Старик Боэз — старый охотник, никогда не был женат. Лет ему где-то шестьдесят, что в нынешних условиях считается глубокой старостью. Бороду не носит, тщательно бреется опасной бритвой каждое утро, что у него, с учётом опыта, получается мастерски. Объясняет своё бритьё запахом. Ведь в бороде случается застревать хлебным крошкам, фрагментам еды и прочим вещам, способным издавать приметный аромат, который однозначно будет идентифицирован диким зверем, для которого в палитре ароматов леса нет ничего лишнего и все запахи он знает. Ещё, старик тщательно моется перед каждым выходом в лес с помощью моющего средства собственного производства. Как установил меч, в составе «секретной формулы» имеется зола и животные жиры, к которым старикан, в силу профессии, имел почти неограниченный доступ. Именно поэтому от старика ничем не пахло, что, вкупе с многолетней практики, делало его элитным охотником, который возвращался без добычи весьма редко, в основном такое случалось зимой, а остальные сезоны он кого-то да убивал. В минувшие годы именно он спасал селение от голодной смерти. Его уважают, и почему-то опасаются.

Также в селении живёт кузнец Стабген с женой Икмой и шестью детьми. Ростом он вышел не очень — чуть выше Нептаина, зато шириной его природа не обделила, сформировав этакую тридцатилетнюю низкорослую бочку с диаметром в метр. Толстый, мускулистый, с опаленной черной бородой и коротким ёжиком из жестких черных волос на голове. Лицо почти прямоугольное, глаза маленькие, нос картошкой, взгляд постоянно задумчивый, но это не от величины ума, а потому что сложение лица такое.

Ещё в селе есть две молодые семьи, тоже смоловары, два брата — Боноген, с женой Пифой и Сумоген, с женой Алкой. Детей у них нет, у Алки и Сумогена был сын, но он умер от простуды в прошлом году.

Последней жительницей «деревни» Смолкурня была бабка Самила, которая овдовела пять лет назад и сейчас существовала сугубо за счёт собственного огорода и уборок в избе старосты. Бабуле было где-то лет семьдесят, болезни её потихоньку преодолевали, но она держалась. Нептаин легко завоевал её расположение, вызвавшись бесплатно помочь в огороде. Хоть ей около семидесяти, выглядит она на все сто, во многом из-за тяжелого труда в течение всей своей жизни. Набор старческих болезней, а также загноившаяся мозоль на ноге — без квалифицированной помощи скоро ей пришел бы конец. Нептаину нужна медицинская практика, поэтому Арким в качестве тренировки поручил ему оказать помощь. Помощь он оказал, хоть и морщился в процессе. Гной был вычищен, рана обеззаражена народными средствами, то есть, целебными травами, перевязана и пострадавшей был назначен покой на несколько дней. Ухаживать за бабулей Нептаин назначил Милону, а сам в процессе поработал в огороде.

На этом предварительный сбор информации Арким решил закончить, но некоторые из жителей достойны дальнейшей разработки, пусть и не прямо сейчас.

В общем-то, на четвертый день староста сжалился и пустил Нептаина с Милоной на постой в сени своей избы, где было довольно просторно, хоть и слегка стыло по утрам.

За еду платили, ведь у Нептаина было с собой некоторое количество монет, вырученных за убийство мелкого ночного кровососа из-за Изнанки. В общем, никакого финансового и психологического стеснения они у деревенских не вызывали, а наоборот — помогали по мере сил, из-за чего им позволяли существовать в Смолокурнях сколько угодно. Арким подозревал, что с наступлением зимы всё изменится и их выгонят от греха подальше, но сейчас осень — относительно сытное время, если селение зажиточное, конечно. В Собачьем, например, даже сейчас голодают, так как барон активно копит на что-то, из-за чего подати стали совсем нечеловеческими. И ситуация не улучшится в ближайшее время. Почему? А кто заставит барона снижать подати?

