А в это время в комнате № 10 дым поднимается столбом от нещадно курящих студентов, «слышна брань неприличными словами». Один из студентов с испитым лицом вместо постижения медицины читает исключительно Овидия и Горация с их шаловливыми сценками. «Я редко видел его, — замечает Пирогов, — за медицинскими книгами». Разговор идет скачками. Александр I — ничто, а вот Наполеон — все, он гений так гений!
Двенадцать лет перед тем этот дутый гений масонской пропаганды, молот по исправлению мира в руках Великого Мастера Соломоновых наук, испоганил Москву, осквернил со своим революционным воинством Божьи храмы первопрестольной, предваряя «подвиги» последующих революционеров и демократов, бежал из нее, как мелкий уголовник, успев пограбить, бросил свою армию в снегах, как перед этим в Египте, и... стал героем мелкого пошлого мещанства либеральной и революционной интеллигенции, то есть безбытной и безликой. Но зато сокрушил феодализм, церковные устои.
Но это так, к слову о патриотизме в либеральном понимании. Согласно догмату иудаизма, гений — канал связи между высшим миром и нашим, и через него «божественная энергия» истекает на наш грешный мир, озаряя и нас. Какие тут могут быть моральные оценки? Они просто неуместны для просвещенного Торой. Гений, цадик, и есть «проекционный канал». Но вернемся в комнату № 10.
...Ода «Вольность» (1817 г.) — Пушкина ничего, но не очень: революция — так по-французски, с гильотиной. Разговор коснулся брака. Либерал образца 1824 года, будущий народник-террорист, а затем и чекист, кричит: «Да что там толковать о женитьбе! Что за брак! На что его вам? Кто вам сказал, что нельзя попросту спать с любой женщиной?.. Ведь это всё ваши проклятые предрассудки: натолковали вам с детства ваши маменьки, да бабушки, да нянюшки, а вы и верите. Стыдно, господа, право, стыдно!»
Как известно, социал-демократизм в принципе отрицает необходимость брака, семьи. Ведь это лишь «историческая форма трудового сотрудничества», не более. Маркс и Энгельс, Герцен и Огарев, Луначарский и Бухарин, Бебель, Каутский и Коллонтай в этом вопросе единодушны. «Коммунистический манифест» лишь отразил взгляд на этот вопрос масонства. Нынешняя власть, еврейско-демократическая, брак не жалует особенно.
«Оправдание плоти», экономизм и «прогресс» делают ненужным брак, как ненужным и само христианство, и- его духовные и моральные ценности. Интересы процветания Вида, Коллектива требуют слияния всех в одно тело с одним сознанием и волей. Какая тут семья и какая тут личность? Ей просто нет места в этом мире Талмуда и религии Вида во главе с Кнесет Исраель (см. Штайнзальц, с. 126).
Один из студентов комнаты № 10, «закатывая глаза, скрежеща зубами», вопит, обращаясь к Самодержцу:
В логическое довершение кто-то из студентов кричит, что он масон и что правительство — «ну его к черту»».
Николенька (Пирогов) быстро усвоил уроки практического атеизма. тем более что оно так густо было замешано на передовых идеях свободы половых отношений и на обыкновенной матерщине. Теперь он «глумился над повествованием из Четьи-Минеи», объяснял маменьке, что «религия везде, для всех народов была только уздой, а попы и жрецы помогали затягивать узду». В ответ маменька весьма проницательно спросила: «Уж не хочешь ли сделаться масоном?» Следуя этой мысли маменьки Пирогова атеизм, «просвещение» и есть масонство.
«Бога не нужно было» для этих проектистов, будущих нечаевцев и народовольцев, цареубийц и осквернителей святых истоков народной жизни. Тут одно из двух: или Церковь, или пьянство, похабщина, разврат с их ментальной завесой — «научным» атеизмом и материализмом.
Общая обстановка в это, как до сих пор утверждается, «деспотическое» время «аракчеевшины» была таковой, что «болтать, даже и в самых стенах университета, можно было вдоволь, о чем угодно и вкривь, и вкось. Шпионов и наушников не водилось: университетской полиции не существовало... это было время тайных обществ и недовольства». (Цит, по кн.: «Московский университет в воспоминаниях современников». М., 1989, с. 80-89.)
