Это всё о чём говорит? Организация серьезная, денег у них много, они тоже могут тратить эти деньги на всякую фигню, прямо как ПФР, хах-хах. Про многомиллионные

по стоимости командировки я ничего не скажу, не знаю, но вот то, что их регулярно и обильно снабжают, это точно. Колеи от телег, даже замаскированные работой веников, остаются колеями. Некоторые вещи спрятать просто нельзя.

Вообще не понимаю, зачем они развели здесь этот сыр-бор. Можно было бы вполне официально отгрохать тут укрепление и заниматься своими противоправными делами, вон, бароны и герцоги сами тысячу раз так делали! И никто, и ничего… Может там реально какая-то кошмарная ритуалистика происходит? Ну там, типа планирования повышения пенсионного возраста ещё на три года?

О, как-то незаметно стало совсем темно. Пора будить Непа.

— Подъем, только тихо. — обратился я к парню. Он тут прикорнул слегка. Ну а что, обстоятельства позволяют.

— Время? — спросил Неп, приходя в себя.

— Ага. — подтвердил я его догадку. — Разомнись, а то очень скоро будет рубка. Чувствую, что эти твари без боя не сдадутся.

Неп исполнил несколько разминочных упражнений, которые позволял меховой тулуп.

Выявить наблюдателя труда не составило — когда слишком долго караулишь в месте, где никогда ничего не происходит, невольно теряешь бдительность и допускаешь некоторые «вольности». Например, сходить по нужде в овраг, а не в специально предусмотренную ёмкость, которую ещё надо выливать в специально отведенное место в конце караула. Так и спалился наш искомый караульный, который спустился с холма в овражек, где начал «откладывать депозит Грязного Гарри».

«Это наш шанс, Неп!» — прозвучал я в голове Нептаина. — «Пока этот идиот откладывает личинку, мы проскользнём к колодцу! Вперёд!»

Самое смешное, даже сиди этот караульный на своём месте, у нас были бы шансы проскочить незамеченными, так как смотрел этот тип в другую сторону, в направлении запада, тогда как мы чуть юго-западнее и не попадаем в его сектор обзора. Шум мог бы нас выдать, конечно, но при должной сноровке…

В общем, Нептаин аккуратно пролез в широкий колодец, нащупал ногами дно и спустился вниз.

Я всё это время мониторил обстановку на триста шестьдесят градусов. Канал вентиляции вёл вглубь холма, пахло химикалиями, которые я идентифицировал как забористую смесь продуктов горения, дыхания, разложения и какой-то противоестественной смеси хлора с серой. Всё это, конечно же, присутствовало в следовых количествах, поэтому Неп чувствовал только запахи гари и разложения. Стенки вентиляции, изготовленные из обработанного сланца, были тёплыми, покрытыми какой-то неприятной липкой плёнкой, воняющей и прилипающей к тулупу. На пути встречались толстые бронзовые решетки, но для такого специалиста по взлому как я, бронза — пластилин. Разрезали тихо, быстро и без усилий. Для кого-то это стало бы непреодолимым препятствием, которое нельзя преодолеть бесшумно, но не для нас. Я же меч 007.

Нептаин полз тихо, интуитивно прислушиваясь к окружающим звукам, хотя необходимости в этом не было, ведь есть я. А я наблюдал картину. Точнее, картины. И то что я наблюдал, мне не нравилось. Нептаину тоже не понравится.

Многочисленные камеры для узников, большая часть которых пустует, помещения для пыток, причём предназначенные, судя по комплектации, не для выбивания показаний, а исключительно для пыток как самоцели. Также имелось некое подобие морга, где хранились истерзанные останки жертв, зачаровательная комната, где своего часа ждали заготовки под артефакты непонятного назначения, в основном изготовленные из человеческих костей… Ладно, не буду об этом.

Нептаин волновался, так как конкретной уверенности в том, что он сможет хладнокровно убивать людей, у него не было. Страх, неуверенность, сомнение — коктейль гормонов юного человека, который стучит ему по внутренней стенке черепа и как бы призывает: «отступись, это будет очень опасно! Слишком опасно! Ещё можно вернуться назад и забыть об этом!»

Радовало то, что Нептаин держал себя в руках. Он из той категории юных мужчин, которые готовы на решительные поступки. Из таких, в двадцатом веке нашей эры на планете Земля, получались отличные солдаты, врачи и спасатели. Герои. Меня просто гордость распирала от того, что сейчас делал Нептаин. Он полз по вонючей вентиляционной трубе, борясь с ослепляющим и оглушающим страхом и иссушающим волю сомнением, с каждой секундой становясь всё решительнее и убеждённее в собственной правоте. Он ещё не знает, что его ждёт, но он всё уже решил.

