Но скоро это изменится. В страну поступала информация. Допустив в страну коммерцию, основанную на свободной торговле, правительство КНР было вынуждено согласиться с установкой сети телефонных линий. Многие линии были подсоединены к телефаксам, а ещё больше линий связано с компьютерами, так что теперь в стране циркулировало целое море информации. «Интересно, – подумал Вайс, – отдаёт ли себе отчёт правительство, каковы последствия этого. Наверно, не отдаёт». Ни Мао, ни Маркс не понимали, насколько мощным оружием является информация, потому что в ней таилась Правда, стоило лишь только немного покопаться в этом море, а Правда противоречит Теории. Правда есть реальное состояние вещей, а это совсем не нравится правителям, потому что напоминает злую собаку, прячущуюся в кустах. Её можно отрицать, но только до поры до времени, потому что рано или поздно собака выскочит и вцепится тебе в зад.

Причём попытки отрицать Правду делают укус все болезненнее, потому что, чем дольше её отрицают, тем шире становятся челюсти у собаки. Мир значительно изменился после 1980 года, когда в эфире появилась компания CNN. Если до 1980 года страна ещё могла отрицать что угодно, но теперь сигналы CNN, в сопровождении голоса и реальных изображений, спускались на землю прямо со спутника. Бессмысленно отрицать подлинность фотографий или кинокадров.

Все это превратило Барри Вайса в крупье казино Информации и Правды. Он был честным крупье, иначе не смог бы уцелеть в таком казино, потому что клиенты требовали правды. В свободном рынке идей Правда всегда одерживала верх, потому что ей для подкрепления передаваемой информации ничего не требовалось. Правда гордо возвышается в море лжи, и рано или поздно ветер обрушит ненадёжные подпорки дутых теорий.

Барри гордился своей благородной профессией. Его миссия заключалась в том, чтобы сообщать о ходе истории, и, следовательно, он тоже творил историю – или, по крайней мере, помогал в этом. Из-за такого положения его боялись те, кто считал, что история принадлежит только им. Он часто улыбался при этой мысли. Накануне он немного помог прогрессу, подумал Вайс, сообщив о трагической смерти двух священников. Он не знал, к чему это приведёт. Его работа заканчивалась в момент передачи информации. Однако ему ещё предстояло сделать кое-что в Китае.

– Итак, что ещё плохое может там произойти? – спросил Райан.

– Ситуация успокоится, если у другой стороны есть хотя бы половина мозгов, – с надеждой заметил Адлер.

– А они у них есть? – спросил Робби Джексон, на мгновение опередив Арни ван Дамма.

– Сэр, на этот вопрос нельзя дать односложный ответ. Они глупые? Нет, не глупые. Но видят ли они происходящее так же, как мы? Нет, не видят. В этом и заключается фундаментальная проблема ведения дел с ними…

– Да, Клингоны, – коротко ответил Райан. – Инопланетяне из космического пространства. Господи, Скотт, как нам догадаться, что они собираются предпринять?

– Вообще-то мы на это неспособны, – ответил государственный секретарь. – У нас немало умных голов, но проблема заключается в том, чтобы все пришли к единодушному мнению по какому-нибудь вопросу, который мы считаем важным. А этого никогда не происходит, – заключил Адлер. Он нахмурился, перед тем как продолжить: – Понимаете, эти люди – короли из другой культуры. Она уже резко отличалась от нашей культуры задолго до появления марксизма, а идеи нашего старого друга Карла только ухудшили ситуацию. Они являются королями, потому что обладают абсолютной властью. Правда, существуют некоторые ограничения этой власти, но мы не совсем понимаем, что это за ограничения, и поэтому нам трудно использовать или навязать их. Они представляют собой Клингонов. Значит, нам нужен доктор Спок. У вас нет его где-нибудь?

Сидящие вокруг кофейного столика чуть улыбнулись или негромко засмеялись, что обычно сопровождало замечание, которое не является особенно смешным, но на которое нужно как-то реагировать.

– Сегодня есть что-нибудь новое от «ЗОРГЕ»? – спросил ван Дамм.

