«Маргарита» капитана Бельяра стояла на воде не шелохнувшись, словно сев на мель огромным круглым брюхом, похожим на гигантскую бочку.

Лефор несся по набережной большими прыжками, не обращая внимания на палящее солнце, которое выжимало из него крупные капли пота и заставляло то и дело утирать лицо отворотом рукава.

Перед глазами у капитана стоял лес мачт, но он скоро отыскал судно, которое ему было нужно. Он остановился, чтобы получше его рассмотреть, и простоял довольно долго, приставив к глазам руку козырьком. Он разглядел на борту человека лет шестидесяти, который стоял, опершись на релинг, покуривал трубку и сплевывал в воду, наблюдая за разбегавшимися кругами. Флибустьер тоже вынул трубку, набил ее и закурил, чтобы придать себе сходство с обычным зевакой, миролюбивым и бесхитростным. Когда он подошел к «Маргарите» на такое расстояние, что его мог услышать капитан Бельяр, он вынул изо рта трубку и окликнул:

– Эгей, хозяин «Маргариты»!

Капитан Бельяр подскочил так, словно его внезапно разбудили, прервав сладчайший сон. Он поднял голову и поискал взглядом невежу, который нарушил течение его мыслей.

На Лефоре была шляпа с тремя перьями – голубая, украшенная лиловыми лентами, трепетавшими от малейшего ветерка, а иногда с легкостью колибри опускавшимися ему на плечи. Он был одет в камзол без рукавов зеленоватого цвета, на котором водяная пыль и морские брызги оставили причудливые разводы более светлого тона. На камзоле не хватало пуговиц, и на уровне живота он был небрежно перехвачен кожаным шнурком; зато сапоги у моряка были редкого качества. Они закрывали колено и сияли на солнце сизоватым блеском, а их толстые твердокаменные подошвы при каждом шаге их хозяина припечатывали корабельную палубу, словно деревянные колотушки.

Бельяр лишь крикнул в ответ:

– Эгей!

– Эгей! Капитан Бельяр? – повторил Ив свой вопрос.

– Эгей! – будто насмешливое эхо, отозвался капитан.

Однако офицеру было не до смеха. Выглядел он флегматиком, будто засыпавшим на ходу. Ив постарался скрыть раздражение, которое у него вызывало это вялое существо, а про себя подумал: удосужился ли старый морской волк научиться говорить по-французски. Разлюбезнейшим тоном он опять осведомился:

– Эгей, капитан! Вы отправляетесь во Францию?

– Да!

– Когда снимаетесь с якоря?

Ив отчетливо увидел, как тот неуверенно пожимает плечами; на сей раз моряк не издал ни звука.

Лефор почувствовал, как кровь ударила ему в голову, и сердито заявил:

– Ах, черт! Не знаю, из каких краев вы родом, капитан, но уверен, что мы с вами не земляки!.. У вас все такие неразговорчивые?

– Когда как.

Ив затянулся глубже и скрылся в облаке дыма, после чего снова спросил:

– Нет ли у вас на борту монаха, отца Фейе?

– Есть такой.

– Он сейчас на судне?

– Нет!

– Когда вернется?

То же неуверенное пожатие плеч в ответ.

– О дьявол! – прошипел флибустьер. – Сейчас возьму шлюпку и сам вытяну слова, которые не хотят выходить из вашей глотки. Здесь у меня с собой, – продолжал он, похлопав рукоять шпаги, – лучший штопор, какой только есть на свете. Слово Ива Лефора – это лучшее средство, для того чтобы либо развязать язык, либо его отрезать…

– Неужто вы Лефор, капитан «Атланты»? – спросил Бельяр.

– Да! – передразнивая ужимки собеседника, бросил Лефор.

– Это вы прибыли нынче ночью вместе с «Принцем Генрихом IV» капитана Лашапеля?

– Так точно.

– Значит, не вы собираетесь во Францию?

– Да нет, черт возьми!

Бельяр вынул трубку изо рта, выбил пепел и спрятал ее в один из бездонных карманов штанов, который она успела протереть, что можно было заметить по заплатке, наложенной неловкими пальцами.

– Раз так и вы хотите только поговорить, – заметил капитан «Маргариты», – можете взять шлюпку и – ко мне. У меня тут арпажонское вино и ром с Ямайки, где я чистил подводную часть судна… Родом я из Нормандии, и в наших краях поговорить любят не меньше, чем в любом другом месте!

