— Кто это? — спросила Мара и была обижена его неудержимым смехом.

Джоко вытер слезы, выступившие на глазах, и сказал:

— Прости. Но только не вздумай меняться со временем! Кто еще сможет меня так рассмешить? Ну, нам пора возвращаться. Мистер Сэм будет малость удивлен.

Не понимая, чем именно будет удивлен мистер Сэм, Мара, однако, была слишком раздражена, чтобы опять что-то спрашивать. Одну вещь она тем не менее усвоила очень прочно: быть гаджооказалось намного труднее, чем она думала. Иногда они словно разговаривали на каком-то другом языке, который она никак не могла воспринять. Одни и те же слова имели совершенно разный смысл. Может, эти люди и думают по-разному? Правила поведения менялись в зависимости от того, с кем Мара общалась. Как же ей научиться наконец понимать их?

— Поскольку ты вечно не знаешь, который час, я решил преподнести тебе скромный подарок, — произнес Джоко интригующим тоном и положил перед ней бархатную коробочку. Мара осторожно открыла ее, будто боясь, что оттуда что-нибудь выпрыгнет. Когда же она увидела внутри золотые часики, она издала возглас восторга.

— Но я не умею определять время!

— Я научу тебя. Мог ли я представить, когда учил латинские глаголы, что мне придется объяснять цыганской девушке, как определять время? Сколько тебе лет, Мара? Но я хочу услышать на этот раз правду.

— Семнадцать… ну, мне будет семнадцать.

— Шестнадцать, значит… Я думал, больше. Если кто-нибудь спросит, намекни, что тебе уже далеко за восемнадцать. Тебе же нетрудно это сделать?

Мара вспылила:

— Джоко, ты очень хороший друг, очень много для меня делаешь, но мне не нравится, когда надо мной смеются!

— Я снова прошу прощения. Это одно из моих дурных качеств: унижать людей перед тем, как они могут унизить меня. Я обещаю тебе больше не делать этого. По рукам?

— По рукам, — произнесла Мара, хотя понятия не имела, что означают эти слова.

— Итак, мы снова друзья. — Он посмотрел на свои часы. — Нам действительно пора. Когда будешь выходить, не оглядывайся. Это плохая примета.

Хотя его предостережение не имело для нее никакого смысла, она все же решила последовать совету Джоко. Мара убрала часы в сумочку, восхищенная камешками, обрамлявшими циферблат. Конечно, это были не настоящие бриллианты, но для нее это не имело никакого значения.

— Я навсегда сохраню эти часы, — сказала она Джоко.

— Ну, это не последний подарок, который ты получаешь от мужчины, — ответил Джоко, и в его голосе ей послышалась грусть.

Мара чмокнула его в щечку.

— Но этот будет моим самым любимым!

Через три дня Мара рассказала Кланки о своем контракте. Хотя другие девушки не могли их слышать, Мара испытывала чувство беспокойства. Но в конце концов, об этом ведь все равно все узнают, когда они приедут в Сент-Луис и она выступит с сольным номером. К тому же ей очень хотелось, чтобы первой об этом узнала Кланки.

Кланки радостно захлопала в ладоши и расцеловала Мару.

— Я догадывалась об этом, — сказала она. — Я видела, как вы с Джоко шли к Голубому фургону, и поняла, что мистер Сэм предложил тебе сольный номер. Я ждала, когда ты мне об этом скажешь, но сегодня решила сама спросить. Но тут этот случай с Лео Муэллером — и у меня все вылетело из головы!

— А что с ним случилось? — резко спросила Мара.

— Ты разве не слышала? Об этом весь цирк говорит. Еще говорят, что мистера Сэма хватил удар — ведь Лео ведущий артист.

— Что с Лео? — перебила ее Мара.

— Его взяли полицейские во время обеда в одном из городских ресторанов. Кто-то позвонил в полицию и настучал на него. У него в карманах обнаружили гашиш. Я слышала, что трем полицейским пришлось звать подмогу, чтобы надеть на него наручники. Он кричал, что кто-то из наших заложил его. Никто в это, конечно, не верит, за исключением Даниэль Дюбуа. Безусловно, никто Лео не любил, но чтобы донести на него?

