— Я знала, что все получится, — сказала она, тепло обняв девочку, — ведь они глупцы, а я — нет. — Она присела, выковыряла из зубов застрявший кусочек еды и задумчиво посмотрела на него в ярком свете. — И тебе следует помнить, Дхармия, что в королевстве глупцов властвует тот, кто не глуп.

Дхармия рассмеялась еще громче и вытерла слезы, размазав грязь по загорелому лицу.

— И что же ты намерена делать дальше, о великая неглупая?

Один из ополченцев, фанатик с дикими глазами, сжимающий цепной меч, протолкался между остальных. Это был низколобый громила с лицом, похожим на гранитную плиту.

— Ты слышала, что он сказал, Ливия? — пробасил мужчина. — Кровавые Ангелы. Направляются сюда. И им нужен клинок. Мы знали, что отступники собирались украсть его, но теперь его хотят заполучить еще и Адептус Астартес.

Ливия повернулась к нему с игривой улыбкой:

— Принц поведал больше, Абдерос. Разве ты не слушал его?

— Я не вслушивался в каждое его про… — Мужчина облизнул губы, побагровев от гнева.

— Вольгатис, — сказала Дхармия, ухмыляясь.

— Верно. Ливия подмигнула девочке. — И почему Принц идет к Вольгатису?

— Потому что там клинок! — воскликнула Дхармия.

— Умница. — Ливия поцеловала ее в лоб, размазав кровь и грязь. — Увы, я не могу дать тебе попугайских крыльев, Дхармия, но можешь считать себя моим новым генералом.

Девочка рассмеялась, выхватила сломанный меч у мертвого драгуна и начала прыгать от трупа к трупу, разя им воображаемых врагов.

Ливия поднялась на разбитое орудие, глядя на собирающихся вокруг ополченцев.

— Пусть блестящий отступник зовет себя принцем, и да, он в самом деле очень красив. Пусть за его спиной драгуны Хесбона, пусть он может сиять, пока другие делают грязное дело, но путь этой раздутой армии до Вольгатиса будет трудным и долгим. Вспомните, где находится Вольгатис. Они замерзнут до полусмерти еще до того, как доберутся до вершины горы, а стоит им приблизиться к вратам на километр, как они попадут под обстрел. — Она подняла бровь. — Нас же встретят с распростертыми объятиями.

Абдерос скривился, пытаясь скрыть страх гневом:

— И, если мы доберемся до клинка, нас будут искать Ангелы Смерти. — Он махнул цепным мечом. — Что толку от нашего оружия против них?

— Может, ты и прав, — пожала плечами Ливия. — Может, нам всем стоит просто разойтись по домам, Абдерос? Ведь нас могут ждать опасности. Кроме того, если Кровавые Ангелы захватят Окаменелый меч, то наверняка найдут ему применение в битве — другой, пока не потеряют или не сломают. — Женщина постучала по голове. — Подумай, Абдерос! Это Адептус Астартес, Ангелы Смерти. Едва ли им будет интересен наш обет о сохранении клинка самого Императора. Они не поймут, почему нужно хранить его святость, оберегать здесь, на Дивинусе Прим. И заберут его на войну. — Она внезапно заговорила серьезно. — Ты принес обет защищать Окаменелый меч до возвращения Императора. — Ливия подняла брови. — Разве нет?

Тот покрутил головой, разминая шею.

— Я не забыл своей клятвы, Ливия, — проворчал он, тыча окровавленным мечом ей в лицо. — Но будет ли клинок в безопасности, если мы унесем его из Вольгатиса? Этот монастырь был построен для защиты клинка, и серафимы веками хранили его. Будет ли он в безопасности, пока мы будем пробираться через Тамарские горы с Кровавыми Ангелами на хвосте?

— Вольгатис обречен, — ответила Ливия, мягко улыбаясь, словно обращалась к неразумному ребенку. — Принц уже ведет туда свою армию отступников. Путь через горные перевалы будет для них тяжелым, но Вольгатис падет. Половина планеты приняла его ложь. Другая же съежилась в Мормоте, ожидая, пока архикардинал вымолит право вытащить голову из песка. И теперь, похоже, Кровавые Ангелы украдут клинок раньше отступников. Мы — последняя надежда Императора. — Улыбка исчезла с лица женщины, окинувшей взглядом своих последователей. — Подумайте об этом. Мы — единственные Дети Обета, которые хотят и могут сдержать обещание. Серафимы верят, что Вольгатис неприступен. Верят, что смертным не взять его штурмом. Они будут думать так, даже когда еретики отправятся к Терре с клинком в заплечном мешке. Вы слышали Принца. Он намерен унести его с Дивинуса Прим. Нам уготовано спасти клинок. Если этого не сделаем мы, то не сделает никто. Вы знаете, что это так.

