Таким образом, в «фанатиках» оказываются те, кто утверждал вместе с кн. А.Б. Голицыным историческую правду. И потому никаких надлежащих доводов для опровержения у Санглена быть не могло. И это он, как бывший глава тайной полиции и сам масон, прекрасно знал. Странность заключается в том, что Николай I отдал донесение князя Голицына в руки человеку, никогда не славившемуся своей честностью и преданностью престолу, не говоря уже о том, что Санглен по отцу был лютеранином и сам числился в этом вероисповедании. Не говорим о том, что Санглен был масоном и еще в 1810 году вступил в ложу Петра к Истине. Об этом Государь не мог не знать. И Он никак не мог не знать того, что Александр Николаевич Голицын, бывший министр духовных дел и просвещения, был известным мистиком и масоном. Не мог не знать Он и о масонстве и участии в нескольких неблаговидных поступках в отношении престола и М.М. Сперанского (см. Семенова А.В., ук. соч.), которого одно время хотел даже арестовать по делу об участии его в заговоре декабристов и в прямом участии в мятеже на Сенатской площади. Не мог не знать и о том, что не менее 61 генерала сами дали подписки о том, что состояли в масонских ложах, включая и создателя III отделения и корпуса жандармов графа А.Х. Бенкендорфа, также бывшего замешанным в заговоре декабристов, как и его правой руки Л.В. Дубельта (о нем в конце этой главы).
Остается только строить предположения, что именно побудило Государя выбрать в качестве эксперта именно Санглена в этом вопросе и дать ему на отзыв донесение, направленное Ему в собственные руки и предназначенное только для глаз Государя. Возможно, таким образом Николай I демонстрировал свою лояльность ордену. Возможно. Ведь тогда, когда Государь отдал записку князя А.Б. Голицына Санглену, Он уже решил участь автора ее кн. Голицына. Все донесение князя А.Б. Голицына называлось так:
«О иллюминатстве в 1831 году.» И состояло оно из двух частей: в 1-ой части излагалась цель иллюминатства, а во второй князь переходил к обзору существования иллюминатства в России в современный период. Здесь же излагался «философский взгляд на Россию» и «политический». В конце этого труда имелось обширное «приложение» в виде выписок из подлинных актов баварских иллюминатов, в том числе устав этого баварского ордена, распростершего свои крылья над всей Европой в самое короткое время и своей скандальной славой заслонившего все другие масонские ордена. Будучи человеком основательным, князь Андрей Борисович здесь приложил для сличения с идеологией ордена выписки из лекций профессоров Петербургского университета Арсеньева и Германа, лекции известного в свое время лицейского, а затем тоже университетского профессора Куницына по естественному праву, изложение основ философии Шеллинга, столь любимого в то время нашей университетской молодежью и всеми мистиками вообще, и даже проповедь митрополита Московского Филарета. Таким образом, князь не замкнулся на чисто риторической стороне дела, как это имеет быть место иногда в наше время, не стал отделываться звонкой «обличительной» фразой, но применил плодотворный метод идентификации и типологии идей.
Главным виновником идейного хаоса в обществе кн. А.Б. Голицын называет М.М. Сперанского, нашего отечественного Фауста. Он пишет, что «в 1808 году во время Эрфуртского конгресса, он, Сперанский, был принят в высокую степень иллюминатства, сделан провинциальным начальником и дан ему был в подмогу от главы ордена Вейгаупта иллюминат Фесслер из разстриженных католических монахов, изгнанных из Пруссии за свое превратное учение и сей Фесслер и поднесь продолжает тайныя совещания.» (там же, с.526).
Этот факт могли бы подтвердить, пишет далее князь А. Голицын, Магницкий, Санглен, возглавлявший в то время тайную полицию, и дядя автора донесения, князь Григорий Грузинский. Любопытна реакция Царя на это сообщение: «Князь Грузинский бесчестный человек и, если у кн. Голицына на все подобные свидетели, то не высокое о себе дает мнение», — пишет Государь карандашом на полях и еще замечает: «Князь Голицын забыл видно, что Магницкий под судом.»
Конечно, можно не сомневаться, перечисленные лица не были героями добродетели. Но ведь этих героев и вообще мало в этой жизни.
Но, если у Императора Николая I было такое высокое требование к своим приближенным и к моральным качествам свидетелей, то тем более странным должно представляться наличие рядом с Царем такого бесчестного человека. Иуды и интригана, не раз нарушавшего верноподданническую присягу, каким был М.М. Сперанский и которого Он сам так не любил, которому не доверял, но почему-то в 1833 году определил преподавателем к наследнику престола, будущему Императору Александру II. (см. Семенова А.В., ук. соч. ее.57, 98). Почему-то у наших царей воспитателями мы видим архимасонов, либералов, прогрессистов: то Н. Панина (у Павла I), то якобинца Лагарпа (у Александра I), то Адлерберга (у Николая I), то В.А. Жуковского и М. Сперанского (у Александра II). Кажется, в принципе, странным, что Николай I так старается, почти демонстративно, оправдать тех, кого Он сам не любил и о которых знал. что они — Иуды и предатели, и масоны. Не говорим о том соображении, что, например, философ Френсис Бэкон был плут и взяточник, но от этого ничего не теряют ни его «Новый Органон», ни «Великое восстановление наук». Если бы, вообще говоря, достоверность свидетельских показаний целиком зависела от моральных качеств свидетеля, то всякое следствие вообще потеряло бы смысл.