«Джоко мог», — подумала Мара. Джоко, у которого был на него зуб и который мыслил как цыган. Не потому ли он был так спокоен, когда она рассказала об угрозах Лео?

Она помотала головой, отгоняя подозрения. Джоко не мог так поступить. Нет, это дело не Джоко и не ее. Надо выбросить все это из головы.

Мара начала наносить грим. Взглянув на себя в зеркало, она обнаружила, что улыбается. Она почувствовала себя свободной от страха — впервые с тех пор, как познакомилась с Лео.

14

Незадолго до дебюта Мары в Сент-Луисе Джоко дал ей медный браслет и сказал, чтобы она надела его на левое запястье и выступала с ним.

— Пусть публика думает, что он скрывает шрам от веревки. Трюк заключается в том, чтобы зрители поняли, как сложно дается тебе кажущаяся легкость.

— Но он будет натирать, — возразила Мара.

— Когда я падаю на задницу, мне тоже больно. Ты видела, сколько раз канатоходцы срываются с каната, чтобы, стиснув зубы, снова и снова взбираться на него? Все это и зовется цирком! Как публика узнает, что номер чрезвычайно сложен, если ты будешь исполнять его с легкостью? Я получаю побои при каждом своем выходе на арену. Печально! Маленького клоуна колошматят здоровенные детины. Но я все равно продолжаю выходить на арену. Это — цирк. Если ты убедишь публику, что бланши причиняют тебе боль и ты страдаешь, она простит тебе то, что у других гимнасток номера сложнее, моя дорогая.

Слова Джоко заставили Мару задуматься. Мару не надо было убеждать, что она во многом уступает другим гимнасткам. Но, может быть, она все-таки способна показать публике кое-что стоящее?

На следующее утро в столовой Мара попросила у Куки, толстого циркового повара, кусочек сырой печенки. На его лице не отразилось ни капельки удивления, и Мара подумала, что после стольких лет, проведенных в цирке, он уже ничему не удивляется.

Она переоделась в белый атласный костюм для выступления, загримировалась и, убедившись, что никто не обращает на нее внимания, осторожно достала кусочек печенки и засунула его под браслет.

— Ты потрясающе выглядишь! — восхищенно приветствовала ее Кланки. — Старушка Мэй вложила все свое умение в твой костюм.

Мара выглядела в нем повзрослевшей. Когда она в первый раз примеряла его, то была поражена своим сходством с той самой первой гимнасткой, которая вселила в ее душу мечту о цирке. Еще секунда — и из ее глаз брызнули слезы, Маре даже пришлось отвернуться от костюмерши, чтобы та не поняла их превратно.

— Спасибо тебе за все, Кланки, — произнесла Мара. Эти слова она выговорила как-то нескладно — она ведь не привыкла кого-то благодарить. — Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь — только скажи…

— У меня есть все, — весело ответила Кланки. — Мы с Джонни встречаемся сегодня после вечернего представления. Он хочет что-то сказать мне. Говорит, что очень важное. — Она неожиданно обняла Мару и прошептала ей на ухо: — Я думаю, он подарит мне кольцо. Господи, как же я счастлива, Мара!

Мара с сомнением посмотрела на нее. Может, Джонни хочет взять Кланки с собой в цирк Лэски? Может, Джоко ошибался насчет Джонни? В конце концов, это не ее дело, она лишь надеется, что сегодня Кланки действительно получит кольцо.

Стоя за кулисами в ожидании своего выхода, Мара рассматривала публику. Несмотря на то что сегодня обещали дождь, зал был заполнен до отказа.

Сквозь звуки музыки пробивался людской гул. Маре показалось, что сегодня было шумнее обычного. На дешевых местах возникла небольшая потасовка, и несколько «мальчиков мистера Сэма», которые следили за порядком во время представлений, быстро утихомирили разбушевавшихся зрителей.

Аплодисменты, которыми было встречено появление на арене кордебалета, быстро увяли, и восторг Мары сменился беспокойством.

Джоко в смешном костюме прошелся по арене, несколько раз кувыркнулся, затем отвесил низкий поклон и бросил шляпу к ногам Мары. Интересно, этим он желал ей удачи или предупреждал, что публика настроена неблагожелательно?

Одно только утешало Мару: раз сегодня собралась деревенщина, никто из важных персон или из прессы присутствовать не будет.