Антрос чувствовал, что, пусть служители Округлой башни и не глядят на них, они внимательно ловят каждое слово, и верны они скорее Димитре, чем ему — их новому господину. Лексиканию не было дела до запутанной иерархии и правил кровных рабов, однако он не собирался терпеть неуважение.

— Значит, я переоценил тебя, ведь даже самый юный рубрикатор может запомнить обряды созыва. Что за абсурдная причина заставила тебя подать такой сигнал?

— Предсказания были предельно ясны, — сказала Димитра, подняв на него глаза, похожие на кремниевые диски.

— Ты хотела сказать: предсказания были предельно ясны, лексиканий! — прорычал Антрос.

— Простите меня, мой господин, — ответила она севшим голосом. — Знамения были предельно ясны, лексиканий. В Остенсорио[5] образовался психический разлом. Предупреждение пришло к нам от высшей инстанции, самого лорда Рацела. Нам следует запечатать ворота и удостовериться, что никто не выйдет из башни и не войдет в нее.

— Рацел? О чем ты говоришь? — Антрос недоверчиво покачал головой, услышав имя приближенного Мефистона. — Психический разлом прямо в Аркс Ангеликум? Внутри либрариума? Покажи мне.

Димитра медленно достала связку тонких пергаментных свитков, бережно скрепленных восковыми печатями. На безволосой макушке женщины словно рос лес обрамленных медью линз, десятков устройств всех форм и размеров, закрепленных на металлическом гребне. И они двигались, пока Димитра мучительно медленно осматривала документы, вчитываясь в каждую страницу и перелистывая их длинными морщинистыми пальцами. Наконец она подняла один свиток и воспользовалась механическим лорнетом, чтобы прочесть внимательнее. Тот зажужжал и щелкнул, опустившись перед глазами и сфокусировавшись на пергаменте. Гор кивнула, передав документ Антросу.

— Похоже, прямо сейчас проводится кровавый обряд, но не в соответствии с ожиданиями лорда Рацела.

— Лишь самых старших представителей либрариума допускают в Остенсорио. — Антрос покачал головой. — Рацел проследил бы за тем, чтобы все шло как надо.

Взгляду его улучшенных зрачков предстали плавные глифы и руны. Луций не сомневался, что схоластка неправильно истолковала знамения. Лишь самым могущественным из библиариев дозволялось проводить обряды в Остенсорио: сама мысль, что они могли потерять контроль, казалась смехотворно нелепой. Но затем в голову лексиканию пришла другая мысль. Каким бы нелепым ни было это сообщение, оно позволяло ему избавиться от утомительной рутины обязанностей в башне, а возможно, даже узнать что-нибудь о Мефистоне. Он запихнул пергамент в висящий на поножах мешок и обернулся к толпе.

— Я нанесу краткий визит в Остенсорио. Возвращайтесь в свои скриптории и продолжайте работать.

Никто из слуг не осмелился посмотреть на него, но в сознании их промелькнуло облегчение. Писцы ненавидели, когда что-то мешало им трудиться, и редко покидали башню.

Сервы и сервиторы начали поспешно расходиться, шелестя старыми одеждами.

Антрос же сошел с кафедры и зашагал по камням через скриптории, калефактории[6] и библиотеки Округлой башни, а затем вошел в главное здание через восточные врата. Луций пересек парящий мост, называемый Копьем Сангвиния; теперь путь его пролегал через бесчисленные комнаты писцов, сакрариумы[7] и реликварии Сагрестии. Все это время он слышал звон колоколов. Наконец лексиканий ступил в старейшие залы либрариума — в темные и узкие коридоры с потрескавшимися крылатыми статуями, чьи скрещенные мечи образовывали арки. Туда же спешили кровные рабы из других частей либрариума, и на лицах их Антрос вновь увидел смятение и нелепое исступление. Никогда прежде он не сталкивался ни с чем подобным.

