Что-то ужасное.

Викинги!

Там, где Хоук рвал бы и метал, тряс решетку окошек и бил кулаком в стены, сероглазый предводитель был таким спокойным и безразличным к своей участи.

Господи, спаси и сохрани! Спаси от ярости северян!

Кимбра бегом бросилась к двери… и попала в безжалостные стальные тиски рук. Ладонь зажала рот. Пронзенная слепым ужасом, она принялась отбиваться, но без толку. Ее подняли в воздух и понесли сначала через комнату, потом вниз по ступенькам извилистой лестницы. Ее поглотила ночь.

— Не вздумай кричать! — услышала Кимбра. — Помни, что любой, кто придет тебе на помощь, умрет.

Он наклонился, и взгляды их встретились. Очевидно, решив, что девушка вполне поняла предостережение, викинг отнял ладонь от ее рта, но не ослабил хватку и не умерил свой широкий шаг. Кимбра смутно угадывала рядом другие громадные фигуры, числом больше, чем в темнице. Поблескивали лезвия мечей. Краем глаза она заметила распахнутую створку ворот, потом форт остался позади. Теперь кругом были только ночь и ветер, а внутри — ужас, от которого мутилось в голове.

Вулф снова бросил взгляд на женщину. Она была бледной и безмолвной, но оставалась в сознании. Когда он предостерег ее против опрометчивого поступка, она послушалась — почему? Чтобы не обречь на смерть других? Он не мог понять ни ее поведения, ни ее доброты к пленникам, ни ее сожалений о жестокости мира, подслушанных в башне, и в который уж раз подумал, что все идет не так, как предполагалось. Он задумал месть, и теперь все было в его власти. Ему следовало предвкушать расплату за оскорбление, за равнодушие к судьбам других, злорадствовать.

Должно быть, ей холодно. Надо поторопиться.

Впереди мелькнул луч фонаря, высветил драконью голову на носу корабля. На борту ждали остальные люди Вулфа, о которых ничего не было известно коменданту Холихуда. Этому дурачку, который и не подумал задаться вопросом, как шестеро могут управлять таким судном. Все уже сидели на веслах.

Вулф вошел в воду. Рядом, ни на шаг не отставая, шел юный Магнус. Бросив многозначительный взгляд, Вулф передал ему свою ношу. Парень был умен — ни звуком, ни движением не выдал того, что вообще способен что-то испытывать по этому поводу. С тем же успехом он мог бы держать на руках мешок зерна. Привычным движением вскарабкавшись на борт, Вулф принял у него из рук леди Кимбру. Магнус тут же окунулся в воду с головой и вынырнул, отфыркиваясь, как собака. Направляясь внутрь корабля, Вулф не удержался от усмешки.

Помещение, что служило трюмом, было сплошной продольной каютой, разделенной на несколько секторов. Оно было таким низким, что рослые мореходы упирались головами в потолок. Кормовой сектор был занят всем необходимым для плавания, в том числе провизией и оружием. Средний был отдан под жилое помещение, хотя викинги предпочитали ночевать на палубе, если позволяла погода. Носовая часть служила на купеческих судах для перевозки товаров, а на разбойничьих — для хранения награбленного. Сейчас она была пуста, за исключением тонкого тюфяка на полу, при виде которого Вулф нахмурился. Он намеревался сделать пребывание Кимбры на судне суровым, по крайней мере поначалу, чтобы быстрее сломить ее волю и яснее показать безвыходность ее положения.

Теперь ему не слишком хотелось оставлять ее в таких условиях даже на то недолгое время, которое требовалось, чтобы убраться подальше от Холихуда. Но выбора не было: пока существовала опасность погони, его первейшим долгом был долг капитана и командира — поэтому Вулф положил леди Кимбру на тюфяк, взял за подбородок и заставил смотреть себе в глаза.

— Веди себя смирно!

Потом он толкнул ее на спину. Девушка не издала ни звука. Она смотрела на него, вся превратившись в глаза, огромные синие глаза среди каштановой россыпи волос и складок расшитого золотом льна.

Вулф вернулся на палубу, раздумывая над тем, как легко и просто все складывалось с задуманной местью — за исключением той, на кого месть была направлена, ее упорного отказа оправдывать его ожидания.

