– А что, если я просто возьму и уйду в отставку? – спросил Джек, глядя в потолок. – Если я не в состоянии заставить весь этот бардак начать работать, тогда почему я, чёрт возьми, оказался здесь?

– Ты оказался здесь, потому что какой-то пилот японского «Боинга-747» решил прорваться на праздник, проходивший в палате представителей пятнадцать месяцев назад.

– Пожалуй, Арни, но я всё равно чувствую себя проклятым мошенником.

– Ну что ж, по моим старым стандартам ты и есть мошенник, Джек.

Райан поднял голову.

– Старым стандартам?

– Даже когда Боб Фаулер занял губернаторский кабинет в Огайо, Джек, даже он не пытался вести честную игру так отчаянно, как ты, и система тоже проглотила Боба. Ты ещё не поддался ей, и это мне нравится в тебе. Более конкретно, именно поэтому Джо Ситизен[11] любит тебя. Им может не нравиться твоя позиция, но все знают, что ты стараешься изо всех сил, и они уверены, что ты не подвержен коррупции. Ты действительно не подвержен ей. А теперь вернёмся к социальному страхованию.

– Я сказал Джорджу, чтобы он собрал небольшую группу, взял с них клятву о неразглашении, поручил им обдумать рекомендации – больше чем одну, – и по крайней мере один из них должен находиться полностью вне её пределов.

– Кого поставили во главе группы?

– Марка Ганта, технического специалиста Джорджа.

Глава администрации Белого дома на мгновение задумался.

– Это хорошо, что ты хранишь эту группу в секрете. На Холме[12] его не любят, считают самоуверенным умником.

– А они не такие? – спросил «Фехтовальщик».

– Ты наивный человек, Джек. Ты старался, чтобы в состав конгресса вошли люди, далёкие от политики. Нужно сказать, что ты наполовину добился успеха. Многие из них самые обычные люди, но ты не принял во внимание соблазнительную природу жизни в выборной правительственной системе. Деньги здесь не такие уж и большие, зато сопутствующие блага велики, и многие люди любят, чтобы с ними обращались как со средневековыми принцами. Кроме того, многим нравится навязывать миру свою волю. Люди, которые входили раньше в состав конгресса, те, кого японский пилот изжарил в креслах, тоже начали свою деятельность как очень хорошие парни, но природа их работы состоит в том, чтобы совращать и захватывать в свои объятия. Фактически ты ошибся в одном: ты позволил им сохранить прежних помощников и секретарей. Если говорить честно, то я считаю, что проблема на Холме коренится именно в персонале помощников, а не в боссах. Представляешь, тебя постоянно окружают десять или больше подхалимов, которые все время твердят, какой ты великий. Постепенно ты и сам начинаешь верить в эту чепуху.

– Только не пытайся сделать это со мной.

– Не в этой жизни, – заверил его Арни и встал, собираясь уходить. – Пусть министр Уинстон держит меня в курсе дела по проекту о социальном страховании.

– Никакой утечки информации, – решительно заявил Райан, обращаясь к главе своей администрации.

– Я? Утечка от меня? Разве это случалось? – ответил ван Дамм с широко распростёртыми руками и невинным лицом.

– Да, Арни, я имею в виду тебя. – Когда дверь закрылась, президент подумал о том, какой великолепный разведчик мог бы получиться из Арни. Он лгал настолько правдоподобно, что его можно сравнить с доверенным лицом из числа духовенства, и он мог удерживать одновременно у себя в голове самые разные противоречивые мысли, уподобившись лучшим цирковым акробатам, тем, кто никогда не падал на землю. В настоящее время Райан являлся президентом, но его глава администрации был единственным человеком, унаследованным от Боба Фаулера через посредство Роджера Дарлинга, человеком, которого невозможно заменить…

И тем не менее Джек задумался над тем, до какой степени глава администрации Белого дома манипулирует его действиями. Он не может ответить на этот вопрос, гласил правдивый ответ, и это беспокоило президента. Он доверял Арни, но доверял потому, что ему приходилось доверять главе своего аппарата. Джек понимал, что не может обойтись без него… но было ли это хорошо?