По свидетельству князя, с ссылкой на свидетельство Магницкого, Сперанскому поручено было «искоренять в России предрассудки, в числе коих поставлены: греко-российская Церковь, обязанности к законному престолу и к отечеству.» При этом князь Андрей Борисович напоминает, что цель ордена Иллюминатов, как она обозначена в их собственных статусах: свергать монархии, искоренять духовенство, подрывая его авторитет, и сводя на нет дворянство. Конечно, нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть этого свидетельства, касающееся конкретного факта отношений М.М. Сперанского с этим радикальным орденом. Судя по косвенным признакам, по характеру его отношений с Фесслером (см. ниже) он был членом этого ордена. Но само по себе это и не принципиально. Важно лишь, что указанные тенденции в деятельности Сперанского действительно имели место быть. Державин в своих воспоминаниях не обвиняет Сперанского в иллюминатстве, но пишет просто и без затей об этом великом государственном деятеле — бюрократе: указав, что Сперанский, будучи директором канцелярии Внутреннего министерства, возглавляемого В.П. Кочубеем, водил последнего за нос, он замечает далее: «Сперанский совсем был предан жидам, чрез известного откупщика Перетца. которого он открытым образом считал приятелем и жил в его доме.» Конечно, это еще не значит, что Сперанский был в близких отношениях с Вейсгауптом, но тем не менее значит для оценки морального облика этого государственного деятеля не мало. И многое объясняет в его поступках. Кстати, сын этого Перетца был участником заговора декабристов.
И, если Император Николай I был возмущен этим «доносом на всю Россию князя А.Б. Голицына», а Санглен назвал мнение князя о том, что Царь окружен предателями и изменниками, фанатизмом, то сенатор, министр юстиции у Александра I, доверенное лицо Его отца, Павла I, все тот же Г.Р. Державин назвал тех же лиц. что и князь Голицын. «якобинской шайкой», целиком пропитанных «конституционным французским и польским духом». (Державин Г. Р. Записки. — Г.Р. Державин, Избранная проза. М.1984, с.220, 234). Вероятно, в душе, Государь Николай Павлович думал об этих лицах также, как Голицын и как (увидим ниже) Магницкий, и как Державин. Ведь он знал об участии в заговоре против него и генералов М.Ф. Орлова, П.Д. Киселева, А.П. Ермолова, адмирала Н.С. Мордвинова, равно и М.М. Сперанского. Другой сюжет исторически вполне проверяем. Князь указывает на одно лицо. которое должно было подрывать православную веру в самом сердце ее — в Петербургской Духовной Академии. Речь идет об упомянутом выше Фесслере, масоне высоких градусов, действительно изгнанном из католичества. Судя по всему он был евреем. Мало кто сомневается из историков масонства и в том, что Фесслер действительно был членом ордена иллюминатов, хотя сам по себе этот вопрос не принципиален. Известно, что этот ученый муж был крупнейшим реформатором масонства, введшим в последнее свою систему, названную его именем. И этот человек действительно, был приглашен профессором еврейского языка и философии в Петербургскую Духовную Академию (в 1810 г.) и именно М.М. Сперанским. Только благодаря ревности к чистоте православия рязанского епископа Феофилакта, внимательно просмотревшего конспекты лекций по философии Фесслера удалось последнего изгнать из Академии. (Он преподавал здесь с февраля по июнь 1810 г.) Хотя и то сказать, студенты были в восторге от скептического отношения этого еврействующего профессора к евангельским событиям, этого архимасона в рационалистической и пошлой упаковке, поклонника Канта, Спинозы и прочих западных философов, отвергающих божественность Христа и все догматы христианской веры. В свое время, примерно в то самое, о котором идет речь, сардинский посланник в Петербурге Жозеф де Местр не мог понять, как могут приглашать какого-нибудь лютеранина, а то и атеиста преподавать в учебные заведения православного государства. Он спрашивал адресата, можно ли себе представить, чтобы в католическое учебное заведение во Франции или Италии был приглашен какой-нибудь кальвинист или лютеранин. (Мэстр, Жозеф де. Петербургские письма. 1809-1817. Спб. 1995 г.). В России в описываемое время это оказалось вполне возможным и тот же де Мэстр видел в этом факте безразличие русских верхов к вере. В данном случае с ним нельзя не согласиться. Следует напомнить, что ректором Духовной Академии позже стал будущий митрополит Филарет.