Райан покачал головой.

– Нет, агент не ежедневная передача «Доброе утро, Америка!».

– Жаль, – сказал Адлер. – Я обсудил кое-какие проблемы, поступившие от «ЗОРГЕ», с моими людьми из исследовательского отдела – я всегда ставил перед ними задачи как свои теоретические размышления, никакой конкретики…

– И? – спросил Джексон.

– И они считают, что в этом есть определённый смысл, но ставить на кон своё ранчо в споре не стоит.

На этот раз веселье было единодушным.

– В этом заключается проблема с хорошей разведывательной информацией. Она не соответствует ходу мыслей твоих собственных сотрудников – если они вообще размышляют, – заметил вице-президент.

– Это несправедливо, Робби, – сказал Райан своему вице-президенту.

– Да знаю я, знаю. – Джексон поднял руки, признавая свою вину. – Я просто не могу забыть девиз всего разведывательного сообщества: «Клянёмся вашей жизнью». Чувствуешь себя таким одиноким с истребителем, пристёгнутым к твоей спине, рискуя жизнью, исполняя повеления листка бумаги, на котором напечатана чья-то точка зрения. Ты ведь даже не знаешь парня, написавшего это, или данные, на которых основан этот приказ. – Он замолчал, помешивая свой кофе. – Знаешь, на флоте мы привыкли думать – нет, привыкли надеяться, – что решения, принятые в этом кабинете, основаны на надёжной информации. Испытываешь такое разочарование, когда узнаешь, как на самом деле все происходит.

– Робби, я помню, когда я ещё учился в школе, разразился Кубинский ракетный кризис. Я думал о том: а не взорвётся ли весь мир? Но мне всё равно нужно было перевести половину страницы проклятых галльских войн Цезаря, и когда я увидел президента на экране телевизора, то решил, что все будет хорошо. Я решил так потому, что он был президентом Соединённых Штатов и должен знать, что происходит на самом деле. Таким образом, я перевёл описание битвы с гельветами и потом спокойно спал всю ночь. Президент знает, потому что он президент, верно? Затем я сам стал президентом и знаю ничуть не больше, чем знал месяцем раньше, но каждый человек вон там, – Райан махнул рукой в сторону окна, – думает, что я всезнающий… Эллен!– позвал он так громко, что его было слышно через дверь.

Дверь открылась через семь секунд.

– Да, господин президент?

– Я думаю, что вы знаете, Эллен, – сказал ей Джек.

– Да, сэр. – Она сунула руку в карман и достала пачку сигарет «Виргиния Слимс». Райан взял одну сигарету вместе с розовой бутановой зажигалкой, спрятанной внутри пачки. Он закурил и глубоко затянулся.

– Спасибо, Эллен.

Её улыбка была откровенно материнской.

– Не стоит, господин президент. – Затем она пошла обратно в комнату секретарей, закрыв за собой резную дверь.

– Джек?

– Да, Роб?

– Это отвратительно.

– Я знаю, что я не всезнающий и не идеальный, – раздражённо признался президент Соединённых Штатов после второй затяжки. – А теперь вернёмся к Китаю.

– Они могут забыть о статусе самой благоприятствуемой нации, – сказал ван Дамм. – Конгресс подвергнет тебя процедуре импичмента, если ты обратишься с такой просьбой, Джек. И ты можешь не сомневаться, что Холм одобрит закупку Тайванем любых систем оружия, если они захотят купить их.

– С этим у меня нет никаких проблем, и я ни при каких условиях не предложу им статус наиболее благоприятствуемой нации, до тех пор, пока они не начнут вести себя, как подобает цивилизованным людям.

– В этом-то и заключается проблема, – напомнил всем Адлер. – Это они считают нас нецивилизованными варварами.

– Я предвижу неприятности, – сказал Джексон, опередив всех. Райан решил, что это объясняется его прошлым как лётчика-истребителя – эти ребята все видят заранее. – Они потеряли контакт со всем миром. Единственный способ для них вернуть уважение мира заключается в том, чтобы причинить боль. Не своему народу, разумеется, но мне чертовски ясно кому.