— Нет, — сказал Артем и ничуть не соврал.

— Он жил около пятидесяти лет назад. До нас не дошло, у кого обучался ёсинори и в каких поединках добывал себе славу. Только откуда-то пошли слухи, что ёсинори — непревзойденный кэнси и не знает себе равных в поединках кэмпо, причем он одинаково бесподобно владеет синаем и боккэном. Ёсинори начал странствовать по стране Ямато, переезжая от школы к школе. Он предлагал наставникам школ поединки по их выбору — на синае или на боккэне. Трудно сказать, чего испугались первые наставники, но они предпочли откупиться от ёсинори несколькими коку риса, а не биться с ним. Они побоялись быть побитыми на глазах учеников и навсегда лишиться в глазах учеников авторитета. А потом слава уже бежала впереди ёсинори, и наставники все как один откупались от него, считая, что им ничего не светит в поединках. Вскоре ёсинори собрал достаточно средств, чтобы основать свою собственную школу. Он умер, будучи наставником ёсинори-рю. До сих пор достоверно неизвестно, так ли уж был велик и непобедим ёсинори, как об этом говорили.

— У нас тоже происходят подобные истории, — сказал Артем. — В наших краях в большом почете живут мастера единоборства под названием бокс. Героем бокса считается тот, кто провел много поединков и одержал в них побед намного больше, чем поражений. Нечестные люди у нас научились создавать дутых героев. Они сводят такого «героя» с заведомо слабыми соперниками. И что получается? А то, что «герой» побеждает в двадцати схватках из двадцати. Звучит внушительно, и кто не знает, что это были за противники, или пугаются «героя», или превозносят его. Или и то и другое. Вот так можно надуть значимость человека.

— Надувать — я поняла твой образ! Как дети надувают лягушку, вставив ей соломинку в задний проход! — Ацухимэ радостно хлопнула в ладоши. — Как интересно! Я бы хотела поговорить с тобой о твоей стране, Алтём-сан.

— И я бы хотел того же, Ацухимэ-сан, — сказал Артем, ничуть не покривив душой.

И чуть не добавил: «Наедине. И чтобы поблизости не было мастера Мацудайра, который тоже, помнится, хотел говорить со мной про мою далекую страну».

— А брат? — вдруг вспомнил Артем. — Хидейоши тоже не одобрял твоего увлечения оружием и отказывал тебе в тренировочных поединках?

— Да, — признала Ацухимэ, и лицо ее опечалилось. — Хидейоши считал, что я своим поведением позорю род. Даже брат так думает...

Может быть, Артему только показалось, но вроде бы глаза девушки заблестели от наворачивающихся слез. Гимнаст решил отвлечь девушку от очевидно неприятной ей темы. И сделал это крайне неуклюже:

— В моей стране немало удивились бы тому, что мужчина и женщина наедине беседуют об оружии и схватках. Скорее им следовало бы говорить о погоде, о поэзии, о чувствах...

— И ты такой же! — еще больше помрачнела Ацухимэ. — Ты тоже не воспринимаешь меня всерьез...

— Нет, это не так! — поспешно воскликнул Артем. — Я...

— Господин Ямамото! — раздался голос сзади. Черт! Артем и не услышал, как кто-то подошел.

Он оглянулся. А, знакомое лицо. Это был тот самый молодой самурай, что провел Артема к мастеру.

— Я — Наканэ, — вежливо поклонился самурай. — Сэнсэй велел мне проводить тебя в трапезную.

«Дьявол, как не вовремя», — подумал гимнаст.

— Спасибо за беседу, Ацухимэ-сан, — поклонился девушке Артем. — Но мы не договорили и остановились на самом интересном. Мы сможем продолжить нашу беседу?

Какие-то полсекунды прошли в ожидании ее ответа, и эти полсекунды Артем волновался, как какой-нибудь впервые влюбленный школьник или романтически настроенный студент. Боялся, а вдруг она скажет: «Все, после твоих последних слов я с тобой не хочу больше видеться. Ни-ко-гда».

— Конечно, — сказала она, поклонившись. — Завтра мы продолжим нашу беседу, Алтём-сан...

