обида.

— Ах вот как! Бедная крошка, совсем одна на свете, но не желает в этом признаваться? — проговорил он с насмешкой.

— По-моему, в цирке не принято об этом спрашивать.

— То не принято, это не принято… А я ведь очень любознательный парень.

— Да, парень ты и впрямь хоть куда…

— Надо же, ты, оказывается, способна шутить!

— Чего ж ты удивляешься? Почему бы это мне не пошутить?

— Потому что чувство юмора появляется только от хорошей, вольготной жизни. А у тебя она разве когда-нибудь была хорошей и вольготной?

Мара пожала плечами. И улыбнулась ему:

— Я наврала насчет родственников. Я росла в сиротском приюте.

— Спасибо, что сказала. Когда ты станешь звездой, я продам эти сведения репортерам за очень большие деньги.

Маре так согрели душу эти слова, что она сразу же простила ему все обидное, что он ей наговорил:

— А ты вправду думаешь, что я стану звездой?

Джоко задумался:

— Пожалуй, это возможно. Я видел тебя на последнем просмотре, видел, как ты танцуешь… Но не твои танцы более всего меня поразили, а выражение твоего лица. Чувствовалось, что ты в восторге от цирка, от зрителей, от того, что делаешь. Ты увлеченный человек, Мара, а это очень важно. Это качество называется звездным. Оно есть у меня, оно есть у Лео. Конечно, одной увлеченности мало, нужны еще способности. Расскажи-ка лучше, чем он с тобой занимается.