Ливия снова пожала плечами:

— Но я понимаю твой страх, Абдерос, там ведь будет немного опасно. — Она повернулась к маленькой девочке. — Дхармия, а что думаешь ты? Может, тоже хочешь пойти домой?

Та прекратила прыгать среди развалин, но ее голос по-прежнему звучал безмятежно:

— Обет — мой дом. — Она посмотрела в небо. — Если мы подведем Императора, что у меня останется?

Абдерос посмотрел на девочку, а затем опустил цепной меч и кивнул, выглядя пристыженным.

— Эти Кровавые Ангелы… — Ливия криво улыбнулась ему. — Как думаешь, насколько они круты?

Абдерос свирепо оскалился в ответ, но его мрачное выражение смягчилось при виде полных умиления и надежды взглядов братьев.

— Чтоб вас! — проворчал он и ухмыльнулся, услышав в ответ хохот.

Дхармия перескочила через обломки и сделала вид, что хочет ткнуть Абдероса сломанным мечом.

Ливия улыбнулась, показав на ворота:

— К Вольгатису, мои храбрые недураки! Приходить всегда стоит до того, как засвистят пули.

Исповедник Зин вступил в Остенсорио с самодовольством торжествующего короля. Его окружала свита жрецов и слуг с выбеленными лицами, несущих удивительное собрание реликвий. Идущие впереди священники размахивали кадилами, отчего все, что было позади них, скрывалось в клубах благовоний; к тому моменту, как появился сам Зин, дыма было столько, что исповедник показался призраком, явившимся из загробного мира. Зин восседал в огромном позолоченном паланкине, отполированном столь тщательно, что он сиял, отражая свет бесчисленных горящих свечей. Над головой исповедника развевалось поражающее воображение множество знамен и штандартов, каждый из которых изображал ангельскую фигуру, сжимающую меч. Некоторые церковники сгибались под весом обнаженных флагеллянтов, висевших на длинных деревянных столбах; исхудалые конечности были прибиты гвоздями к грубой коре: на белые лица священнослужителей падали капли крови, растекаясь яркими пятнами. При этом флагеллянты звонили в колокола и били в цимбалы, создавая противное дребезжание.

Впереди этой пестрой процессии в центре пустого зала собралась куда более мрачная группа людей. Мефистон терпеливо ждал перед медной дароносицей, такой же невозмутимый и неподвижный, как разбитые бюсты под его ногами. Он казался безупречным. Причудливые доспехи были отполированы до тусклого блеска, а руки покоились на рукояти Витаруса — темного и бездеятельного, ведь кровопролития не ожидалось. С одной стороны от Мефистона стоял его приближенный, гордый эпистолярий Рацел, с другой — выглядящий нетерпеливым лексиканий Антрос. За ними ровными рядами выстроилось два отделения Кровавых Ангелов из Четвертой роты во главе с капитаном Ватреном. За спинами членов тактических отделений высился технодесантник, оснащенный аугметикой и причудливыми механизмами Адептус Механикус настолько, что казался механическим жуком, маячащим в тенях. Шлем его почти скрывался за измерительными приборами, брони почти не было видно за массивными сервоклешнями и сверлами толщиной с талию смертного. Также здесь присутствовал сангвинарный жрец, вооруженный богато украшенным цепным мечом и зловещего вида медицинскими инструментами, которые выдавали в нем хранителя геносемени ордена.

Все космодесантники были одеты по-военному, в полном боевом облачении и с грозным оружием в руках. Среди них был и смертный: пребывающий без сознания пресвитер Кохат, чье изнуренное тело приковали к краю дароносицы Карпус тяжелыми металлическими цепями. Священник был обнажен, тело его покрывала сложная сеть символов и рун. Из его черепа тянулись провода, исчезавшие глубоко в дароносице.