Храп постепенно перерос в раздраженное сопение, а со стола раздался гневный писк. Ага, пробрало! Вот слушайте теперь, чтобы впредь неповадно было мне бойкоты устраивать!

Кьяло перевернулся на живот и накрыл голову подушкой. Видимо, таким нехитрым образом он пытался хоть как-то приглушить звук. Бедняга! Кажется, он недооценил громкость и пронзительность моего голоса. А зря…

Я набрала в легкие побольше воздуха и продолжила в несколько раз громче:

Кьяло все-таки не утерпел и запустил в меня подушкой, но глаза при этом открыть позабыл, поэтому промахнулся, и боевой снаряд угодил аккурат в подсвечник. Свечка сломалась, а острая завитушка, придерживавшая ее в вертикальном положении, легко пропорола не только тонкую наволочку, но и плотный наперник, и по всей комнате разлетелись белые пушистые перышки.

– Может, ты заткнешься, а? – угрюмо спросил парень, поворачиваясь ко мне и приоткрывая глаза. – Если хочешь, я даже извинюсь, только дай поспать.

– Э-э-э… – не сразу дошло до меня. – А за что извиняться-то?

– Ну ты же за что-то на меня обиделась, перед тем как уйти.

– А за что?

– Если бы я еще помнил, – вздохнул парень, сдувая с носа мелкое перышко. – Кажется, ты что-то сказала о Вербе. Или это я сказал?

– Да какая разница, кто сказал. Лучше просыпайся и слушай сюда, у меня вопрос жизни и смерти.

– Чьей? – Кьяло послушно переполз в вертикальное положение.

– Еще не решила. Но вот только сразу скажи: знаешь ли ты, где здесь живет некий господин Гатьбу? И если знаешь, то реально ли забраться к нему в дом? Ответ «нет» не принимается!

Парень задумался. Он все еще смотрел на меня, но мысленно уже находился далеко от трактира. На его лице все больше и больше проступало выражение мечтательного блаженства, свойственное или гениям, или тихим идиотам (первым в момент озарения, а вторым круглосуточно). Или мне в предвкушении вкусного обеда.

Кстати, об обеде! Снизу явственно пахнуло пирожками. Свежими, горячими, пышными. С капустой, картошкой, рисом, мясом, вареньем… Вкуснотища! Рот сразу же наполнился слюной, а в желудке тоскливо заурчало.

Ага, и физиономия у меня сразу же стала точно такая же, как у Кьяло. Воистину, обжора и воришка – два сапога пара. И какая разница, что один сапог тридцать пятого размера, а второй… ну примерно сорок восьмого.

– Слушай, а зачем тебе лезть в дом к Гатьбу? – соблаговолил-таки поинтересоваться второй сапог. – Говорят, у него охрана еще круче, чем у старого Роледо.

– Да мне, собственно, Роледо и нужен, – призналась я. – Только он сейчас гостит у Гатьбу.

– Хрен редьки не слаще, – вздохнул Кьяло. – А на кой черт он тебе сдался-то?

Теперь уже вздохнула я. А потом подумала, что хуже уже не будет, и рассказала, что со мной случилось за последнее время: начиная с удара по голове и кончая сделкой с никсой. Умолчать о браслете тоже не получилось.

Как ни странно, Кьяло меня не убил. Видимо, решил, что без меня ему браслет не вернуть, а разделаться с мелкой, противной, наглой и т. д. эльфой он всегда успеет. Вместо этого он задумчиво причмокнул и спросил:

– А чем так вкусно пахнет?

– Что, и тебя проняло? – облизнулась я. – Спорим, что пирожки?!

– Не, даже спорить не буду. Но убедюсь… убеждусь… тьфу, проверю с удовольствием.

– А жемчужина?

– А чего ей сделается? До вечера еще уйма времени. Пошли вниз!

Пожалуй, не только я плохо соображала на голодный желудок.