— Сэнсэй велел мне познакомить тебя с нашим распорядком, — говорил Наканэ, когда они огибали внутренний двор по открытой галерее. — Он сказал, что ты должен его узнать. Это должно повлиять на какое-то твое решение. Пока не прозвучал сигнал к вечерней трапезе, мы сможем поговорить.

Наканэ внезапно запрыгнул на перила галереи, уселся на них, болтая ногами. Артем вынужден был остановиться рядом.

— Знаю я, что это за решение! — хитро подмигнул самурайчик. — Сэнсэй часто говорит, что гайдзины нужны как приемные дети. Тебе будет очень трудно, Ямамото, ты не выдержишь. Только уроженец страны Ямато обладает достаточной силой духа, чтобы выдержать все.

— Так тяжело? — ухмыльнулся гимнаст.

— Ну вот скажи, Ямамото, — продолжал болтать ногами Наканэ, — ты готов спать с мечами по бокам постели и с мечами в изголовье?

— А зачем это нужно?

— Как зачем! Самурай должен правильно спать. Без этого нельзя.

Артем хотел сказать: «Так я не самурай, с чего ты взял, что я самурай?» А потом ему пришло в голову, что Мацудайра, скорее всего, отрекомендовал его своим ученикам именно как самурая, ну... только зарубежного самурая. Чтобы относились к нему хотя бы без сословных предрассудков, хватит и одного предрассудка по отношению к чужеземцам.

— Правильно — это как? — спросил Артем.

— Правильно — это так, как подобает самураю, — с гордостью произнес Накамэ, разве что кулаком в грудь себя не ударил. — Самурай должен спать только на правом боку, укрыв под ним правую руку, и во сне не переворачиваться. Если спящего самурая ударит мечом подкравшийся враг, то отсечет левую руку, но уцелеет правая. — Накамэ правой рукой вытащил клинок катаны из ножен на длину ладони и тут же с силой вогнал обратно. — Вскочив, самурай сможет сражаться более важной, правой рукой. Вот для чего надо правильно спать. Этому не научиться без должной крепости духа. Знаешь, как этому учат? По бокам от спящего ученика ставятся два остро наточенных меча. Станет ворочаться во сне — поранит себя. Приходится много раз пораниться и много шрамов нажить, прежде чем научишься.

— Со сном понятно, — сказал Артем. — Хорошие сны мне обеспечены. А что там с дальнейшим распорядком?

— В Мацудайра-рю очень строгий распорядок дня, и от него не допускается ни малейшего отклонения. Подъем с зарей, обязательное обливание холодной водой и небольшая разминка с шестами или с симбо[25]. До завтрака чтение «Кодзики», «Нихон-ги»[26] и других книг, обязательных для любого самурая, — о божественном происхождении народа Ямато, о доблестях благородного мужа, о деяниях самураев прошлого, потому что... — Накамэ поднял палец и изрек: — ... подражание мастерам прошлого, а не настоящего способствует овладению кэмпо.

Самурайчик явно кого-то цитировал. Или сэнсэя, или какого-то книжного авторитета.

— После завтрака занятия каллиграфией, музыкой и стихосложением. Хочешь, Ямамото, я прочитаю стихотворение, которое сочинил сегодня?

Не дожидаясь согласия Артема, Накамэ продекламировал:

— Нравится?

— Да.

— Потом до обеда мы с сэнсэем занимаемся кэмпо. После обеда час можно отдыхать по своему усмотрению. А потом мы занимаемся воинскими искусствами. Стрельба из лука, зюзуцу[28], наездничество, умение владеть копьем, боевым веером и алебардой — все, чем должен владеть самурай. А после вечерней трапезы мы снова читаем книги. Вот так. Никакого отступления от распорядка, Ямамото. Ты считаешь, что у тебя хватит силы духа справиться с этим?

Ответить ни отрицательно, ни утвердительно Артем не успел. Раздалось знакомое дребезжание ручного барабанчика.

— Пора. — Накамэ спрыгнул с перил. — Зовут на вечернюю трапезу... Она странная.

— Кто? — не понял Артем. — Трапеза?