Это — своего рода героизм. Бывают герои ситуации. Это когда наступает острый момент, когда нужны решительные действия, тогда убеждения конкретного человека, воспитание, воля, уверенность и отношение к ситуации позволяют перебороть оцепеняющий страх, взять себя в руки и сделать решительное, нужное, правильное. Или наоборот, неправильное и ненужное, но тут уж история рассудит.

А есть герои другого рода. Они идут туда, где будет опасно, они решительно действуют в этом опасном месте не потому, что они случайно там оказались и их «дождался момент», нет. Они действуют потому, что выбрали себе такое предназначение. Пожарные решительно врываются в горящее здание, чтобы спасти людей, врачи принимают непростые решения, чтобы спасать пациентов, а солдаты идут на смертельный штурм, чтобы одолеть врага. Они выбрали себе такое предназначение, поэтому и отдаются своей неблагодарной работе, погибая, страдая от сокрушительных провалов или психических травм. Кто-то может сказать, что солдат не спрашивают, но на это я скажу однозначно: на войне можно выживать и без героизма. Можно поставить выживание во главу угла, а можно встать на остриё, но также можно быть и посередине. Есть откровенные трусы, которые держатся в тылу и не хотят вступать в конфронтацию с противником, стараясь удалиться под любым предлогом, по любому поводу, а есть храбрецы, которые рвутся вперёд, будто не боятся смерти, погибая и побеждая. А кто тогда посередине? Кто эти люди, которые вроде и не на острие атаки, но и не в тылу? Эти люди — основная масса солдат любой эпохи, любого конфликта и любой армии. Они — это те, кто большей частью выживают на войне и продолжают жить после неё. И вот что я скажу вам, дорогие слушатели. Солдат, как минимум, выбирает, кем из этих троих ему быть.

Нептаин не солдат, не врач, не спасатель, он всего-лишь мальчик, прислушивающийся к советам древнего разумного меча, который сам не знает многих ответов. Но вот то, что он идёт к возможной смерти, пленению или тяжелым травмам — это его выбор. Он не хочет выслужиться передо мной, мы уже давно определили наши взаимоотношения: я не осуждаю любые его решения — он действует так, как говорит ему совесть. Его совесть говорит ему, что этих тварей в людском обличье, нужно остановить. Если надо — мечом.

Вот Нептаин проползает над зачаровательной комнатой, которая больше напоминает прозекторскую[27]. Один из ублюдков как раз проводил вскрытие трупа мальчика лет семи-восьми, поэтому мне стоило недюжинных усилий, чтобы Нептаин не обблевал вентиляционную решетку.

«Неп, возьми себя в руки!» — прикрикнул я ему мысленно. — «Да, мир — дерьмовое место, раз в нём позволено такое! Но мы здесь затем, чтобы это остановить!»

Нептаин тяжело задышал, прижавшись к правой стенке вентиляционной шахты. Ему было плохо от увиденного, его одолевала сейчас паника и неуёмная тяга опорожнить желудок. Минут пять потребовалось, чтобы его мысли перестали скакать галопом. Как же я рад, что сейчас не на его месте.

У меня никогда таких проблем не было. Нет, мне бывало страшно, но обычно по совершенно другим причинам. Когда я был… молодым. Да, можно сказать, что я был… кхм… молодым. Ладно, будем считать это молодостью, а не полуразумным существованием скелета-рабочего, производящего топорища для боевых секир…

Так вот, когда я был молодым, когда вырос в интеллектуальной иерархии скелетов рабочих, я стал военным. Суб-мир герцога Асилу был странным местом, но со своими незыблемыми законами. Все солдаты должны воевать. Всегда. Можно было бы назвать это тренировками, но тренировки ведь не должны заканчиваться смертью одной из сторон? Вот тогда, среди бесчисленных битв с такими же как я, я познал страх. Казалось бы, какой страх у воина-скелета? А он есть. Если тебе есть что терять, ты будешь бояться. Если тебе это дорого, конечно. Мне было дорого моё существование. Я боролся, отчаянно, самоотверженно, успешно. Я убивал лучше, с каждым годом, с каждой новой стычкой. Враги становились тем сложнее, чем успешнее было моё подразделение. Но также, иногда случались масштабные «тренировочные» кампании. И во время одной из них, я познал, что такое быть героем. Не в собственном мироощущении, но в пустых глазницах окружающих меня соратников.