Христианские представления, ценности вторгались в жизнь и мещан, и верхних слоев образованного общества. Большинство дворянских родов, щедро отдавая дань масонским ложам, имели в то же время, как правило, среди своих членов и монахов, и церковных подвижников.
Нередко, под влиянием тех или иных потрясений, в вольнодуме совершался резкий перелом, и он либо уходил в монастырь, либо отдавал все деньги на строительство храма, или монастыря, или богадельни. Великосветская Анна Орлова, верная помощница архимандрита Фотия, настоятеля Юрьевского монастыря, как и княгиня С. С. Мещерская, не была исключением, а скорее правилом.
Александра Сергеевна Шулепникова родилась в 1787 г., в 1809 г. она вышла замуж за генерала Готовцева. Вскоре после свадьбы генерал отправился на войну и в том же 1809 г. он был смертельно ранен. После смерти своего ребенка в том же году Александра Сергеевна, лично известная Государю и Императрице, оставила навсегда свою усадьбу и ушла в Горицкий монастырь. Ее одеянием стало платье из грубого холста, новины, выростковые башмаки, так что когда горничная ее увидела в этой одежде, то заплакала. Александра Сергеевна Готовцева стала матерью Феофанией 16 сентября 1818 г., примерно тогда, когда Татьяна Ларина писала письмо Онегину.
Для матери Феофании начался путь прискорбный, тяжелый — путь смирения, отречения от своей воли, путь понуждения, путь монашеского воспитания. Этот путь мать Феофания прошла вполне и без всяких колебаний. Вскоре к ней присоединилась другая превосходительная дама — ее родная сестра Анна Сергеевна, ставшая матерью Маврикией. Вскоре к ним в монастырь пришла и приняла постриг воспитанница графини Анны Орловой-Чесменской Мария Крымова. Пришло время, и им было указано явиться в Петербург и здесь своими руками восстановить женский монастырь. Доходов не было, на каждую сестру казна отпускала 20 рублей ассигнациями в год, то есть примерно по 1 рублю серебром в месяц. Это были голод и нищета. Сестры просили милостыню, учились ремеслам, сами замешивали раствор, учились иконописи, копали землю под фундамент. В 4 часа они были уже на ногах: день начинался и заканчивался длительной службой. 70 сестер воздвигали новый монастырь — Санкт-Петербургский женский, самый крупный в городе. 3 ноября 1849 г., в то время, когда по России начинают гулять коммунистические призраки, а видные литераторы грезят фаланстерами Фурье и начинают слагать песни, как они разрушат до основания все и вся, в присутствии Государя совершилась закладка монастыря, на пустыре, в болоте. Безвозмездно, зная, что у монастыря нет денег, свои деньги предложил лесопромышленник Громов.
Первое, что сделали, так это прокопали осушительный канал, распланировали сад, который еще при жизни матери Феофании уже давал плоды. Иконы, роспись стен и облачения — все было устроено сестрами. За время строительства было подготовлено 12 прекрасных живописиц под руководством опытного художника. Золотошвейки изготовляли облачения и пелены. В июне монастырь был окружен каменной оградой и был выстроен дом для духовенства, освящена (27 июня) церковь во имя Афонской иконы Богоматери «Отрада и Утешение». Денег на строительство не хватало. Один помещик, после того как мать Феофания по его просьбе помолилась за него и дела его поправились, дал 10 тысяч, бедный народ приходил с рублями и копейками. Подрядчик Кононов стал настоящим благодетелем: он постоянно уступал со счетов, и без того скромных, и сам делал пожертвования в то самое время, когда, по мысли Маркса и Прудона, любой капиталист есть жулик, вор и кровопийца.
Помощь приходила с самых разных сторон. Как-то проезжал мимо какой-то неизвестный помещик и зашел в обитель. Вызвав игуменью, он подал в конверте сумму денег, как раз необходимую на кладку печей, которая была перед тем оставлена по отсутствию средств. Миряне доставляли из-за границы кисти, краски, и в два года пять иконостасов были расписаны и истрачено всего 2 тысячи, вместо предложенных 10. Утварь, лампады и паникадила, хоругви — все было пожертвовано благотворителями. В то самое время, когда недобрые силы в стране уже вели подготовку к студенческим беспорядкам, а пропаганда Чернышевского внушала, что коммунизм есть счастье, а религия ложь и обман, что семья — это смешно, великим постом 1861 г. величественный пятиглавый собор был завершен трудами матери Феофании. Из этого монастыря стали выходить первые дешевые и хорошо написанные иконы. Бывшая великосветская дама, она жила в величайшем стеснении, трудах и молитвах.