Но сразу наброситься на пирожки не удалось. Во-первых, в пределах видимости их не наблюдалось (запах, оказывается, шел из кухни), а во-вторых, на первом этаже бушевала Верба. Попадаться под горячую руку разъяренной воительнице не хотелось, поэтому пришлось пока остановиться на лестнице. Но и оттуда все было замечательно видно и слышно.

– Какой придурок прошляпил мое седло? Да вы знаете, сколько оно стоит?

– Стоит много, у тебя таких денег отродясь не водилось, – хмыкнул Льени. – Но вот во сколько оно тебе обошлось – это уже совсем другой вопрос. Сама-то ты его где уперла?

– Я не уперла, я с трупа сняла.

– С трупа? – переспросил Лито, даже не пытаясь скрыть улыбку.

– Ну с коня трупа, – отмахнулась женщина. – Но он все равно достался бы мне.

– Труп?

– Нет, конь. Кляча старая, всего и достоинств – одно седло. Он же мне его в карты продул, а отдавать не захотел.

– Кто продул, конь?

– Какой конь?! Труп!

– Ты играла в карты с трупом? – Сын трактирщика совсем развеселился, но, встретившись взглядом с раскрасневшейся воительницей, понял, что немного переборщил с подколками.

Верба бегло оглядела трактир и, за неимением ничего более подходящего, потянулась к глиняной миске. Лито тихо ойкнул и спрятался за стойку.

– Нет, играла я с живым, но он проиграл, а долг не отдал, поэтому стал трупом! – Верба уже поняла, что над ней неприкрыто издеваются, но остановиться не могла, а потому старалась говорить менее двусмысленно.

– Ну легко пришло – легко и ушло, – философски заключил трактирщик.

– Ничего себе легко! – возмутилась воительница. – Я об него ноготь сломала!

– Об труп? – уточнил Лито, высовываясь из-за своего укрытия и тут же ныряя обратно.

– Об седло, дурень! Там пряжку заело… Да и тяжеленное оно оказалось, словно свинцовое. Но красивое. И под жилетку мою новую очень подходило…

– Какую жилетку? – В разговор вмешалась Лита, выглянувшая из кухни с огромной тарелкой румяных, еще дымящихся пирожков. – Не ту, случаем, на которой Марыська ночью котят родила? Кожаная такая, с серебряными нашлепками. Ее кто-то вчера на лавке забыл, я так и поняла, что ты, но относить уже поздно было. Думала, утром отдам, а оно… вот… Но зато там такие котятки – загляденье просто! Хочешь посмотреть?

Верба не ответила, только пробормотала вполголоса, что утро добрым не бывает, и направилась к лестнице. Уже на середине она остановилась и с сомнением посмотрела на миску, которую все еще сжимала в руке.

– И в кого бы ее бросить?

– В меня, – весело крикнула стойка голосом Лито. – Все равно ведь промажешь.

– Думаешь? – Воительница улыбнулась. И как стояла спиной к обеденному залу, так же, не поворачиваясь, и кинула.

Все присутствующие затаили дыхание, хотя даже полному идиоту было понятно – не попадет. Просто потому, что не научились еще тарелки летать сложным зигзагом, аккуратно огибая заботливо расставленные судьбой препятствия – резные перила, толстый столб, поддерживающий потолок, Литу с пирожками…

Над перилами глиняная посудина пролетела без проблем, в столб не вписалась только чудом, но помеху в виде дочери трактирщика обогнуть не смогла, со свистом врезавшись в горку свежего печева. Девушка коротко вскрикнула, взмахнула руками, и обе тарелки, обычная и метательная, вместе с пирожками взлетели под потолок. Но метательная до верха не долетела, уже на полпути потеряв скорость и устремившись вниз. Как раз за стойку! Но вот только немного правее того места, где сидел парень.

И тут решила вмешаться я. Совсем чуть-чуть, да много бы и не получилось – с телекинезом у меня всегда были проблемы. Но чуток подкорректировать траекторию полета миски смогла бы даже самая большая неудачница в мире.