— Боже! — воскликнул Герберт, охваченный новым приступом горя. — В один день погибли оба — и отец и дочь! И оба пали жертвами злодеяния.

— И жертвами одного злодея, — добавил Кубина. — Готов поручиться: кто подстроил убийство судьи, тот так или иначе погубил и дочь. Чакра — только послушное оружие. Задумано было все это другим — и вы знаете кем.

Герберт не успел ничего ответить: дверь заслонила громадная фигура. Это Квэко, узнав про беду, поспешил сюда, как только один из товарищей сменил его на страже у лодки. Подавленные горем, Герберт и Кубина почти не обратили на него внимания.

Не дожидаясь приглашения, Квэко вошел и некоторое время стоял у настила, печально глядя на прелестные, неподвижные черты Кэт. Но вдруг выражение его лица начало меняться. С каждой секундой оно становилось все веселее и веселее. Как ни были поглощены горем Герберт и Кубина, они это наконец заметили. Их охватило негодование.

— Послушай, Квэко, — с упреком обратился к нему Кубина, — сейчас не место и не время предаваться веселью! Как можешь ты улыбаться, когда рядом с тобой люди в таком горе?

— Да, право же, Кубина, — весело ответил Квэко, — я не знаю, с чего это вы вздумали печалиться? Ведь не по судье же проливать слезы? Мы его уже давно оплакали.

Такой шутливый, легкомысленный ответ поверг Герберта и Кубину в изумление. Они во все глаза смотрели на Квэко. Что с ним? Не сошел ли он с ума?

— В присутствии смерти, — сказал Кубина, бросая уничтожающий взгляд на своего помощника, — тебе следовало бы оставить свои неуместные шутки и дурачества. Не пристало тебе…

— Смерти, говоришь? А кто же здесь умер?

От удивления они не могли вымолвить ни слова и только смотрели на Квэко.

— Если вы это насчет мисс Кэт, — продолжал Квэко, — то готов биться об заклад, что она так же мертва, как мы с вами. Умерла? Да она просто спит!

Герберт и Кубина вздрогнули. У них вырвалось невольное восклицание, в котором слышалась нотка надежды.

— У кого есть с собой зеркало? — деловито осведомился Квэко. — А, вот как раз то, что нам нужно! — добавил он тут же, когда на глаза ему попался кое-как приткнутый к стене осколок.

Он снял его и протер тряпицей.

— Видите? — обратился он к присутствующим. — На нем нет ни пятнышка.

Те только молча кивнули.

— А теперь, — сказал Квэко, — смотрите!

Приложив зеркало к холодным устам девушки, Квэко держал его так с минуту. Затем он поднес зеркало к свету и внимательно осмотрел его поверхность.

— Ну, что я говорил! — воскликнул он торжествующе. — Видите? Оно затуманилось!

И он показал слегка потускневшее зеркало.

— Теперь понятно? Она не умерла — она спит. А то как же могла бы она дышать?

Герберт и Кубина от волнения не могли раскрыть рта.

— А, вот оно что! — Квэко отбросил зеркало и схватил только что замеченный им валявшийся на полу пузырек. — Посмотрим, что там.

Он вытащил зубами пробку и поднес пузырек к своим широким ноздрям.

— Сонное зелье! Так я и думал. От него-то она и спит так крепко. Ну что ж, есть средство разбудить ее, надо только его поискать. Ручаюсь, оно где-нибудь тут запрятано у колдуна. Только бы найти его — и через десять минут ваша покойница заговорит!

С этими словами Квэко принялся обшаривать лачугу, заглядывая во все многочисленные щели стен и кровли.

Герберт и Кубина стояли как зачарованные, не двигаясь с места, ни словом, ни жестом не вмешиваясь в действия Квэко. Затаив дыхание они ждали, что будет дальше.

Трудно описать состояние Герберта. Переход от глубокого горя к радостной надежде был слишком внезапен.

Сомнений не оставалось — Кэт дышит, она жива! Еще не понимая, что могло вызвать этот загадочный, подобный смерти сон, он уже начал находить в словах Квэко ключ к этой тайне. На Квэко можно было положиться: он уже доказал, что понимает кое-что в знахарстве. Он ведь не только был помощником Кубины, но и выполнял среди маронов обязанности врача. Поэтому он знал многие приемы знахарей и колдунов.