Ив отвязал шлюпку, покачивавшуюся на волнах у берега, и прыгнул в нее. Несколько взмахов веслами – и он оказался рядом с «Маргаритой». Проходя вдоль борта парусника, он приметил веревочную лестницу, конец которой болтался в воде, благодаря чему она не раскачивалась под ветром. Лефор ловко вскарабкался по ней наверх, немало удивив старого моряка. Как только Лефор ступил на палубу, тот медленно пошел ему навстречу.

– Ну, здравствуйте, командор, – приветствовал его Лефор, знакомый с обычаями и понимавший: ничто не может так порадовать капитана торгового судна, как правильное к нему обращение.

– Здравия желаю! – ответил Бельяр. – Рад наконец познакомиться с вами лично! Я уже давно о вас слышал столько историй, что готов был поверить: вы существуете разве что в воображении здешних жителей! А правда, что вам довелось в одиночку поставить на место пушку, сорвавшуюся с лафета?

Ив горделиво выпятил грудь, подкрутил усы и, положив руку на шпагу, описал ею внушительный круг.

– Черт побери! – вскричал он. – Да это было не однажды, а раз десять или даже двадцать! Такое случается каждый день на военном судне…

– Мне также говорили, что вы можете приподнять лошадь, упершись спиной ей в брюхо…

– Подумаешь! – небрежно бросил Ив. – Дайте мне оседлать доброго коня, да еще взвалите мне на плечи толстое бревно. Спорю на кошель с пистолями, что подниму животину одними руками и ногами!

Бельяр восхищенно присвистнул. После того что он слыхал об этом человеке, у него не было причин сомневаться в его словах.

– Раз так, – сказал он, – буду счастлив выпить с самым сильным человеком, какого мне удалось встретить за свою долгую жизнь!

– У меня, – благодушно признал Лефор, – все сообразно. Чем человек сильнее, тем больше он пьет. Это нормально. Гальюнный матрос имеет право на три галеты, когда капитан берет основную часть…

– Идемте, идемте, – пригласил Бельяр, скрываясь в коридоре.

Оба собеседника вскоре пришли в капитанскую каюту, где стояла невыносимая духота, на которую ни тот ни другой не обратили ни малейшего внимания. Бельяр вытащил из скрытого за переборкой шкапчика пару немытых оловянных кружек с жирными краями и грязным дном, а к ним – бутылку вина приятного розового цвета.

– Капитан Лефор! – объявил он. – Вы упрекнули меня в том, что я неразговорчив. Нет человека болтливее вашего покорного слуги; но если бы я заговаривал с каждым, кто проходит по этой чертовому берегу в Бас-Тере, где ни одного кнехта не найдешь, чтобы пришвартоваться, моя лапочка «Маргарита» превратилась бы в Ноев ковчег. Ежедневно тридцать – сорок прохвостов хотят уехать во Францию… И у всех находится убедительная причина, чтобы убраться из этих широт! Да еще вчера пришлось выделить место для этого шевалье де Виллера с Мартиники, как и отец Фейе, к которому у шевалье было срочное дело… Он привез письмо ее превосходительства губернаторши Мартиники к этому святому отцу, вот я и согласился принять его в общую каюту с матросами!

– Как видно, я ошибся, – заметил Ив, понюхав вино в кружке, которую ему протянул капитан Бельяр. – Каждое ваше слово стоит многих речей. Черт побери! Вино у вас – чистый бархат! Что же до этого шевалье де Виллера, хотел бы я знать, о чем он мог рассказать отцу Фейе… Ну и вино, капитан! Нектар! Две кружки такого вина – и я, пожалуй, смогу согнуть ваш брамсель или бом-брамсель…

– Да, вино и впрямь неплохое!.. А этот шевалье… Не знаю точно, чем он занимается. Как я сказал, у него было письмо госпожи Дюпарке к отцу Фейе, но, признаться, я его не читал… Из всех пассажиров ему больше всех не терпится поскорее отправиться в путь. Опасаясь опоздать на судно, он его не покидает. В ожидании отправления он живет в каюте. Пишет, рисует что-то…

– А что собой представляет этот письмоносец?

– Боевой петух, мессир. Петух, потерявший шпоры! Голова у него свешивается набок, словно он получил обухом по физиономии, а нос похож на малый кормовой парус, когда ветер дует.