Некоторое время Кимбра оставалась в полной неподвижности. Леденящий ужас отступил, сменился более естественным ознобом из-за ночного холода и чересчур легкой одежды. Она все еще была очень испугана (пожалуй, как никогда в жизни), но и рассержена.

Некоторое время Кимбра разрывалась между страхом и гневом. Потом полностью, как умела, сосредоточилась на последнем. Резко усевшись, она причинила себе сильную боль, дернув за волосы, на которых лежала, но боль была даже кстати, потому что помогла прочистить мысли.

Как они посмели?! Нет, как они отважились?! Обманом проникнуть в Холихуд, пробраться в ее жилище, похитить и унести прочь — и все это без труда, чуть ли не играючи! Кем нужно быть, чтобы задумать и совершить такое? Ну и люди!

Люди? Один человек! Кимбра ни минуты не сомневалась, что весь блестящий план был придуман сероглазым викингом. Тем, кто обещал не причинять ей вреда.

И она еще обвиняла сэра Дорварда в предвзятости суждений! Пусть он тщеславен, полон самомнения, а в душе низок и жесток, но он был прав! Ослепленная собственным предубеждением, она сама себя загнала в ловушку. И уж конечно, не только себя. Сколько жизней отнято в эту ночь благодаря ее глупой заносчивости?

Кимбра подумала о страже у дверей темницы, о часовых у ворот, и глаза ее наполнились слезами. Она сморгнула их. Что толку плакать? Слезами делу не поможешь, а между тем судно викингов так и летит вперед, все дальше унося ее от Холихуда, от единственного мирного прибежища, которое она знала, и от людей, перед которыми теперь, как никогда прежде, была в долгу.

Кимбра поднялась. Зрение уже приспособилось к темноте, и ей удалось кое-как сориентироваться и отыскать лестницу. Подхватив подол сорочки, девушка быстро по ней поднялась. Люк был опушен, но когда она уперлась ладонями и нажала изо всех сил, он подался без скрежета и скрипа. Ей невольно подумалось, что викинги содержат свои суда в несравненно большем порядке, чем комендант — свой форт. Ее лицо омыл свежий морской воздух, и Кимбра забыла обо всем, кроме собственного спасения.

Надо сказать, Вулф думал примерно о том же, когда сидел наравне с другими на веслах и делал один мощный гребок за другим. Море было спокойно, ветер дул попутный, и скоро можно будет выбросить из головы самую мысль о возможной погоне. Не то чтобы она так уж сильно его беспокоила. Холихуд наверняка продолжал вкушать отдых, который считал вполне заслуженным. Лишь наутро им предстояло обнаружить пропажу. Наутро — то есть тогда, когда уже ничего не останется, кроме как известить лорда Хоука, что его сестра исчезла.

Вообразив себе его лицо, Вулф не удержался от смешка. Хорошо, что обошлось без кровопролития. Именно это больше всего заденет надменного лорда Хоука, потому что будет свидетельством презрения викингов к любым мерам английской защиты. Если он в самом деле привязан к сестре, то вдобавок станет изводиться мыслями о ее участи. Что касается сэра Дорварда, его оставшиеся дни будут весьма неприятны, весьма. И поделом.

Удовлетворенный, Вулф перестал думать на эту тему и еще энергичнее заработал веслами. Впрочем, его сознание недолго оставалось праздным. Вспомнилась женщина в трюме, и как ни пытался он оттеснить мысли о ней, они не уходили.

При столь ошеломляющей красоте она была еще и загадочной, непредсказуемой. Хотелось разгадать ее, как манящую тайну. Это было не за горами. Когда леди Кимбра станет принадлежать ему душой и телом, он узнает, что она собой представляет. Только к лучшему, что она напугана. Это сделает ее более податливой, позволит легче примириться со своей судьбой. Со временем он объяснит, что судьба эта будет не столь ужасной, как она думала, и заслужит ее благодарность.

Вулф совсем было разнежился, но вдруг насторожился. Он привык краем глаза замечать малейший намек на движение, которое инстинкт улавливал скорее, чем сознание. Но он меньше всего ожидал увидеть, как приподнимается трюмный люк.