Почему я так подробно описал жизнь современниц Пушкина и Лермонтова и их героев и героинь? Потому, что жизнь таких, как мать Феофания, осталась за пределами художественной литературы. Можно было бы при желании назвать тысячи имен подобных этой игуменье, современнице Лариных и княжны Мери. Русская литература породила целое сонмище людей «лишних», жаждущих настоящего дела, а дело было между тем в их собственной пустоте. Но спросим себя: что узнают наши школьники о России из изучения русской литературы? Ответ будет самый печальный. И удивительное дело: в то время, когда литература доносит до нас жалобные вздохи крестьян, описывает нищету и бедность, изобразительное искусство своими гравюрами, живописными полотнами представляет нам Россию сытую, лица довольные, благодушные и веселые. Какое неповторимое удовольствие испытываешь, глядя на цветные полотна, изображающие деревни или Москву XVIII и XIX столетий.
Мемуары и статистические сборники представляют нам страну нашу решительно не похожей на тот ее образ, что создан усилиями великих литераторов. И тогда не закономерно ли сказать себе, а реалистично ли это «реалистическое искусство» классической литературы? А не есть ли это все та же страна Утопия с сонмищем пустых «лишних» людей, которые не знают, чем занять себя, и которых писатели наши сделали главными представителями России.
Еще один пример из реальной жизни, на этот раз из жизни русских крепостных крестьян.
В селе Тарутино, что от Москвы примерно в 90 километрах, стоит самый большой памятник победе русскому оружию в войне с Наполеоном. Памятник производит громадное впечатление: на насыпи, обложенной камнем, гранитный постамент, на котором находится высоченная чугунная колонна, и на этой колонне сидит, разведя крылья, бронзовый позолоченный орел; сидит, как помнится, на шаре, по которому проходит лента со знаками Зодиака, также хорошо видными. На самой черной чугунной колонне, в духе того времени, бронзовые доспехи, тоже позолоченные. Общая высота памятника примерно с десятиэтажный дом — около 32 метров. Когда-то на постаменте имелась гранитная табличка, из которой можно было узнать, кто и на какие деньги воздвиг этот памятник. Уже в относительно недавние времена эту табличку, как водится, «ликвидировали». Так вот... За точность цифр не поручусь, так как пишу по памяти, но расхождение будет небольшим.
Этот памятник был поставлен на деньги крепостных крестьян села Тарутино, принадлежавшего графу Румянцеву, одному из сыновей известного фельдмаршала. Из таблички и документов, которые имеются в маленьком музейчике в том селе возле памятника, узнаем, что дворов в этом селе было 216. Что крестьяне вызывали архитектора из Парижа, и, что памятник им обошелся в 60 тысяч рублей, что одновременно крестьяне выкупились на волю, а еще заплатили графу где-то около 40 тысяч. Но и это не все. Они одновременно заплатили все долги графа. Это тоже около 20-30 тысяч. Источник дохода крестьян, видимо, главный: женщины в селе занимались шитьем золотыми нитками, то есть были золотошвеями.
Если теперь представить, сколько денег имелось в каждой семье, то придется как-то капитально изменить в себе представление о русском крестьянине, под гнетом крепостничества ставшем миллионером. Я не говорю уже о том, насколько высоко должно было быть сознание этих крепостных крестьян, пониманиеими своего патриотического долга, если они по добровольному почину решили воздвигнуть такой памятник. И ведь не просто памятник, а такой громадный, что больше него и нет из посвященных разгрому французов в войне 1812 года. Пусть кто-нибудь попытается перенести эти реалии на нашу жизнь. И постановку памятника, пусть даже государством, и сумму денег, в которую подобный памятник мог нам обойтись, и способность на осуществление этого дела нынешнего какого-нибудь богатого села, и возможность самого наличия такого самосознания и гордости за свою державу и многое, многое другое.