— Жрец Оби заставил ее выпить сонного зелья — вот и все, — говорил Квэко, продолжая поиски. — Надо найти средство от дурмана. Хотя, в конце концов, она и сама придет в себя… А, вот и то, что нам нужно!

В руках у него блеснул небольшой пузырек. Квэко тут же откупорил его и понюхал налитую в него жидкость:

— Ну да, это самое. Через десять минут она очнется, будет жива и весела, как птичка. Ну, мистер Воган, подержите-ка ее голову — я волью ей в рот одну-две капли.

Герберт радостно повиновался. Квэко со всей осторожностью, на какую только были способны его толстые, грубые пальцы, приоткрыл побелевшие губы девушки, поднес к ним пузырек и влил в рот спящей несколько капель снадобья. Затем он поднес открытый пузырек к ее ноздрям и подержал его так немного. Потом стал растирать холодные ручки Кэт в своих широких, шершавых ладонях. Сердце Герберта бешено билось. Он переводил тревожный взгляд с лица спящей на лицо Квэко. Он не мог скрыть безумного волнения. Уверенный тон Квэко внушал ему надежду, но что если все же…

Не прошло и пяти минут, показавшихся Герберту часом, как девушка чуть слышно вздохнула. Герберт был больше не в силах сдерживаться. Обезумев от счастья, он с криком бросился к любимой, называя ее по имени, и припал губами к ее губам.

— Осторожнее, мистер Воган, — остановил его Квэко. — Так она только дольше не проснется. Запаситесь терпением: пусть снадобье сделает свое дело. Не так уж долго этого ждать.

Герберт послушался совета и молча отошел в сторону, не сводя глаз с прекрасного, постепенно начинающего оживать лица.

Квэко не ошибся: снадобье на замедлило оказать надлежащее действие. Грудь девушки начала прерывисто вздыматься: дыхание восстанавливалось. Время от времени с уст Кэт срывался вздох, теперь уже ясно различимый. Она дышала все ровнее, губы начали слабо шептать. Шепот становился все явственнее, и вот Герберт с неописуемым восторгом услышал свое имя!

Забыв благоразумные советы Квэко, не в силах более сдерживать бурную радость, Герберт снова запечатлел пылкий поцелуй на губах возлюбленной, лепеча слова любви и ободрения.

Его голос как будто разрушил последние остатки колдовских чар. Дрогнули длинные, изогнутые ресницы, и Кэт открыла глаза.

Сперва взгляд их был затуманен, как будто они глядели, но не видели, не узнавали… Но вот выражение их изменилось, в них затеплилась искра сознания, все ярче, все сильнее… Кэт окончательно пришла в себя. И тут же она увидела перед собой того, о ком грезила. Он не отрывал от нее взгляда — именно такого, какой ей только что снился, каким смотрел на нее однажды и наяву в тот незабываемый миг… Но теперь в этом взгляде не было уже ничего неясного, недосказанного, ибо не помнящий себя от счастья Герберт шептал ей нежные, страстные признания.

— Герберт! — воскликнула Кэт, как только вновь обрела дар речи. — Неужели это вы?.. Где я?.. Хотя все равно, раз вы со мной.

— Да, дорогая кузина, я с вами! Говорите, говорите же! Скажите мне, что вы действительно живы!

— Жива? Вы решили, что я умерла?.. Ах, я все вспомнила! Где этот страшный урод?.. Его здесь нет?.. Неужели я спасена? Кузен, это вы спасли меня от участи страшнее самой смерти!

— Нет, дорогая кузина, это не моя заслуга. Вот мужественный человек, которому мы оба обязаны вашим спасением.

— Кубина?.. А где Йола? Где она? Удалось ли ей спастись? О, какой это был ужас!..

— Кэт, дорогая, Йола невредима, но не вспоминайте сейчас о том, что было. Главное, вы живы и все опасности позади.

— Бедный отец! Если бы он знал… Чакра, страшный злодей Чакра жив…

Герберт молчал. Кубина вышел из хижины отдать какие-то распоряжения охотникам.

— Скажите, кузен, что это у вас в петлице? — спросила вдруг Кэт. — Да ведь это лента от моего кошелька! — Она дотронулась рукой до шелкового лоскута. — И вы не расставались с ней все это время?