Эта когорта «недорослей реализма и классицизма да промотавшихся и проворовавшихся червонных валетов» и стала подлинной наследницей идей пророков иудаизма Сен-Мартена и Новикова, идей практической каббалы, вошедшей своей отравой мертвого символизма и примитивной чувственности в сердца юношей еще в том возрасте, когда знаний в голове меньше, чем молекул в торичеллиевой пустоте.
Проповедь либерализма, отказа от исторических и религиозных ценностей, шедшая из-под печатных станков Типографической Компании братьев-розенкрейцеров, делала свое дело. Сочинения западных мистиков. Вольтера, Руссо, наполненные «обличением» богатых и знатных, прямыми намеками на незаконность власти Самодержца и воспоминанием прелестей «республиканских» свобод, давали обильные плоды в подрастающем поколении учащейся молодежи. Отвержение Церкви, издевательства и кощунства гарантировали будущему России страшный ад большевистского террора. Уже в 20-е годы XIX века сформировался тип нигилиста, как мы видим из описания Пироговым своих однокашников. Другой тип.» более «культурный», можно увидеть из анонимных записок — «Лицейский дух» и «Общество Арзамас», написанных в 1826 году («Русская Старина», 1877, т. 18).
В обществе «Арзамас», как известно, участвовали деятели культуры, представители бюрократии, высшего света Петербурга. Общество, как известно, было побочной управой масонского Ордена. Известный мемуарист Ф.Ф. Вигель пишет, что именно участие в «Арзамасе» привело его к мысли вступить в масоны. Общество, таким образом, было светским филиалом Ордена, его преддверием, рупором его идей в литературе и политике. Оно распространяло необходимые ему понятия и представления, создавало нужное «братьям» общественное мнение. На масонском поприще в качестве литератора прославился более всех Василий Львович Пушкин, песни которого распевались в ложах «Избранного Михаила», членом которой он был, как и общества «Арзамас». Членом «Арзамаса» был и будущий министр народного просвещения С. С. Уваров, член ложи для избранной бюрократии «Полярная Звезда», руководимой иллюминатом, евреем Фесслером, преподававшим одно время еврейский язык в Петербургской Духовной Академии.
Автор записки «Общество Арзамас» пишет, что «главная характеристичная черта членов Арзамасского общества, по которой можно их отличить между миллионами людей, есть: чрезвычайно надменный тон. резкость в суждениях, самонадеянность. Сергей Семенович Уваров и Николай Тургенев суть два прототипа духа сего общества. Все, что не ими выдумано, — дрянь; каждый человек, который не пристает безусловно к их мнению, — скотина, каждая мера правительства, в которой они не принимали участия, — мерзкая; каждый человек, осмеливавшийся спорить с ними, — дурак и смешон. Этот несносный тон заразил юношество, которое почитало себя рожденным не в свое время, выше своего века». Автор записки приходит к мнению, что «некоторые члены, отдельно, приготовляли порох, который впоследствии вспыхнул от буйного пламени тайного общества». В другой записке, под названием «Нечто о Царскосельском лицее и о духе оного» (ок. 1830 г.), мы видим портрет будущего либерала во всех своих характерных подробностях.
«Что значит лицейский дух? — спрашивает автор записки и отвечает: — В свете называется лицейским духом, когда молодой человек не уважает старших, обходится фамильярно с начальниками, высокомерно с равными, презрительно с низшими, исключая случаев, когда для фанфаронады надобно показаться любителем равенства. Молодой вертопрах должен при сем порицать насмешливо все поступки особ, занимающих значительные места, все меры правительства, знать наизусть или самому быть сочинителем эпиграмм, пасквилей и песен предосудительных на русском языке, а на французском — знать все дерзкие и возмутительные места, самые сильные из революционных сочинений. Сверх того, он должен толковать о конституциях, парламентах, казаться неверующим христианским догматам и, более всего, представляться филантропом (синоним масонского общества. как «общества филантропического»; см. у Лессинга в «Разговоре для масонов». — В.О.) и русским патриотом».
