– Это мне неизвестно, – скромно признал Режиналь. – Меня здесь не было, и судить посему не могу. Зато я знаю, что флибустьеры действительно представляют постоянную угрозу. Замечу, кое-кто, вроде Лефора и Байярделя, которых вы, кажется, глубоко уважаете, в самом деле могли оказать Мартинике неоценимые услуги. Однако существуют другие пираты и они нападут без колебаний, если будут уверены в удаче… Мари раздраженно кашлянула.

– Не сердитесь, дорогая Мари, – гнул свое Мобре, – и выслушайте меня до конца: в то время как другие пираты только и ждут случая, чтобы напасть на остров, Лефор и Байярдель готовы, возможно, им помочь…

Мари с сомнением покачала головой:

– Вы преувеличиваете, нарочно сгущаете краски…

Режиналь по ее голосу понял, что она готова отступать. Это его обнадежило. Мари в самом деле не была, как уверяла, вполне уверена в чувствах Лефора и Байярделя. Может, именно потому она так хотела выразить им свою признательность. Но она знала Лефора, действовавшего без зазрения совести, ловкого, непосредственного, жаждавшего приключений и опасностей, именно авантюризм руководил всеми его поступками. Что до Байярделя, тот был его отражением. Да! Мари пришлось признать, что она ни в чем не могла положиться на таких людей, а еще меньше – защитить их в деле, в котором они заведомо потерпели поражение по причине собственной неистребимой жажды приключений.

– Надеюсь, – сказал шевалье, – что между наследством, которое вы обязаны сохранить для своих детей, и Лефором ваш выбор сделан. Вы принадлежите сыну, хотя бы ради памяти его отца. Лефору, который сегодня, может быть, еще остается честным человеком, но уже стоит на грани совершения преступления, вы не должны ничего. Ради бочонка рома или золотого слитка этот тип готов продать кого угодно. Не вам на него рассчитывать. Если общественное мнение его осудит, вы тоже не можете его не осудить, иначе наверняка себя погубите!

– Не осудить… – с сомнением в голосе повторила она.

– Прекрасно, – ледяным тоном проговорил он. – И скажу вам почему. Вы принадлежите собственному ребенку. Вы должны принести себя в жертву ради него. Одно это обстоятельство обязывает вас осудить и Лефора, и Байярделя; а завтра вы окажетесь лицом к лицу с Высшим Советом, который будет представлять общественное мнение Мартиники. Вы обязаны победить, представ перед этим Советом, члены которого горят желанием удовлетворить общественное мнение. Вы заранее всего лишитесь, если станете противоречить этому мнению! Понимаете?

– Да, – неуверенно произнесла Мари. – Я понимаю, что общественное мнение осудило Лефора и Байярделя… Вы это имели в виду, не так ли? От меня требуется, чтобы завтра же их обоих осудила и я?

Режиналь посмотрел на нее с еще большим восхищением, чем внимал ей во время приема, когда она стояла на лестнице замка. Он придвинулся к ней еще ближе, так что теперь касался бедром ее бедра, и, взяв ее за руку, стал внушать дальше, промолвив:

– Вы уязвимы, но поняли вы не все. Лефор и Байярдель – ничто. Вам надлежит громко и ясно заявить: вы решились на беспощадную борьбу с дикарями, флибустьерами, кто бы они ни были… В конце концов, – помолчав, прибавил он, – кто нам скажет, что Лефор еще жив и не погиб в какой-нибудь сомнительной экспедиции?

– О, я так не думаю! – с чувством возразила она.

– Это неизвестно. Однако имя Лефора – всего лишь предлог. Под этим именем подразумеваются все пираты, корсары и морские разбойники, терроризирующие трудолюбивое население страны.

Он ждал, что Мари скажет. Она молчала, и шевалье заговорил снова:

– Осудите их! Да! Прямо с завтрашнего дня объявите им войну! Тогда вы одолеете Мерри Рулза на его собственной территории. Его кандидатура или хотя бы попытка, которую он предпримет для получения места, облюбованного вами и принадлежащего вам по праву во имя вашего сына Жака Дюэля д'Энамбюка, зависит сейчас лишь от выбора плана действий: любой ценой спасти остров от флибустьеров и дикарей.