Скорее всего нет, признался себе Райан, проверяя список встреч, назначенных на сегодня. С другой стороны, пребывание в Овальном кабинете тоже ему не нравилось. В худшем случае Арни был ещё одной проблемой в Белом доме, жизнь в котором вызывала у Райана отвращение, а в лучшем – Арни являлся скрупулёзно честным, постоянно занятым работой и посвятившим ей всю свою жизнь государственным служащим.

Москва на восемь часов опережает Вашингтон по времени, что представляло собой источник постоянного недовольства для дипломатов, которые или отставали на день, или настолько нарушали ритм своих биологических часов, что не могли потом должным образом исполнять свои обязанности. Это было особенно тяжело для русских, потому что к пяти или шести часам вечера они успевали выпить несколько стопариков водки, и, принимая во внимание относительную скорость всех дипломатических мероприятий, в Москве уже наступала ночь, когда американские дипломаты заканчивали свои «рабочие ланчи» и посылали демарши, коммюнике или просто письма, содержащие ответы на запросы, сделанные русскими накануне. Разумеется, в обеих столицах работали «ночные смены», задачей которых было читать и оценивать полученную дипломатическую информацию, но такие смены обычно состояли из младшего звена дипломатов или в лучшем случае из дипломатов, продвигающихся наверх, но ещё не достигших влиятельных должностей. Перед ними всегда стоял выбор: стоит ли будить босса по случаю получения ночного звонка или отложить до утра сообщение, о котором следовало немедленно информировать министра или секретаря. Не одна дипломатическая карьера сгинула или резко взмыла вверх из-за таких мнимых пустяков.

В данном случае риску подвергалась не дипломатическая карьера. Сейчас было шесть пятнадцать весеннего русского вечера, солнце все ещё находилось высоко в небе.

– Да, Паша? – сказал капитан Провалов. Подполковник Шабликов поручил ему вести допрос Клусова. Это дело было слишком важным для того, чтобы передать его кому-нибудь другому – к тому же он никогда по-настоящему не доверял Шабликову: от подполковника слишком явно исходил запах коррупции.

Павел Петрович Клусов вряд ли мог служить рекламой качества жизни в новой России.

При росте в сто шестьдесят пять сантиметров он весил почти девяносто килограммов, причём основная часть питательных калорий поступала в его тело в жидкой форме. Он плохо брился, даже когда ему это приходило в голову, а его дружба с мылом была менее тесной, чем следовало. Зубы Клусова был жёлтыми и неровными от редких контактов с зубной щёткой и излишнего курения дешёвых российских сигарет без фильтра. Ему было примерно лет тридцать пять, и шансы достижения сорока пяти равнялись фифти-фифти, по оценке Провалова. Разумеется, это будет не такой уж большой утратой для общества.

Клусов был мелким вором, ему недоставало таланта – или храбрости – даже для того, чтобы стать крупным нарушителем закона. Но он был знаком с теми, кто составлял эту категорию, и, по-видимому, кружился вокруг них, подобно маленькой дворняжке, выполняя мелкие поручения, как, например, сбегать за бутылкой водки, подумал капитан милиции. Зато у Клусова были уши – обстоятельство, которое многие люди, особенно преступники, почему-то не замечали.

– Авсеенко убили двое из Санкт-Петербурга. Мне неизвестны их имена, но думаю, что они были наняты Климентием Ивановичем Суворовым. Наёмные убийцы – бывшие солдаты спецназа, служившие раньше в Афганистане, им, по-моему, где-то под сорок. Один из них блондин, второй рыжий. После того как эти парни убили Гришу, оба улетели обратно в Питер ещё до полудня.

– Молодец, Паша. Ты видел их лица?

Клусов покачал головой.

– Нет, гражданин капитан. Я узнал об этом от… одного знакомого, которого встретил в какой-то забегаловке. – Клусов закурил следующую сигарету от окурка предыдущей.