Антрос нахмурился и недовольно заворчал: в тенях под одной из статуй слонялся без дела жрец из Адептус Министорум. Вот уже несколько месяцев, как на Ваал прибыли восхищенные паломники из Кронийского сектора, на взгляд Антроса, странные даже по меркам Экклезиархии. В бело-золотистых одеяниях не было ничего необычного, но вот кожа их была покрыта свинцовыми белилами, а вокруг глаз нанесены румяна, отчего в зависимости от освещения лица паломников казались либо зловещими, либо нелепыми. С собой бледнолицые фанатики носили знамена, украшенные изображением ангела. До Антроса доходили слухи, что и стяги, и окрашенные лица служили данью уважения Властелину Смерти. Если так, то это оскорбляло достоинство старшего библиария; но, как ни странно, совет ордена допустил небольшую группу пилигримов и в либрариум. Прежде Луций о таком не слышал, но говорили, что приказ отдал сам Мефистон. Впрочем, суетившийся возле статуи фанатик, похоже, не понимал, какую ему оказали честь, — он молился и вопил самым неподобающим образом, прося дать ему увидеть старшего библиария хотя бы краем глаза. Конечно, сам Властелин Смерти не прохлаждался в либрариуме, да и едва ли паломник узнал бы своего идола, даже если бы тот прошел совсем рядом.

Наконец Антрос добрался до северных врат Остенсорио и остановился, улыбнувшись при виде огромных створок. Они представлялись истинным чудом. Алые глыбы ваальских скал многометровой высоты, покрытые мерцающими, похожими на капли крови камнями, высеченными в Круоровых горах. Их покрывали образы, запечатлевшие детство самого Сангвиния и его первую встречу с Богом-Императором.

Но улыбка Луция померкла, когда он увидел боевых братьев из четвертой роты, собравшихся у подножия ступеней перед огромными вратами. Два отделения космодесантников в полной боевой экипировке нависали над метавшимися между сооружениями кровными рабами. Казалось, свои покрытые прекрасной гравировкой болтеры воины держат небрежно и беззаботно, но одного взгляда на безликие забрала их шлемов было достаточно, чтобы ощутить, что смотришь в лицо смерти.

Антрос пошел к возглавлявшему их капитану — единственному воину, что стоял, сняв шлем и закрепив его магнитами на боку.

Суровое лицо офицера выглядело так же, как и у героев, высеченных на алых вратах позади. Он казался столь же нечеловечески совершенным, как и сам Луций, но в нем также была уверенность, достойная ветерана, которой сам лексиканий пока не ощущал. О смертности капитана напоминал лишь широкий рваный шрам, рассекавший его левую щеку по диагонали от правого уголка рта.

— Капитан Ватрен, — поприветствовал его Антрос, поднявшись по ступеням.

— Лексиканий Антрос! — пророкотал космодесантник, кивнув в ответ. Даже без шлема его голос гудел, как набат.

Они встретились во время очищения Термин, но капитан никогда не вспоминал об этой войне.

— До меня в Округлой башне дошли странные вести, — заговорил Антрос. Он не был уверен, что сможет убедить офицера впустить себя, но решил попытаться. — Согласно предсказаниям, эпистолярию Рацелу нужна моя помощь.

Капитан приподнял бровь:

— Если мои учителя действительно собрались здесь, сообщите лорду Рацелу, что я…

Капитан поднял руку, призывая его к молчанию, словно обычного слугу, и Антрос с трудом удержался от того, чтобы не огрызнуться.

Ватрен смотрел вдаль, пока у него в ухе звучал треск вокс-бусины. Похоже, офицер был явно удивлен услышанным посланием.

— Да, — сказал он. — Лексиканий из Округлой башни, Луций Антрос. Он уведомлен о происходящем.

Вслушиваясь в треск, капитан кивнул:

— Да он прямо передо мной. Хорошо.

После секундного колебания он отступил в сторону и взмахом болтера показал Антросу на проход внутрь, а затем взял его за руку.

— Будь осторожен, брат, — сказал Ватрен, тревожно глядя на Остенсорио. — На твоем месте я бы ждал в Ауранской часовне и не высовывался. — Ангел скривился от отвращения. — Насколько я слышал, лорд Рацел занят чем-то… необычным.

Антрос не удивился ни словам капитана, ни его тону, ведь мало кого в ордене не тревожили мистерии и тайны либрариума. Потому Луций лишь кивнул и пошел дальше.