Как небезосновательно считал меч, селу Собачьему конец. Рано или поздно барон выживет их оттуда. Как бывало до, как будет после — селения время от времени вымирают, иногда полностью, иногда частично, по различным комплексам причин, а затем выжившие, если кто-то остаётся, основывают новые селения, потом они неопределенно долго существуют, вымирают, и так далее и так далее. Поэтому никто из крестьян особо и не помнит, с чего всё началось и почему всё продолжается именно так, а не иначе.

А меч помнит. Две тысячи лет назад в этих краях было довольно много свободных земледельцев. Нельзя сказать, чтобы раньше у них была как-то лучше жизнь, но прямого подчинения баронам или графам не было, налоги с них никто не собирал и они с Ксандином получали довольно серьезные гонорары от общин, если удавалось прихватить какой-нибудь контракт на устранение изнаночных тварей. Но уже тогда существовали кое-какие зачатки феодализма, в виде неуверенного осаждения некоторыми господами своих рабов на землю с мотивацией в виде процентного налога. Сейчас же феодализм, и он, если верить весьма ограниченным сведениям, цветёт и пахнет, в основном кровью.

«Славные деньки были раньше…» — раздалось в голове Нептаина. — «А сейчас, развели бардак…»

В настоящий момент Нептаин готовил рабочее место будущего самогонного завода. Староста поверил весьма убедительному спичу Нептаина, который, под диктовку Аркима, выдал неплохой бизнес-план и расписал на бересте предварительную смету. Сговорились на весьма грабительский процент с прибыли, но зато все материалы и помещение со старосты. Очень удачно удалось выпросить у старосты старый смолоперегонный аппарат, которые ему было жалко продавать по цене меди, так как он всё ещё надеялся на его починку. Починить его было можно, Арким даже знал, что именно сломалось и как это дешево заменить, но Нептаин убедил Сильмина, что ремонт обойдётся слишком дорого и проще инвестировать этот медный лом в перспективное дело.

Старосту пришлось уговаривать несколько часов, он даже был склонен отказаться, но его жена что-то в этом увидела и именно её мнение было решающим.

Из старых бочек они отобрали пять более-менее пригодных для хранения сверхценной жидкости, расчистили в пристройке к избе место под будущее производство и сейчас собирались переходить к сборке изделия.

— Значит, сейчас пойдёшь с вот этим улавливателем левых смол, который в нашем изделии не нужен, к кузнецу, надо будет переделать эту медную шляпу в полый цилиндр о двух отверстиях, а также сверстать две загнутые под прямым углом трубки. — инструктировал Нептаина меч. — Бери бересту, будем чертить и писать подробное разъяснение для Стабгена. Он похож на парня весьма среднего ума, поэтому где-то может не догнать. Итак, черти квадрат…

Через час напряженной работы, уже после обеда, чертеж был готов. Нептаин направился к кузнецу, который был в кузнице и перековывал подковы во что-то неведомое как для меча, так и для Нептаина.

Вопреки опасениям Аркима, кузнец понял всё правильно и, после завершения работы над, как выяснилось в итоге, малым серпом, он принялся изготавливать из принесенной меди необходимое изделие.

Кузнец был немногословен, работал споро и качественно. Изделие получилось герметичным и точно в соответствии с техническим заданием.

«В принципе, следовало ожидать, что кузнец сведущ в работе с медью, ведь смологонные аппараты имеют свойство ломаться…» — заключил меч мысленно.

Вернувшись в пристройку, Нептаин с недоумением уставился на изделие, вертя её так и сяк.

«Что это, Арким?» — спросил он после безуспешного мозгового штурма.

«Это… барботер!» — торжественно изрёк у него в голове меч. — «Наше ноу-хау, хайтек, конкурентное преимущество и далее по списку! Его ещё называют сухопарником, но я предпочитаю первое название. Сейчас присобачь его к установке и к холодильнику».

Последние сутки Нептаин работал от рассвета до заката, песком надраивая внутреннюю поверхность перегонного куба, чтобы избавиться от слоя старой застывшей смолы. Аппарат в былые времена использовался по-другому: целью было испарить лишнюю жидкость и осадить чистую смолу на дне куба, одновременно уловив некий конденсат, уходящий с паром. По сути своей это был почти готовый самогонный аппарат, но Аркиму с Нептаином пришлось над ним усиленно поколдовать.