– Байярдель не является, насколько мне известно, флибустьером или пиратом, – заметила она негромко. – Однако нынче вечером с ним обошлись, как с таковым. Этот человек мне предан, за его честность и порядочность я готова поручиться. Сверх того, Байярдель исполняет на этом острове завидную и высокую должность: он капитан береговой охраны. Оберегает колонистов от дикарей.

– Флибустьеры – те же дикари, – бросил он.

– Ну и что?

– А то, что Байярдель погонится за пиратами, если он предан! Он их победит или падет в бою, если верен и смел. В противном случае, ежели Байярдель не обладает всеми этими достоинствами, он перейдет на сторону неприятеля, и тогда мы узнаем, что он достоин виселицы наравне с другими.

– Мне кажется, вы неверно судите об этих людях, – сокрушенно вскричала она. – Вы не знаете, чем я им обязана!

– Знаю, – жестко отрезал он. – Знаю, чего вы можете из-за них лишиться: наследства для вашего сына.

Он помолчал и, не сводя с Мари взгляда, продолжал:

– Я бы хотел, дорогая Мари, сказать вам много такого, что вернет вас на истинный путь. Надеюсь, вы уже знаете, что я двадцать лет путешествую по свету, а в пути узнаешь много интересного! Говорю вам об этом, зная, что ваша настольная книга – «Беседы о состоянии мира и войны» Макиавелли. Следовательно, вы понимаете меня с полуслова. Итак, кто хочет добиться цели, принимает и соответствующие средства. Никто не говорит, что вы окончательно осуждаете Лефора, начиная войну с пиратами. С другой стороны, идя навстречу пожеланиям народа, вы тем самым подчинитесь воле короля.

– Короля? – изумилась она.

– Вот именно, – подтвердил он. – У меня при себе небольшая выписка, копия приказа, отправленного губернатору Гваделупы, в котором его величество сообщает через своего министра: «Ущерб, наносимый в результате пиратского разбоя, столь значителен, что командиру эскадры, заходящей в Пуэнт-а-Питр, предписывается захватить всех пиратов, встреченных в море, и препроводить в Гваделупу, где они будут осуждены как разбойники по всей строгости закона». Кроме того, в нем говорится: «Надлежит довести до сведения флибустьеров намерения его величества, с тем чтобы отныне эти люди, согласно воле его величества, обрабатывали землю или занимались торговлей. Это единственно возможные пути для поддержания колоний…»

– Значит, его величество плохо информирован, – вскричала Мари, – раз не знает, что без флибустьеров многочисленные недруги нашей страны будут перехватывать идущие к нам корабли и мы умрем с голоду? Благодаря господину де Пуэнси, создавшему этот флот помимо королевской флотилии, французские корабли избегают досмотра голландских, испанских… и даже английских судов, – замешкавшись, прибавила она.

– Неужели, дорогая Мари, вы осмелитесь ослушаться короля, общественного мнения и тем самым лишиться наследства, предназначенного вашему сыну? Что значат один – два не дошедших судна, если малыш Жак сохранит полагающееся ему состояние?

Она обеими руками схватилась за голову. Его доводы были убийственны. Она думала о Лефоре, давно не дававшем о себе знать, и о Байярделе, присягнувшем ей на верность, и говорила себе: осудить Лефора – значит в самое сердце поразить капитана сторожевого судна! Ради того, чтобы оставаться хорошей матерью и верной в своем вдовстве супругой, могла ли она пожертвовать двумя этими людьми, которым была обязана очень многим, если не всем своим счастьем?

Однако действительность была более жестокой, а чувства в государственных делах, повторяла она про себя, ни к чему хорошему никого не приводили.

Режиналь, несомненно, прав! Любой ценой необходимо прежде всего спасти наследство юного Жака. А там будет видно, что делать.

По ее понятиям, действовать нужно было как можно скорее. Так она, впрочем, и поступала, торопясь созвать Высший Совет на следующий день после похорон любимого супруга, когда мысленно она еще оставалась с ним и мечтала, чтобы так было всегда.

Режиналь ласково похлопывал ее по руке. Она ее не убирала, потому что не усматривала в жесте шотландца ничего дурного, никакого ухаживания, а лишь проявление симпатии, обычной дружбы.